Я посмотрел на нее, потом бросил взгляд на Морриса, сидевшего напротив. Его лицо побледнело и напряглось. Я снова посмотрел на женщину. Бомба упала почти рядом с ее дверью, а она беспокоится о своей дочери, находящейся в безопасности в Америке. А может, ей и следовало беспокоиться. Это была мать Моники.— Я не видела Монику с тех пор, как ей исполнилось девять лет, — взволнованно продолжила миссис Хоулм. — Это было почти двадцать лет назад. Я часто вспоминала о ней.Про себя я подумал, что она вряд ли слишком часто вспоминала о своей дочери. Раньше я полагал, что матери это не то, что отцы, но потом понял, что между ними нет никакой разницы. В первую очередь, они думают о себе. Общим у нас в судьбе с Моникой было то, что у нас не было заботливых родителей. Моя мать умерла, а ее сбежала с другим мужчиной.Она смотрела на меня своими большими глазами с длинными черными ресницами, и я уловил в ней ту красоту, которая перешла от нее к дочери.— Как вы думаете, мистер Корд, вы увидите ее по возвращении в Америку?— Сомневаюсь, миссис Хоулм, — ответил я. — Моника живет в Нью-Йорке, а я в Неваде.Помолчав некоторое время, она снова внимательно посмотрела на меня.— Вы не испытываете ко мне симпатии, мистер Корд, не так ли?— Я как-то не задумывался об этом, миссис Хоулм, — быстро ответил я. — Прошу прощения, если у вас создалось такое впечателние.Она улыбнулась.— Я сужу об этом не по вашим словам, мистер Корд. Просто я почувствовала, как вы напряглись, когда я сказала вам, кто я. Думаю, что Эймос вам все доложил обо мне: как я сбежала с другим, оставив его одного с маленьким ребенком.— Мы никогда не были настолько дружны с Уинтропом, чтобы говорить о вас.— Вы должны поверить мне, мистер Корд, — прошептала миссис Хоулм с настойчивостью. — Я не бросала свою дочь, я хочу, чтобы она знала об этом и поняла меня. Эймос Уинтроп был бабником и обманщиком, — тихо, без раздражения сказала она. — Десять лет нашей супружеской жизни были адом. Я застала его с другой женщиной уже во время медового месяца. И когда я полюбила честного, благородного человека, Эймос стал шантажировать меня тем, что не отдаст мне дочь и испортит карьеру человеку, которого я полюбила.Я посмотрел на нее. Это было похоже на правду. Эймос был способен на такие штуки, уж я-то знал.— А вы когда-нибудь писали об этом Монике?— Разве можно написать о таком собственной дочери? — я промолчал. — Лет десять назад Эймос сообщил мне, что собирается отправить Монику ко мне. Тогда я подумала, что, когда она узнает меня, я все объясню ей, и она поймет. Но вскоре я прочитала в газете о вашей свадьбе. Словом, Моника не приехала.Подошел дворецкий и убрал пустые тарелки, другой слуга расставил чашки. Когда они удалились, я спросил:— Что бы вы хотели, чтобы я сделал, миссис Хоулм?Ее глаза снова внимательно смотрели на меня, но теперь они слегка затуманились от слез, хотя голос по-прежнему остался твердым.— Если вам случится говорить с ней, мистер Корд, передайте, что я спрашивала о ней, думаю о ней и надеюсь получить от нее весточку.Я медленно наклонил голову.— Я так и сделаю, миссис Хоулм.Дворецкий начал наливать кофе, и в это время в затемненную комнату вновь ворвался звук разорвавшейся бомбы, напомнивший грохот грома в мирном довоенном Лондоне. * * * Я открыл глаза, и в уши снова ворвался гул четырех двигателей. Моррис сидел в кресле и дремал, склонив голову набок. Когда я сел на койке, он открыл глаза.— Сколько я проспал? — спросил я.— Около четырех часов.— Надо дать Роджеру немного отдохнуть, — сказал я, поднимаясь.— Наверное ты здорово устал, — сказла Форрестер, когда я вошел в кабину. — Во всяком случае храпел ты так, что я подумал, что у нас пять двигателей вместо четырех.Опустившись в кресло второго пилота, я сказал:— Мне кажется, тебе надо немного отдохнуть, — и добавил: — Где мы?— Примерно здесь, — ответил Роджер, указывая точку на карте, закрепленной в планшете перед нашими креслами. Я взглянул на карту, мы пролетели над океаном около тысячи миль.— Медленно летим.Форрестер кивнул.— Сильный встречный ветер.— Хорошо, беру управление на себя, — сказал я, положив руки на штурвал.Роджер встал с кресла, потянулся.— Постараюсь немного вздремнуть.— Отлично, — я бросил взгляд на козырек кабины. Начинал накрапывать дождь.— Надеюсь, ты сможешь выдержать несколько часов с открытыми глазами? — спросил Форрестер.— Постараюсь.— Или ты посильнее меня будешь или я начинаю стареть, — рассмеялся Роджер. — Там, в Лондоне, я подумал, что ты собираешься перетрахать всех англичанок.— Просто я подумал, что при таких бомбежках надо успеть, как можно больше, — улыбнулся в ответ я.Роджер засмеялся и вышел из кабины. Я повернулся к приборам. Очевидно, не я один так думал, должно быть, девушки думали так же. Было что-то безумное в том, с какой настойчивостью они требовали, чтобы я оценил их прелести.Начал падать снег, ложась тяжелыми хлопьями на козырек кабины. Я включил противообледенительную систему и стал смотреть, как снежные хлопья превращаются в воду. Скорость встречного ветра была двести, значит, он усилился. Я потянул штурвал на себя, и большой самолет стал медленно набирать высоту. На высоте тринадцать тысяч футов мы вышли из облаков, и в лицо мне ударили яркие лучи солнца.Весь остаток пути до дома полет был приятным и спокойным. 2 Робер стоял у открытой двери, когда я вышел из лифта. Хотя было четыре часа утра, он выглядел свежим, как будто только что проснулся после хорошего сна. Его смуглое лицо расплылось в гостеприимной улыбке. Одет он был в белую рубашку и безукоризненно сшитую форменную куртку.— Доброе утро, мистер Корд. Хорошо долетели?— Отлично. Спасибо, Робер.Он закрыл за мной дверь.— Мистер Макаллистер в гостиной, ждет с восьми вечера вчерашнего дня.— Я поговорю с ним, — сказал я, проходя через прихожую.— Я приготовлю сэндвичи с мясом и кофе, мастер Корд.Обернувшись, я посмотрел на Робера. Казалось, что он совершенно не стареет — большая шапка черных волос, большая, сильная фигура.— Эй, Робер, а знаешь что? Я скучал без тебя.Он улыбнулся. В этой улыбке не было подобострастия, это была улыбка друга.— Я тоже скучал без вас, мистер Корд.Я отправился в гостиную. Робер был для меня больше чем друг, он был для меня ангелом-хранителем. Не знаю, что бы я делал без Робера после смерти Рины.Тогда я вернулся в Рино из Нью-Йорка совершенно разбитым. Я ничего не хотел делать, только пить и забываться. Я устал от людей. Меня все время преследовала мысль об отце. Ведь это его женщина, которую я хотел, ведь это его женщина, которая умерла. Так почему я плачу? Почему я так опустошен?Однажды утром я проснулся на грязном дворе позади домика для слуг, в котором жил раньше Невада, и увидел склонившегося надо мной Робера. Прислонившись к стене, я с трудом вспомнил, что сидел здесь вчера вечером с бутылкой виски. Повернув голову, я увидел рядом с собой пустую бутылку. Пытаясь поддержать тело, я уперся руками в грязь. Голова трещала, рот пересох. Когда я сделал попытку подняться, то обнаружил, что у меня совсем нет сил.Я почувствовал, как Робер обхватил меня и поставил на ноги. Мы медленно побрели через двор.— Спасибо, — сказал я, облокачиваясь на него. — Мне надо выпить, и я буду в порядке.Его слова прозвучали настолько тихо, что в первый момент я подумал, что они мне просто послышались:— Больше ни капли виски, мистер Корд.— Что ты сказал? — спросил я, заглядывая ему в лицо.Его большие глаза ничего не выражали.— Больше ни капли виски, мистер Корд, — повторил он. — Думаю, что вам пора остановиться.Во мне поднялась злоба, придавшая мне силы. Я отстранился от Робера.— Да кто ты такой, черт возьми, — закричал я. — Если мне хочется выпить, то я выпью.Он покачал головой.— Больше ни капли виски. Вы уже не маленький мальчик и не смеете прятать голову в бутылку каждый раз, когда у вас бывают неприятности.Некоторое время я смотрел на него не в силах выговорить ни слова. Злоба поднималась во мне холодными волнами.— Ты уволен, — заорал я. — Ни один черномазый сукин сын не будет командовать мной.Я повернулся и побрел к дому, но остановился, почувствовав на плече его руку. Лицо его было печальным.— Извините, мистер Корд, — сказал он.— Не надо извиняться, Робер.— Я извиняюсь не за свои слова, мистер Корд, — проговорил он тихо. Я увидел, что его громадный, похожий на молот кулак приближается ко мне. Я попытался уклониться, но тело не слушалось меня, и я погрузился в темноту.Когда я снова очнулся, то обнаружил, что лежу в кровати, накрытый чистыми простынями. В камине горел огонь. Повернув голову, я увидел Робера, сидящего в кресле рядом с кроватью. На столике перед ним стояла небольшая тарелка.— Я принес вам горячий суп, — сказал он, встретившись со мной взглядом.— Почему ты привез меня сюда?— Горный воздух будет вам полезен.— Я не хочу здесь оставаться, — сказал я, приподнимаясь. — С меня хватит этой хижины еще с прошлого раза, когда я проводил здесь медовый месяц.Большая рука Робера прижала меня к подушке.— Вы останетесь здесь, — тихо сказал он, взял тарелку, зачерпнул ложку супа и протянул мне: — Ешьте.В его голосе прозвучали такие властные нотки, что, не успев осознать этого, я непроизвольно раскрыл рот. Горячий суп обжег горло, я отодвинул его руку.— Больше не хочу.Я посмотрел в его большие темные глаза и внезапно почувствовал боль и одиночество, которых никогда не испытывал раньше. Я заплакал.Робер убрал тарелку.— Плачьте, мистер Корд, вам надо выплакаться. Но вы увидите, что слезы помогают не больше, чем виски.Когда я смог выйти на улицу, Робер сидел на крыльце. Вокруг все было зеленым. Зеленые деревья и кустарники покрывали склоны гор, а потом эта зелень переходила в красный и желтый песок пустыни. Едва я открыл дверь, Робер поднялся.Облокотившись на перила, я посмотрел вниз. Мы были далеко от людей. Я повернулся к Роберу.— Что у нас на обед, Робер? — спросил я.— Сказать по правде, мистер Корд, я долго ждал, когда, вы этим поинтересуетесь.— Тут недалеко есть ручей, в котором водится самая крупная форель, которую я когда-либо видел.Он улыбнулся.— Похлебка из форели. Звучит неплохо, мистер Корд.Прошло почти два года, прежде чем мы спустились с гор. Раз в неделю Робер ездил за припасами. Я загорел на солнце, мускулы и тело налились силой.Мы жили по заведенному распорядку, и оставалось только удивляться, как хорошо шли дела без меня. Это доказывало старую истину: работающий на полных оборотах маховик трудно остановить. У всех компаний, за исключением студии, дела шли отлично. У нее был недостаточный капитал, но меня это больше не волновало.Три раза в неделю я разговаривал с Макаллистером по телефону, это было необходимо для обсуждения наиболее важных проблем. Раз в месяц он добирался на машине по извилистой дороге до моей хижины с полным портфелем бумаг для подписи и отчетов для изучения. Дела Макаллистер вел очень тщательно, ничто не ускользало от его всевидящих глаз. Непонятно каким образом, но все самое важное, что происходило в компаниях, попадало в его отчеты.Мы прожили в горах почти полтора года, прежде чем у нас впервые появился посетитель из внешнего мира. Возвращаясь как-то с охоты, я заметил перед домом незнакомый автомобиль с калифорнийским номером. Я заглянул внутрь и прочел на рулевой колонке: «Роза Штрассмер, 1104 Коаст Хайвэй, Малибу, Калифорния». Войдя в хижину, я увидел молодую женщину, сидящую с сигаретой на диване. У нее были темные волосы, серые глаза, волевой подбородок. Когда она поднялась, я отметил, что потертые джинсы выгодно подчеркивают ее стройную фигуру и округлые бедра.— Мистер Корд? — спросила она с легким акцентом, протягивая руку. — Я Роза Штрассмер, дочь Отто Штрассмера.Я взял ее узкую ладонь и слегка задержал в своей.— А как вы разыскали меня?Она вынула письмо и протянула мне.— Мистер Макаллистер узнал, что я еду в отпуск и буду проезжать мимо этих мест. Он просил передать вам это письмо.Я открыл конверт и просмотрел находящиеся в нем бумаги. Там не было ничего срочного, что не могло бы обождать до его следующего визита. Я бросил бумаги на стол.— Надеюсь, я не очень потревожила вас, мистер Корд? — быстро спросила Роза.Я посмотрел на нее. В конце концов она была не при чем. Это Макаллистер не слишком тонко намекал мне, что больше не следует торчать в горах.— Нет, — ответил я, — прошу извинить мое удивление, но у нас не часто бывают посетители.Внезапно она улыбнулась.— Я понимаю, мистер Корд, почему вы не приглашаете сюда гостей. Они способны лишь разрушить такой рай.Я промолчал.Роза колебалась несколько секунд, потом направилась к двери.— Мне пора, — она почувствовала себя неловко. — Была рада познакомиться с вами, я так много слышала о вас от отца.— Доктор Штрассмер!Роза удивленно обернулась.— Да, мистер Корд.— Еще раз прошу извинить меня, — быстро сказал я. — Похоже, что живя здесь, я растерял все манеры. Как поживает ваш отец?— У него все в порядке и он счастлив, благодаря вам, мистер Корд. Он не устает рассказывать мне, как вы шантажировали Геринга, добиваясь его выезда из Германии. Он считает вас очень храбрым человеком.Я улыбнулся.— Это ваш отец храбрец, доктор. Я же сделал самую малость.— Для мамы и для меня это всегда будет самой грандиозной сделкой. — Роза слегка замялась. — А сейчас мне действительно пора ехать.— Останьтесь на обед, — предложил я. — Робер прекрасно готовит перепелок с рисом, я думаю вам понравится.Ее взгляд на секунду задержался на мне.— Хорошо, я останусь, — согласилась она. — Но с одним условием — вы будете называть меня Роза, а не доктор.— Согласен. Садитесь, а я скажу Роберу, чтобы он принес вам что-нибудь выпить.Я еще не договорил, а Робер уже стоял в дверях со стаканом мартини. Когда мы закончили обедать, ехать Розе уже было поздно, и Робер приготовил ей комнату для гостей. Когда Роза ушла спать, я посидел еще немного в гостиной, а потом отправился в свою комнату.Впервые за долгое время я не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, разглядывая на потолке пляшущие тени. Дверь скрипнула, и я сел на кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83