Гладя на нее, Дженни вспомнила, как фотограф взобрался на стремянку под самый потолок, чтобы оттуда делать снимки.С этой точки ее длинные ноги не влезали в кадр, поэтому фотограф велел ей лечь в другую сторону и положить ноги на изголовье кровати, обтянутое белым сатином. Затем засверкала вспышка, которая всегда ослепляла ее, и дело было сделано. На ней был строгий облегающий халат с черными кружевами, закрывавший тело от горла до щиколоток. Черные кружева подчеркивали белизну кожи. Сквозь халат угадывались соски, вздымавшие материю над выпуклыми грудями, и выступающий лобок, подчеркивавшийся положением ног. Длинные белокурые волосы спадали на край кровати, она улыбалась невидимому наблюдателю, и отблески фотовспышки в ее глазах манили.«Лайф» опубликовал эту фотографию, сопроводив ее одним единственным словом, написанным внизу, — ДЕНТОН.Это было почти год назад, в октябре сорок первого, как раз в то время, когда в Нью-Йорке шла премьера «Грешницы». Она вспомнила, какое испытала удивление, проходя рядом с Джонасом через вестибюль отеля «Уолдорф» сквозь толпу репортеров и фотографов и разглядывая собственное изображение на обложке журнала, висевшего на стенде.— Смотри, — сказала она, останавливаясь. Джонас улыбнулся. Она уже знала, что такая улыбка означает, что он особенно чем-то доволен. Он подошел к стенду и, положив монету, взял журнал. Когда они вошли в лифт, он протянул ей журнал. Она раскрыла его. Заголовок «Духовное начало в сексе» предварял текст статьи:"Джонас Корд, преуспевающий молодой человек, который делает самолеты, взрывчатые вещества, пластмассы и деньги (см. журнал «Лайф», октябрь 1939), а иногда, когда его посещает вдохновение, и художественные фильмы («Предатель», 1930, «Дьяволы в небе», 1932), предложил глубоко самобытный, в духе Де Милля, вариант истории Марии Магдалины, назвав его со своей обычной откровенностью «Грешница».Безусловно, главным фактором, обуславливающим влияние картины на зрителя, является выразительная игра молодой леди по имени Дженни Дентон, которую мистер Корд выбрал для исполнения главной роли.Не имея опыта работы в кино или в театре, мисс Дентон сумела завоевать самые глубокие симпатии зрителей. При всей бросающейся в глаза сексуальной привлекательности ее тела (37-21-36), зритель одновременно ощущает громадное духовное тепло, исходящее от нее. Возможно, из-за ее глубоких серых глаз, которые полны не свойственных ее возрасту мудрости и понимания боли, любви и смерти. В исключительно индивидуальной манере она отражает парадоксальные контрасты нашего времени — эгоистичное стремление человека к удовлетворению физических потребностей и одновременно стремление к духовным ценностям".Дверь лифта открылась. Джонас взял Дженни за руку. Она закрыла журнал, и они вышли из лифта.— Боже мой, неужели они действительно верят в это?Он улыбнулся.— Думаю, что да. Это единственный журнал, в котором нельзя за деньги поместить рекламу. Я же говорил тебе, что ты будешь звездой, — сказал Джонас, когда они входили в номер.Сразу после премьеры ей предстояло лететь в Калифорнию сниматься в новом фильме. Она бросила взгляд на сценарий, лежавший на столике перед диваном. Джонас подошел к столику, взял сценарий и полистал.— Мне он не нравится.— Мне тоже, но Морис сказал, что фильм принесет кучу денег.— Меня это не волнует, — сказал Джонас. — Я не хочу, чтобы ты снималась в нем. — Он подошел к телефону. — Соедините меня с мистером Боннером в Шерри-Незерлэнд. Морис, это Джонас, — отрывисто произнес он через некоторое время, — отмени съемку «Звездных глаз», я не хочу, чтобы Дентон снималась в этой картине.Дженни услышала в трубке возмущенные возражения Боннера.— Меня это не волнует, — сказал Джонас. — Найди кого-нибудь еще на эту роль... Кого?.. Хейворт, Шеридан, да кого хочешь И запомни, что отныне Дентон не будет играть ни в одном фильме, если я не одобрю сценарий. — Он положил трубку и повернулся к Дженни. На лице его была улыбка. — Ты слышала?— Да, босс, — улыбнулась Дженни.Фотография имела громадный успех, она была повсюду: на стенах, в витринах, на календарях и почтовых открытках. Дженни стала знаменитой, теперь она была звезда, и вот, вернувшись в Калифорнию, она узнала, что Джонас подготовил для нее новый контракт.В течение целого года, того самого года, когда был совершен налет на Перл-Харбор, она не снялась ни в одной картине. «Грешница» уже второй год шла в Нью-Йорке в кинотеатре Нормана и неизменно пользовалась успехом. Картина претендовала на звание самого кассового фильма, когда-либо созданного компанией.Дни тянулись однообразно, строго по расписанию. Не считая появлений на премьерах в различных городах, она постоянно жила на Побережье. Каждое утро она приходила на студию, где за занятиями по драматическому искусству следовал завтрак, обычно с репортерами, желающими взять интервью, а затем днем — уроки декламации, пения и танцев. Вечерами она обычно бывала одна, за исключением тех случаев, когда приезжал Джонас, тогда она проводила с ним каждый вечер.Иногда она обедала с Дэвидом и Розой Вулф. Ей нравилась Роза и прелестный малыш, который только учился ходить и носил громкое имя Генри Бернард в честь отца и дяди Дэвида. Но большую часть свободного времени она находилась в своем маленьком домике вместе с мексиканской служанкой. Она была девушкой Джонаса и оставалась ею.Только с ним она не чувствовала одиночества и бесцельности своего существования, мысль о котором все сильнее тревожила ее. Дженни начала тяготиться бездельем, ей пора было работать. Она по несколько раз перечитывала сценарии, и когда ей казалось, что она нашла что-то подходящее, она звонила Джонасу. Как всегда, он обещал ей прочитать сценарий, потом звонил через несколько дней и говорил, что это не для нее, и всегда находил причину.Однажды, в раздражении, Дженни спросила у него, зачем он платит ей деньги, если ей все равно нечего делать. Некоторое время он молчал, потом произнес спокойным, холодным тоном:— Ты не актриса, ты звезда. А звезды могут сиять только там, где все совершенно.Через несколько дней к ней зашел Эл Петрочелли, заведующий отделом рекламы.— Боб Хоуп устраивает представление для ребят в военном лагере Пендлтон, он хочет, чтобы ты выступила.Дженни отложила сценарий, который читала.— А можно? — спросила она Эла.Оба понимали, что имеется в виду.— Боннер говорил с Кордом, и тот согласился, что тебе это будет полезно. Ди Сантис подготовил для тебя номер.— Хорошо, — сказала Дженни, поднимаясь с дивана. — Было бы замечательно снова заняться делом.И вот теперь, после шести недель усиленных репетиций небольшой вступительной речи и песни, тщательно подобранной и аранжированной, чтобы наилучшим образом преподнести ее низкий с хрипотцой голос, она стояла за кулисами самодельной сцены в ожидании своего выхода. Ей было холодно, несмотря на норковое манто.Дженни приоткрыла занавес и взглянула на публику. Громкий смех пробежал по рядам солдат, она не смогла окинуть взглядом всех, поскольку задние ряды скрывала темнота. Хоуп как раз выдал одну из своих непристойных солдатских шуток, которых он никогда не позволял себе во время других гастролей. Все еще дрожа, она отошла от занавеса.— Нервничаешь? — спросил Эл. — Никогда не выступала перед такой аудиторией? Не волнуйся, все будет отлично.Внезапно Дженни вспомнила Аиду и свое выступление перед небольшой группкой преуспевающих дельцов в Новом Орлеане.— О, мне приходилось раньше выступать перед публикой. — Увидев на лице Эла удивление, она пояснила: — Когда я училась в колледже.Дженни снова стала наблюдать за Бобом Хоупом. Воспоминания немного отвлекли ее.Эл повернулся к солдату, стоявшему рядом с ним.— Вы знаете, что вам надо делать, сержант?— Я все запомнил, мистер Петрочелли.— Отлично.Эл выглянул на сцену. Номер Хоупа подходил к концу. Он снова повернулся к солдату, и в его руке, словно по волшебству, появилась бумажка в двадцать долларов.— Через минуту ее выход, — сказал он. — Бегите садитесь в первый ряд. И не забудьте, говорить надо громко и ясно.— Да, мистер Петрочелли, — сказал солдат, и двадцать долларов исчезли в его кармане.— Если все пройдет нормально, то после выступления будет еще одна такая бумажка.— В таком случае вам не о чем волноваться, меня будет слышно даже на Аляске.Эл кивнул и отошел. Хоуп как раз начал объявлять выход Дженни.— А сейчас, ребята, — сказал он в микрофон, — гвоздь нашей программы. — Он поднял руки, призывая к аплодисментам. — Та, ради которой все мы собрались здесь, включая офицерский состав. — Боб переждал раздавшийся смех и продолжил: — Когда я сообщил в Министерстве обороны, кто сюда приедет, мне ответили: «О, нет, мистер Хоуп, у нас не хватит привязных ремней для такого количества кресел». Но я переубедил их. Я сказал им, что солдаты знают, как себя вести в любой ситуации. — Снова раздался смех, но на этот раз в нем уже чувствовалось какое-то предвкушение. Хоуп поднял руки. — Итак, парни, я представляю вам...Свет неожиданно погас, и яркое пятно света выхватило из темноты голову Дженни, выходившую из-за кулис.— Пристегните ремни, парни, — закричал Хоуп. — Дженни Дентон!Публика взорвалась ревом, когда она медленно, тщательно отрепетированной походкой, вышла на сцену, закутанная в норковое манто. Оглушенная шумом, она подошла к микрофону, чувствуя, как дрожит под ногами деревянный пол. Она стояла молча, разглядывая публику, ее белокурые волосы, постриженные и загнутые внутрь, сверкали в ярком свете. Солдаты засвистели, закричали, затопали.Прошло несколько минут, пока свист, крик и топот утихли. Дженни наклонилась к микрофону.— Подождите минутку, парни, — сказала она тихим голосом, высвобождая одно плечо из-под манто. — Я сниму манто.Снова по рядам прокатился гул, когда она, неторопливо сняв манто, бросила его на сцену позади себя. Она была в облегающем, белом с алмазными блестками вечернем платье. Дженни опять наклонилась к микрофону, одна бретелька соскочила с плеча, и она быстро поправила ее.— Я чувствую себя неловко, никогда не видела сразу столько мужчин, — Солдаты восторженно закричали. — И теперь даже не знаю, что делать, — мягко сказала она.— Не делай ничего, крошка, — раздался громкий крик из первого ряда. — Просто стой там!Снова раздались восторженные крики, и Дженни, улыбаясь, повернула голову в ту сторону, откуда прозвучала реплика. Она подождала, пока шум немного стихнет.— У меня есть небольшая песенка, и я хотела бы спеть ее вам. Хотите послушать?— Да! — раздалась одновременно тысяча голосов.— Хорошо, — сказала Дженни, подходя ближе к микрофону и снова поправляя соскочившую бретельку. — А теперь представьте, что вы дома, слушаете радио. Если вы закроете глаза...— Закрыть глаза: — снова раздался голос из первого ряда. — Крошка, хоть мы и солдаты, но не сумасшедшие.Раздался хохот, Дженни беспомощно улыбнулась, и в этот момент тихонько зазвучала музыка. Пятно света сжалось, теперь оставалось освещенным только ее лицо. Наступила тишина. На студии была сделана великолепная аранжировка этой старой любовной песенки. Мелодия исполнялась на фортепьяно, духовых инструментах и скрипке, ритм задавали ударные и контрабас.Дженни начала петь, глаза ее были полузакрыты, губы сверкали.— «Я хочу, чтобы ты любил меня, — пела она с легкой хрипотцой, — и никто другой, только ты...»Ее голос потонул в реве. На секунду ей стало страшно, потому что в нем она различила едва сдерживаемую страсть. 13 Морис Боннер вошел в голливудский ресторан «Браун Дерби», держа подмышкой толстую голубую папку со сценарием. Швейцар поклонился ему.— Добрый день, мистер Боннер, мистер Пирс уже здесь.Боннер подошел к отдельной кабинке в задней части ресторана. Дэн оторвал взгляд от номера «Голливуд Репортер» и положил газету на стол рядом со стаканом.— Привет, Морис.Боннер уселся в кресло напротив него.— Привет, — сказал он и бросил взгляд на газету. — Читаешь похвалу нашей девочке?Дэн кивнул.— Это еще что, — сказал Боннер. — Петрочелли рассказывал мне, что никогда не видел ничего подобного. Сначала они не отпускали ее со сцены, а потом почти раздели, когда она пробиралась к машине. Хоуп первым делом позвонил мне сегодня утром и сказал, что хотел бы включать ее в программу каждый раз, когда она сможет.— Это еще раз доказывает мою правоту, — сказал Пирс. — Считаю, что сейчас она даже более популярна, чем в свое время Рина Марлоу. — Он бросил внимательный взгляд на собеседника. — Все еще бываешь там раз в неделю?Боннер усмехнулся, в этом городе не было секретов.— После премьеры «Грешницы» в Нью-Йорке Корд порвал старый контракт и дал ей новый.— Я не знал об этом.— Все очень просто. В то утро, когда она получила новый контракт, она пришла ко мне в кабинет, взяла мою ручку и подписала его. Потом посмотрела на меня и сказала: «Отныне я не обязана ни с кем трахаться. Даже с тобой». Взяла контракт и вышла.Пирс рассмеялся.— Я ей не верю, шлюха всегда останется шлюхой, просто ее загнали в угол.— Да, загнал Джонас Корд. У меня такое предчувствие, что она собирается за него замуж.— Так этому сукину сыну и надо, — зло сказал Пирс. — Он до сих пор не знает, что она была проституткой?— Не знает.— Ну и наплевать, как бы тебе ни нравилась девка, всегда найдется лучше. А как дела у Джонаса?— Не делает ничего, кроме денег. Но ты же знаешь Джонаса, он чувствует себя несчастным.— Почему?— Хотел поступить на службу в военно-воздушные силы, но его не взяли. Даже не допустили на комиссию, объяснив, что он незаменим для авиационной промышленности. Он в ярости покинул Вашингтон, улетел в Нью-Йорк и записался там добровольцем.— Но ведь он сейчас не в армии, — сказал Пирс.— Конечно, нет. Он не прошел медкомиссию — пробита барабанная перепонка или что-то в этом роде. Поэтому его признали ограниченно годным, а Роджер Форрестер не мешкая вернулся в армию в звании бригадного генерала.— Я слышал, что Дэвиду тоже скоро на медкомиссию? — спросил Пирс.— Со дня на день. Этот дурень легко мог бы получить отсрочку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83