— Мне надо еще десять тысяч, — сказал он.Все было ясно, он опять был на мели. Уинтроп тратил деньги быстрее, чем их печатали.— А где же деньги, которые вы получили за акции?— Кончились, — смутился он. — Ты ведь знаешь, как много я задолжал.Да, я знал это, он был должен всем. На долги кредиторам и бывшим женам у него улетело пятьдесят тысяч. Мне стало немного жаль его. Я взял его в дело, но вряд ли он сумеет принести какую-нибудь пользу компании, а ведь когда-то он был одним из лучших авиаконструкторов в стране.— Ваш контракт не предусматривает таких авансов.— Я знаю, но это очень важно. Обещаю, что больше подобного не повторится. Сейчас мне нужны деньги для Моники.— Для Моники? А что с ней?— Я хочу отправить ее к матери в Англию, мне уже трудно с ней. Она тайком встречается с каким-то парнем, и если еще не спит с ним, то думаю, что это скоро случится.Я некоторое время молча смотрел на него. Интересно, он вежливо дает понять мне или шантажирует? Возможно, ему уже обо всем известно, и он говорит подобным образом, чтобы я понял.— Вы знаете этого парня?Он покачал головой.— Если бы знал, убил бы. Ведь она еще невинное дитя.Я придал своему лицу равнодушное выражение. Родительская любовь слепа, и родители слепцы. Даже такой опытный ловелас, как Эймос, был не более чем слепец.— Вы уже говорили с ней?Он снова покачал головой.— Я пытался, но она ничего не хочет слушать, знаете эту современную молодежь. Они учатся всему в школе, и уже трудно что-либо изменить. Однажды, когда ей было шестнадцать, я нашел у нее в книжечке пачку презервативов.Вот тогда-то и надо было ее остановить, он опоздал на три года. Теперь ей было девятнадцать, и она жила своей жизнью.— И что мне теперь делать? — со злостью воскликнул Уинтроп. — Посадить под замок?— Надо попытаться быть ей отцом.— Откуда у тебя такой опыт, можно подумать, что у тебя есть собственные дети.Я мог бы сказать ему, что мой отец всю жизнь был слишком занят, чтобы заниматься мной, но я так устал. Давая понять, что разговор закончен, я поднялся с дивана.— Так как насчет денег, — забеспокоился Уинтроп.— Я дам вам денег. — Внезапно во мне вспыхнуло отвращение. Зачем я окружаю себя подобными людьми? Они похожи на пиявок — если уж раз вцепятся, то не отстанут. — И дам, между прочим, двадцать пять тысяч.Он удивленно посмотрел на меня.— Правда, Джонас?— Да, но при одном условии.Впервые за время нашего разговора Эймос насторожился.— Что за условие?— Ваш уход.— Из «Уинтроп Эркрафт»? — недоверчиво спросил он.— Из «Корд Эркрафт», — жестко сказал я.Краска отлила от лица Уинтропа.— Но... но ведь я создал эту компанию, я знаю о ней все. Я как раз собирался начать разработку нового самолета, которым наверняка заинтересовались бы военные.— Берите лучше деньги, Эймос, — холодно сказал я и направился к лифту. Я вошел внутрь, и лифтер закрыл дверь.— Наверх, мистер Корд? — спросил он.Я посмотрел на него. Что за глупый вопрос, а куда еще можно было ехать?— Куда хочешь, — вяло ответил я.Моника лежала на кровати поверх моей пижамы и дремала. При моем появлении она открыла глаза.— Все в порядке?Я кивнул.— А что надо было папаше? — спросила она, наблюдая, как я снимаю рубашку.Я разделся и поймал пижаму, которую она бросила мне.— Он только что подал в отставку, — ответил я, надевая пижаму.Моника села на кровати, раскрыв от удивления свои карие глаза.— В отставку?Я кивнул.— Но почему?— Он сказал, что хочет больше времени уделять тебе.Некоторое время она молчала, недоуменно уставившись на меня, потом рассмеялась.— Черт побери, всю жизнь я хотела, чтобы он уделял мне больше внимания, и теперь, когда я не нуждаюсь в нем, он решил поиграть в заботливого отца.— Ты больше в нем не нуждаешься?— Он мне больше не нужен. — Моника встала с кровати, подошла и положила голову мне на грудь. — Теперь у меня есть ты, — прошептала она доверчивым детским голоском. — Ты для меня все: отец, брат, любовник.Я погладил ее каштановые волосы. Внезапно я почувствовал к ней большую нежность — мне-то было известно, каким одиноким можно быть в девятнадцать лет.Я ласково поцеловал ее в лоб.— Давай спать, детка, уже почти утро.Она уснула мгновенно. Голова ее покоилась на моем плече, я обнял ее за шею. Я долго не мог уснуть, разглядывая ее спокойное лицо. Взошло солнце, и его первые лучи заполнили комнату.Чертов Эймос Уинтроп, чертов Джонас Корд! Я проклинал всех людей, которые были слишком заняты и слишком эгоистичны, чтобы быть отцами своим детям.Я начал дремать, согреваемый теплом ее стройного, изящного тела. Потом пришел сон, глубокий чудесный сон.На следующий вечер мы обвенчались в церкви в Рино. 4 Заметив сверкание чешуи в воде, я закинул блесну как раз в то место, где резвилась форель. Меня охватил азарт, я знал, что поймаю ее. Все было прекрасно: и тени от деревьев на берегу ручья, и голубые, зеленые, красные блики сверкавшей блесны. Еще немного, и она попадется. В этот момент я услышал голос Моники, доносившийся с берега.— Джонас!От звука ее голоса форель скрылась в глубине и, еще не успев обернуться, я почувствовал, что медовый месяц кончился.— Что такое?Она стояла на берегу в шортах, коленки покраснела, нос шелушился.— Тебя просят к телефону из Лос-Анджелеса.— Кто?— Не знаю, какая-то женщина, но она не представилась.Я обернулся и посмотрел на ручей. Рыба уже не плескалась, а это значило, что она ушла и рыбалка закончилась.— Скажи ей, пусть подождет минуту, — крикнул я и побрел к берегу.Моника кивнула и вернулась в хижину, а я принялся складывать удочку. Интересно, кто бы это мог быть. Очень мало людей знало об этой хижине в горах. Когда я был ребенком, то приезжал сюда с Невадой, отец всегда хотел поехать с нами, но так и не собрался.Было уже далеко за полдень и воздух наполнился вечерними звуками, из чащи леса доносилось стрекотание цикад. Прислонив удочку к стене хижины, я вошел в комнату. Моника сидела в кресле рядом с телефоном и листала журнал. Я взял трубку.— Алло?— Мистер Корд?— Да.— Подождите минутку, на проводе Лос-Анджелес, — сказала телефонистка.Вдруг я услышал щелчок и знакомый низкий голос произнес:— Джонас?— Рина?— Да, — ответила она. — Я три дня разыскиваю тебя, никто не знает где ты, и я подумала о хижине.— Молодец, — сказал я, взглянув на Монику. Казалось, что она увлечена журналом, но я знал, что она прислушивается.— Между прочим, прими мои поздравления, надеюсь, что ты счастлив. У тебя очень приятная жена.— Ты знаешь ее?— Нет, — быстро ответила Рина, — видела фотографии в газетах.— А-а, спасибо, но надеюсь, ты не для этого позвонила?— Конечно нет, — ответила она с присущей ей прямотой. — Мне нужна твоя помощь.— Если тебе нужны очередные десять тысяч, то пожалуйста.— Мне нужно гораздо больше денег.— Насколько больше?— Два миллиона.— Что? — воскликнул я, — для чего, черт возьми, тебе нужны такие деньги?— Это не мне, — в голосе ее прозвучали печальные нотки, — это для Невады. Он в затруднительном положении и может потерять все, что имеет.— А я думал, он процветает. Газеты писали, что он зарабатывает по пятьсот тысяч в год.— Это так, но...— Что но? — Я вытащил сигарету и поискал спички. Моника заметила это, но не сдвинулась с места. — Да, я слушаю.— Невада вложил все в фильм. Он работал над ним целый год, а теперь его не выпускают на экраны.— Почему? Наверное, какая-нибудь мура?— Нет, — быстро возразила она, — совсем нет. Это великий фильм. Но сейчас в прокат берут только звуковые картины.— А почему он не сделал звуковую картину?— Он начал работать над ней более года назад, и никто не ожидал, что звуковое кино так быстро завоюет все позиции. И теперь банк требует возврата ссуды, а Норман денег не дает. Он делает собственные фильмы.— Я понял.— Ты должен помочь ему, Джонас. Он вложил в этот фильм всего себя. Если он потеряет его, то для него это будет катастрофа.— Невада никогда не уделял большого внимания деньгам.— Да дело не в деньгах, дело в его отношении к этому фильму. Он верит в него, наконец у него появился шанс показать Запад таким, каким он на самом деле был.— Да кому это, к черту, надо знать?— Ты видел хоть один фильм с его участием?— Нет.В голосе Рины послышалось разочарование.— Неужели тебе не интересно, как он выглядит на экране?— А почему мне должно быть это интересно? Я знаю, как он выглядит.— Так ты поможешь? — снова ровным голосом спросила она.— Слишком большая сумма, да и почему именно я?— Я помню, что когда-то ты очень нуждался в одной вещи, и он отдал ее тебе.Я понял, что она говорит об акциях «Корд Эксплоузивз».— Но это не стоило ему два миллиона.— Тогда да, а сейчас?Я задумался. Сейчас, пожалуй, еще нет, а лет через пять акции будут стоить два миллиона.— Но если он в таком положении, то почему сам не позвонил мне?— Невада слишком гордый человек, ты знаешь это.— А почему ты так хлопочешь?— Потому, что он мой друг, — быстро ответила Рина. — Когда мне нужна помощь, он не задает вопросов.— Я ничего не обещаю, но вечером прилечу в Лос-Анджелес. Где мне найти тебя?— Я остановилась у Невады, но нам лучше увидеться в каком-нибудь другом месте. Я не хочу, чтобы он знал о моем звонке.— Хорошо, поздно вечером я буду в отеле «Беверли-Хиллз». — Я положил трубку.— Кто это? — спросила Моника.— Вдова моего отца, — ответил я, проходя в спальню. — Собери свои вещи, я отвезу тебя на ранчо, а сам вылечу по делам в Лос-Анджелес.— Но ведь мы здесь только пять дней, а ты обещал, что медовый месяц продлится две недели?— Непредвиденные обстоятельства.Я сел на кровать и стал стягивать сапоги.— А что подумают люди, если мы вернемся через пять дней?— Какое мне, черт побери, до этого дело?Моника расплакалась.— Я не поеду, — крикнула она и топнула ногой.— Тогда оставайся, — сердито ответил я. — Я спущусь за машиной, и если к моему возвращению ты не будешь готова, я уеду без тебя.Что за существо — женщина? Пять минут постоишь перед священником, и все буквально переворачивается. До женитьбы она великолепна, ты для нее король. Одной рукой она держит тебя за конец, давая понять этим, что хочет тебя, а другой прикуривает тебе сигарету, моет спину, гладит по лицу и взбивает для тебя подушку. Потом произносятся магические слова, и тебе уже приходится просить обо всем этом. Теперь уже ты должен обхаживать ее: прикуривать сигарету, приносить халат, открывать двери. Ты должен даже благодарить ее, когда она позволяет тебе иметь то, что раньше непрерывно предлагала сама.Когда я подъехал к хижине, Моника вышла с небольшим чемоданчиком в руке и остановилась, ожидая, чтобы я открыл ей дверь. Подождав некоторое время, она сама открыла ее и уселась в машину с оскорбленным видом. Это выражение не сходило у нее с лица все два часа, которые заняла у нас дорога до ранчо.В девять часов вечера я остановил машину перед домом. Робер, как всегда, ожидал возле дверей. Когда он взял у Моники чемодан и она вышла из машины, а я остался, лицо его сохраняло невозмутимость.— Добрый вечер, миссис Корд, — сказал он. — Ваша комната готова.Взглянув на меня, он начал подниматься по ступенькам.— И когда тебя ждать назад? — язвительно спросила Моника.Я пожал плечами.— Вернусь, как только закончу дела. — Внезапно я почувствовал слабость. Черт возьми, ведь мы женаты всего пять дней. — Постараюсь побыстрее, — добавил я.— Можешь не спешить, — сказала она и, не оглядываясь, ушла в дом.Я разозлился, врубил передачу и помчался по дороге к фабрике. Позади нее на поле стоял мой старенький биплан. Залезая в кабину, я все еще был зол и, только поднявшись на высоту две с половиной тысячи футов и взяв курс на Лос-Анджелес, успокоился. 5 Я посмотрел на сценарий в голубой обложке, затем на Рину. Время было не властно над ней: изящная, стройная, с высокой упругой грудью. Изменились только ее глаза, в них появилась уверенность, которой я не замечал раньше.— Я не особо люблю читать, — сказал я.— Я предвидела это и договорилась со студией, чтобы они показали тебе фильм. Можно пойти прямо сейчас.— Сколько времени ты уже здесь?— Года полтора, сразу как вернулась из Европы.— И все это время живешь у Невады?Она кивнула.— Ты спишь с ним?Рина даже не пыталась уйти от ответа:— Да, мне очень хорошо с ним.— А ему с тобой? — спросил я.— Надеюсь, — тихо ответила она. — Но тебя это не касается.— Я спросил просто из любопытства, — сказал я, поднимаясь, и бросил сценарий в кресло.— Это совсем не то, что ты думаешь, — быстро проговорила Рина.— А что это тогда, деньги?— Нет, — покачала она головой. — Мужчина, настоящий мужчина. Я никогда не испытывала ничего подобного с мальчишками.— Может быть, и у меня это когда-нибудь получится?— Ты ведь пять дней назад женился.Я посмотрел на нее, внутри возникло знакомое возбуждение.— Пошли, — коротко бросил я. — Не собираюсь торчать там всю ночь.Я сидел в темном кинозале, с одной стороны от меня сидела Рина, с другой — директор Ван Элстер.Рина сказала правду. Фильм был великолепный, но лишь благодаря Неваде. Именно его игра была самой сильной стороной картины.Я всегда чувствовал его силу, но здесь она была сконцентрированной, целенаправленной и проникала в каждого. В начале фильма он играл шестнадцатилетнего мальчишку, а в конце уже двадцатипятилетнего мужчину, при этом угадать его настоящий возраст было невозможно.Когда зажегся свет, я сидел в кресле, возбужденный увиденным. Достал сигарету и закурил. Вместе с тем, меня не покидало ощущение, что в фильме чего-то не хватает. Ощутив тепло внизу живота, я понял чего.— Кроме этой мадам из Нового Орлеана и дочери жертвы, в картине нет женщин, — обратился я к Ван Элстеру.— Есть некоторые вещи, — улыбнулся Ван Элстер, — которые не показывают в боевиках, к ним как раз относятся и женщины.— Почему?— Считается, что образ чистого, сильного мужчины предпочтительней. Герой может совершать любые преступления, но только не заводить любовные шашни.Я рассмеялся и встал.— Извините за мой вопрос, но почему вы не можете добавить голос точно так, как добавляете музыку? В чем здесь дело?— Добавить голос мы можем, — ответил Ван Элстер, — но скорость воспроизведения немых фильмов отличается от скорости звуковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83