— Семнадцать миллионов долларов. Мы потеряем их, если сейчас же не поднимем самолет в воздух, — ответил я.Наконец меня соединили с Эймосом.— Когда ты думаешь поднять «Центурион» в воздух? — спросил я.— Дела сейчас идут хорошо, как раз заканчиваем отделку. Думаю, что в сентябре или в начале октября.— Что осталось?— Мелочи. Подгонка, полировка, затяжка, ну ты знаешь.Я знал. Небольшая, но очень важная работа, занимающая много времени. Но на самом деле ничего такого, без чего самолет не мог бы взлететь.— Подготовь самолет, завтра я полечу на нем.— Ты рехнулся? У него даже топлива нет в баках.— Заправь.— Но фюзеляж еще не прошел водные испытания, — закричал Эймос. — Откуда ты знаешь, может, он затонет сразу.— Значит, испытай. У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы убедиться, что эта штука может плавать. Если тебе нужна помощь, то я прилечу вечером.Этот проект не сулил прибыли и не оплачивался правительством. Это были мои собственные деньги, и мне совсем не улыбалось потерять их.За семнадцать миллионов «Центурион» полетит, даже если мне придется поднять его с воды голыми руками. 3 Я велел Роберу отвезти меня на ранчо, где принял душ и переоделся перед отлетом в Сан-Диего. Я уже уходил, когда зазвонил телефон.— Это вас, мистер Джонас, — сказал Робер. — Макаллистер.Я взял трубку.— Да, Мак.— Извини, что беспокою тебя, Джонас, но дело очень важное.— Короче.— Только что со студии звонил Боннер. В конце месяца он уходит в «Парамаунт». Он договорился с ними, что будет делать только дорогостоящие фильмы.— Предложи ему денег.— Предлагал, но он отказывается.— А что записано в его контракте?— Контракт заканчивается в конце месяца, так что если он решит уйти, мы не сможем его удержать.— Ну и черт с ним тогда. Пусть уходит.— Но мы в тупике, — со значением сказал Макаллистер. — Надо искать руководителя студии. Компания не может действовать, если некому делать фильмы.В его словах не было ничего нового. Такая потеря, что Дэвид Вулф не вернулся с войны — вот на кого я мог бы положиться. У него было такое же чутье на фильмы, как у меня на самолеты. Но он погиб под Анцио.— Я сейчас улетаю в Сан-Диего, — сказал я. — Дай мне немного подумать. Послезавтра мы обсудим это у тебя в кабинете в Лос-Анджелесе.Сейчас мне хватало других, более важных забот. Один «Центурион» стоил почти столько же, сколько годовое производство фильмов.Мы приземлились в аэропорту Сан-Диего около часу. Оттуда я сразу взял такси и поехал на небольшую верфь, которую мы арендовали рядом с морской базой. Верфь была освещена. Я улыбнулся. Это работа Эймоса. Он собрал ночную команду, и работа шла полным ходом, несмотря на нарушение правил светомаскировки.Я подошел к старому лодочному гаражу, который мы использовали как ангар. В этот момент раздался крик:— Дорогу!Сначала из ангара показался хвост «Центуриона», самолет напоминал гигантского страшного кондора, летящего задом. Фюзеляж, похожий на жирную свинью, двигался по направлению к воде. Из ангара раздался сильный шум, и меня чуть не сбила с ног толпа людей, выкатывавших самолет. Не успел я очухаться, как они уже подкатили самолет к кромке воды. В толпе я заметил Эймоса, который орал не меньше других.Раздался мощный всплеск, и «Центурион» плюхнулся в воду. Голоса внезапно смолкли, когда хвост самолета погрузился в воду и три больших руля почти скрылись под водой. Потом снова раздались торжествующие возгласы — самолет выровнялся и спокойно закачался на поверхности воды. Он начал разворачиваться и отплывать от верфи. Заскрежетали большие лебедки, подтягивавшие его обратно. Крики не смолкали. Я подошел к Эймосу.— Что вы, черт возьми, делаете? — заорал я, пытаясь быть услышанным.— То, что ты сказал, — испытываем «Центурион» на воде.— Идиот! Ты ведь мог утопить его. Почему ты не воспользовался испытательной камерой?— Не было времени. Камеру я смог бы достать самое раннее через три дня, а ты сказал, что собираешься взлетать завтра.Лебедки наполовину втянули самолет обратно на стапель, нос машины торчал из воды.— Подожди здесь, — сказал Эймос. — Я дам задание людям, у них тройная оплата.Он поспешил к тому месту, где рабочие уже установили трап. Эймос ловко, словно ему было вдвое меньше лет, вскарабкался по трапу, открыл дверь рядом с кабиной и исчез внутри самолета. Через минуту я услышал шум мотора, и откидной борт опустился, образовав проход в носовой части, достаточно широкий, чтобы в него мог въехать танк. Вскоре Эймос появился наверху пандуса.— Отлично, ребята, — сказал он. — Вы знаете, что надо делать, пошевеливайтесь. Мы платим втрое не за разговоры.После чего вернулся ко мне, и мы направились в его кабинет. На столе в кабинете стояла бутылка виски. Эймос достал из стенного шкафа два бумажных стаканчика и принялся разливать виски.— Ты действительно собираешься лететь завтра? — спросил он. Я кивнул. — Я бы не полетел, — сказал Эймос. — То, что эта игрушка плавает, еще не значит, что она полетит. Там еще много всего, в чем нет полной уверенности. Но даже если она и взлетит, нет никакой гарантии, что удержится в полете. Она может рассыпаться на куски прямо в воздухе.— Вот уж совсем ни к чему, — сказал я. — Хотя лететь мне в любом случае придется.Эймос пожал плечами.— Ты босс, — сказал он, протягивая мне один стаканчик, а другой поднося к губам. — Удачи тебе. * * * В два часа следующего дня мы еще не были готовы. Правый бортовой двигатель номер два гнал масло, как фонтан, каждый раз, когда его запускали, и мы никак не могли обнаружить причину утечки.— Надо откатить самолет в мастерскую, — сказал Эймос.— Сколько это займет времени?— Часа два-три, если повезет и мы сразу обнаружим неисправность. Но лучше всего оставить его там до завтра.Я посмотрел на часы.— Нет нужды. До пяти у нас еще три часа светлого времени, — сказал я и, направившись в контору, добавил: — Вздремну немного у тебя в кабинете на диване. Как будет готово, сразу пришли за мной.Однако уснуть в этом шуме и грохоте оказалось довольно сложно. Зазвонил телефон, и я встал, чтобы взять трубку.— Алло, папа? — раздался голос Моники.— Нет, это Джонас, я позову его.— Спасибо.Оставив трубку на столе, я пошел за Эймосом. Когда мы вернулись, он взял трубку, а я снова растянулся на диване. Услышав голос дочери, Эймос бросил на меня внимательный взгляд.— Да, я сейчас занят. — Некоторое время он молчал, слушая Монику, потом улыбнулся. — Чудесно. А когда ты уезжаешь?.. Тогда я как только закончу работу, вылечу в Нью-Йорк. Мы отметим это дело. Поцелуй за меня Джо-Энн.Он положил трубку и, подойдя ко мне, сказал:— Это Моника.— Я знаю.— Она сегодня уезжает в Нью-Йорк. Хардин назначил ее главным редактором «Стиля» и велел немедленно быть на месте.— Очень хорошо, — сказал я.— Джо-Энн она тоже берет с собой. Ты ведь уже давно не видел девочку, да?— Пять лет, с того момента, как ты увел их обеих из моего номера в Чикаго.— Ты должен повидать ее, она очень похорошела.Я посмотрел на него — Эймос Уинтроп в роли любящего деда?..— Эймос, а ты, похоже, изменился, не так ли?— Человек рано или поздно прозревает, — смущенно сказал Эймос. — Начинает понимать, что совершил много глупостей и причинил много боли людям, которых любил. И если он не последний подлец, то ему надо попытаться исправить свои ошибки.— Я тоже слышал об этом, — саркастически заметил я. У меня не было настроения выслушивать нравоучения старого ублюдка, пусть даже и изменившегося. — Мне говорили, что обычно это происходит тогда, когда такой человек уже не в силах кого-нибудь трахнуть.Старикан разозлился, и я узнал в нем прежнего Эймоса.— Мне надо многое тебе сказать.— Напри мер, Эймос?— Все готово для установки двигателя, мистер Уинтроп, — раздался в дверях голос кого-то из персонала.— Буду через минуту, — ответил Эймос и снова повернулся ко мне. — Напомни мне завтра об этом после полета.Я усмехнулся ему вслед. Не такой уж он святой, чтобы его не в чем было упрекнуть. Я сел и принялся отыскивать под диваном ботинки.Когда я вышел из кабинета, двигатель уже был запущен, работал он четко и мягко.— Похоже, что теперь все в порядке, — сказал Эймос, оборачиваясь ко мне.Я посмотрел на часы — половина пятого.— Тогда начинаем. Чего еще ждать?Эймос взял меня за руку.— Мне действительно не удастся переубедить тебя?Я покачал головой. Семнадцать миллионов были серьезным аргументом. Он поднес рупором руки ко рту и крикнул:— Всем, за исключением летной команды, покинуть самолет.Двигатель замолк, и воцарилась тишина. Через несколько минут последний рабочий покинул самолет через откидной борт. Из маленького окна кабины выглянул человек.— Приказание выполнено, мистер Уинтроп, — сказал он.Мы с Эймосом через откидной борт попали в грузовой отсек, по маленькому трапу поднялись в пассажирский салон и прошли в кабину. Там сидели трое молодых людей.— Позвольте представить вам экипаж, мистер Корд, — сказал Эймос. — Справа Джо Кейтс — радист, в центре Стив Яблонски — инженер правого борта, двигатели один, три, пять, слева Барри Голд — инженер левого борта, двигатели два, четыре, шесть. За них можете не беспокоиться, все они ветераны флота и знают свою работу.Мы обменялись рукопожатием, и я снова повернулся к Эймосу.— А где второй пилот и штурман?— Здесь, — ответил Эймос.— Где?— Это я.— Черт возьми...Уинтроп улыбнулся.— Разве кто-нибудь знает эту крошку лучше меня? Я ведь больше полугода спал с ней каждую ночь, так что у меня больше прав на первый полет, чем у кого бы то ни было.С этим нельзя было не согласиться. Я знал, что сейчас чувствует Уинтроп, такое же чувство испытал вчера я, когда собирался лететь на своем самолете.Я опустился в кресло пилота.— По местам, ребята.— Есть, сэр.Я улыбнулся про себя. Все в порядке, это были флотские парни. Я посмотрел на инструкцию на приборной доске.— Закрыть откидной борт.Внизу заработал двигатель. Через несколько минут на приборной доске вспыхнула красная лампочка и двигатель отключился.— Борт поднят, сэр.— Запустить первый и второй двигатели, — сказал я, щелкнув тумблерами запуска двигателей. Большие двигатели чихнули и выпустили облака черного дыма. Винты начали медленно вращаться. Когда двигатели набрали обороты, винты мягко засвистели.— Правый борт двигатель один, режим нормальный, сэр.— Левый борт двигатель два, режим нормальный, сэр, — отрапортовали бортинженеры.Следующий пункт инструкции был мне незнаком. Вот уж, действительно, не самолет, а корабль с крыльями.— Отдать концы, — скомандовал я.Сидящий справа от меня Эймос протянул руку и нажал рычаг сброса тросов. На панели передо мной загорелась еще одна красная лампочка, и «Центурион» соскользнул в воду. Машина слегка погрузилась, нам был слышен плеск воды о нос самолета. Я наклонился и повернул штурвал. «Центурион» медленно развернулся и начал двигаться в направлении открытого моря. Я взглянул на Эймоса, он улыбнулся мне.Я улыбнулся в ответ. Начало было положено, мы, по крайней мере, плыли. 4 Волна ударила в нос самолета, и брызги долетели до окна кабины. Я как раз дошел до последнего пункта инструкции. Их было почти сто. Казалось, минуло уже несколько часов с того времени, как мы стартовали. Я бросил взгляд на часы, на самом деле прошло всего шестнадцать минут. Я взглянул в окно. Шесть больших двигателей работали ровно, на винтах сверкали солнечные лучи и брызги. Кто-то тронул меня за плечо, я обернулся и увидел радиста с надувным спасательным жилетом в одной руке и парашютом — в другой.— Снаряжение на случай аварии, сэр.Я посмотрел на него. Сам он уже надел снаряжение, то же самое сделали и два его колени.— Положите за кресло.Бросив взгляд на Эймоса, я увидел, что он тоже надел жилет и теперь пристегивал ремни парашюта. По его лицу было видно, что чувствует он себя не очень удобно. Он посмотрел на меня.— Тебе тоже надо надеть.— У меня своя примета. Если их не надевать, то они и не понадобятся.Эймос не ответил, только пожал плечами. Радист вернулся на свое место и пристегнул привязной ремень. Я оглядел кабину.— Все готовы?— Да, сэр, — ответили они разом.Я наклонился и щелкнул выключателем на приборной доске. Все индикаторные лампочки загорелись зеленым светом. Теперь они загорятся красным только в случае аварии.— Ну, ребята, начали.Я немного прибавил скорость. «Центурион» вздрогнул, нос его слегка зарылся в волны, потом медленно приподнялся. Теперь самолет напоминал моторную лодку с задранным носом. Я взглянул на приборы, указатель скорости показывал девяносто.До меня донесся голос Эймоса:— Расчетная скорость взлета сто десять.Я кивнул и увеличил скорость. Стрелка подползла к отметке сто, потом сто десять. Волны стучали в дно фюзеляжа, как заклепочный молот. Увеличив скорость до ста пятнадцати, я потянул ручку управления на себя.Некоторое время ничего не происходило, и я увеличил скорость до ста двадцати. Внезапно «Центурион» задрожал и, подпрыгнув с поверхности воды, буквально взмыл в воздух. Стрелка указателя скорости скакнула к отметке сто шестьдесят, рычага управления двигались легко. Я бросил взгляд в окно, поверхность воды была в двухстах футах под нами. Мы летели.— Черт побери, — выругался позади меня один из парней.Эймос обвел всех торжествующим взглядом.— Ну что, ребята, — сказал он, протягивая руку, — платите.Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Я поспорил с каждым из них на доллар, они утверждали, что эта штука никогда не поднимется с воды.Я улыбнулся в ответ. Машина медленно набирала высоту. На высоте шесть тысяч футов я развернул ее на запад, направив прямо в сторону заходящего солнца. * * * — Ей так легко управлять, как детской коляской! — радостно воскликнул Эймос со своего кресла.Я посмотрел на него, стоя позади кресла радиста, который объяснял мне действие нового автоматического прибора записи сигналов. Можно было всего один раз отправить радиограмму, а потом включить автоматику, и прибор будет посылать записанную радиограмму до тех пор, пока не сядут батареи.Лучи заходящего солнца окрасили седые волосы Эймоса в огненно-рыжий цвет, какой был у него в молодости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83