Ее душили слезы. Черт! В этих зимних деревьях, как в зеркале, отражалась ее собственная жизнь.
Сани набирали скорость, и колокольчики под дугой звенели фальшивым весельем. Сенда всхлипнула. Комок застрял у нее в горле, а глаза вот-вот готовы были пролиться слезами. Теперь она навсегда потеряла Шмарию. Потеряла безопасный рай, который находила в его объятиях. Его тело. Его сердце. Его душу. Она снова всхлипнула и вытерла перчаткой набежавшую слезу.
Ты одна, одна, одна! – монотонно бубнил кто-то внутри нее. – Теперь ты отец и мать одновременно. Ты кормилец семьи и одна отвечаешь за свою дочь. Твои желания больше ничего не значат! Ты сделала выбор. Ты добилась успеха. Но ты одна, одна, одна! Одна!
Повинуясь внутреннему порыву и как бы желая, чтобы дочка придала ей сил, она наклонилась вперед и дрожащими губами поцеловала Тамару в ярко-красную грубой вязки шапочку.
Сенда почувствовала, как девочка нетерпеливо заерзала у нее на коленях, и снова на мгновение прижалась к Тамаре, прежде чем отпустить ее.
Сенда закрыла глаза и не открывала их всю оставшуюся часть недолгого пути. Ее страшила каждая минута, которую предстояло прожить в этом году. В этом месяце. На этой неделе.
И особенно ее страшил остаток дня.
Однако времени рассуждать о своих несчастьях у нее не оказалось. В квартире Тамара исследовала каждый укромный уголок, заглянула во все щели, пришла в восторг от своей полной игрушек комнаты и потребовала, чтобы мама поиграла с ней. Затем она проголодалась, и Сенде пришлось приготовить ужин. И тут она обнаружила, что тоже голодна.
День прошел.
Ночью, когда мрачные терзания по поводу Шмарии должны были бы целиком поглотить ее и не дать заснуть, ее отвлекли совсем другие мысли. Застилая свою новую кровать, она растерянно вскрикнула и, отпрянув в сторону, выронила из рук простыню, а потом не могла отвести от нее глаз, как если бы под покрывалом ее подстерегала змея.
В каком-то смысле так оно и было.
На пододеяльнике, простынях и наволочках белыми шелковыми нитками был изящно вышит маленький, но отчетливый фамильный герб Даниловых.
Сенда тяжело опустилась на пуфик, устало закрыв лицо руками.
Значит, белье принадлежало князю.
Она предалась грустным размышлениям о том, как дальше будут развиваться события.
Если белье принадлежало князю, разве не логично было бы предположить, что и кухонная утварь принадлежит ему же?
А если это так, то как же мебель? А может, и сама квартира принадлежала тоже ему?
Как быть с ролями, которые она собиралась играть в спектаклях, намеченных в разных дворцах? Может быть, и они тоже – плод макиавеллевских ухищрений Вацлава Данилова?
Возможно ли, чтобы он так сильно ее хотел?
Но кровать красноречиво свидетельствовала именно об этом. Может быть, он подарил ей это изысканное белье, потому что со временем собирался разделить с ней и саму постель?
Усилием воли Сенда заставила себя выбросить эти мысли из головы, но прежде успела взглянуть правде в глаза и понять, что, возможно, ею все время хитро манипулировали. И продолжают манипулировать.
Эта мысль была ей противна. Она решила утром поговорить с графиней Флорински.
Но когда наступило утро, ей не удалось приступить к расспросам. Графиня Флорински ворвалась в комнату в роскошной колышущейся шляпе, внеся с собой сладкий аромат цветочной туалетной воды и разразившись жизнерадостными возгласами:
– Поторопись, милочка! Мы уже опаздываем! Сенда с любопытством оглядела ее, недоумевая, чем вызвано такое возбужденное состояние подруги.
– Разве мы куда-нибудь идем? – спросила она и посмотрела на фланелевую рубашку, в которую все еще была одета.
– А как же! Тебе ведь нужно что-нибудь из одежды, дорогая, во всяком случае, я так считаю, и, боюсь, на этот раз тебе придется помогать нам в выборе ткани. Мадам Ламот ждет нас через час.
Сенда смотрела на графиню Флорински в таком же замешательстве, которое обычно приписывают героиням волшебных сказок, когда добрая фея-крестная осыпает их вполне осязаемыми дарами: со смесью удивления, благоговения и, прежде всего, страха и растерянности. Ее не покидало тревожное ощущение, что чьи-то руки в бархатных перчатках завладели ее судьбой и поручили заботам других людей и что никогда уже она не сможет вернуться к прежней жизни.
– Послушай, Флора, – нерешительно начала Сенда, – это все очень хорошо и прекрасно, но… разве мне действительно нужна новая одежда?
Графиня Флорински была поражена.
– Нужна ли тебе новая одежда? Милочка, тебе не просто нужна новая одежда, тебе нужен новый гардероб, это тебе скажет любой. С этого момента ты звезда и должна начать думать так, как подобает звезде. Если ты этого не знала, скажу тебе, что в нашем обществе театральные звезды являются законодательницами моды. На сцене и вне ее ты станешь диктовать новый стиль, твои платья будут копировать другие. Более того, твой моральный долг перед твоими почитателями – постоянно производить фурор в области моды. Со временем люди станут ожидать, что ты каждый день будешь появляться в новом платье. Татьяна Иванова никогда не надевала одно и то же платье дважды. Конечно, за один день мы не сможем собрать весь гардероб, – продолжала графиня Флорински, взяв Сенду под руку и направляя ее прямиком в спальню. – На это нужно время, но с чего-то ведь надо начать. Я бы сказала, что прежде всего ты должна приобрести несколько платьев на каждый день и несколько вечерних, по-настоящему хороших нарядов – в этом городе никогда не знаешь, когда они могут понадобиться, – и, конечно, амазонку для верховой езды…
– Верховой езды?! – Сенда была в ужасе. Что еще может потребоваться от нее? Очевидно, для того чтобы быть актрисой, недостаточно просто играть на сцене.
Графиня Флорински уверенной поступью продолжала идти вперед.
– Не смотри на меня так испуганно, дорогая, и рада Бога, одевайся. Мы и так уже опаздываем. – С этими словами она твердо подтолкнула Сенду в спину по направлению к спальне.
Сенда обернулась.
– Но, Флора. Как быть с Тамарой? Я ведь не могу оставить ее здесь одну.
– Я уже позаботилась об этом, дорогая. Временная служанка скоро придет. А теперь поторопись!
Вихрь событий, закруживших Сенду, не утихал. Возможно, все это делалось специально, из благих побуждений, но так или иначе у нее совершенно не было времени сесть и задать горькие вопросы, на которые она так страстно желала получить ответы.
– Но… неужели я правда могу себе это позволить? – шепотом спросила Сенда у графини Флорински. Это было часом позже, когда они сидели на золоченых стульях в шикарном ателье мадам Ламот на Невском проспекте и при мерцающем свете светильника из горного хрусталя ощупывали рулон шелка богатого изумрудного цвета с совершенно непомерной ценой.
– Шшшш! – графиня казалась шокированной упоминанием цены. – Au contraire, дорогая, – произнесла она, грассируя звук «р» и яростно обмахивая грудь павлиньим пером. – Разумеется, ты можешь себе это позволить, и притом совершенно спокойно. Кроме того, я просто не знаю, как еще объяснить тебе, насколько необходимо, чтобы ты соответствовала определенным стандартам. Если все произойдет так, как я думаю, ты очень скоро обнаружишь, что живешь… ну, если и не скудно, то, во всяком случае, намного ниже твоих возможностей.
И, конечно, графиня оказалась права. Месье Герлан, директор Th??tre Francais, разыскал ее и настоял на том, чтобы она присоединилась к нему и небольшой компании его друзей и приняла участие в некоем импровизированном полночном ужине. Не успела Сенда и рта раскрыть, чтобы отказаться, как уже сидела в небольших красных санях и вместе с целой вереницей таких же саней мчалась в модный ресторан «Куба», где их ждал поздний ужин с осетриной, шашлыком, икрой и шампанским. Месье Герлан без остановки – и, к своему собственному удивлению, искренне – превозносил до небес ее талант. Сенда молча слушала, какая-то часть ее сознания беспристрастно смотрела на все это со стороны, как если бы обсуждали кого-то другого, а не ее. Но, конечно же, они говорили о ней, и другая половина ее сознания знала это. Все сидящие за огромным круглым столом восхищенно внимали каждому слову Жан-Пьера Герлана, в то время как она сама вежливо выслушивала его рассуждения, сначала слегка забавляясь, а потом со все возрастающим ужасом, но с застывшей на губах очаровательной улыбкой, предназначенной для ее нового ментора. Если мадам Ламот была кем-то вроде колдуньи, то месье Герлан, вне всякого сомнения, был настоящим чародеем, обладавшим не меньшими способностями. Достаточно было один раз увидеть его, чтобы понять, что жизнь в нем бьет через край. Он был совершенно не такой, как другие. Настоящий волшебник.
Впрочем, он и на самом деле был волшебником. Жан-Пьер Герлан царил среди театральной элиты Санкт-Петербурга вот уже двадцать пять лет; в театре он был тем же, кем Сергей Дягилев в балете, а Римский-Корсаков в музыке. Он понял, что в Сенде нашел редчайшую и самую очаровательную из известных ему лицедеек – естественную, властную, правда, пока еще недостаточно обученную. Что означало, что до него ни один директор со своими благими намерениями не имел возможности погубить ее непосредственность, вмешаться в Богом данные ей таланты или, упаси Господь, ввергнуть в самую разрушительную из возможных катастроф: привить ей плохие актерские манеры, которые ему сначала пришлось бы искоренить, прежде чем превратить ее в настоящую звезду. Сейчас же она всем сердцем отдавалась роли, которую играла – со свежей, хотя и несколько непрофессиональной, страстью обнажая свою душу перед зрителями. Недостаток профессиональной подготовки она с избытком компенсировала природным, неподдельным талантом.
Ее безупречная физическая красота – хотя и менее важное, по сравнению с ее другими достоинствами, качество – никоим образом не была помехой. Такой союз таланта и красоты, который он видел в ней… Одним словом, Сенда Бора обладала всем тем, что Жан-Пьер Герлан постоянно искал и что до нее нашел лишь однажды. И от этого едва мог сдержать переполнявшее его возбуждение.
Она была неотшлифованным алмазом, своего рода Кохинором. В самом деле, с ее природными данными и его обширным опытом и непревзойденной властью он в одиночку сотворит самое великое театральное сокровище России – актрису, которая станет живой легендой. Сенда Бора не испортит репутацию Th??tre Fran?ais, решил он. Как не повредит его банковскому счету та круглая сумма денег, которой размахивал перед его носом этот дурак, граф Коковцов.
Уже в первые минуты их встречи месье Герлан предложил изумленной Сенде пройти курс обучения у лучших в городе преподавателей французского языка и актерского мастерства.
– Вам будет очень нелегко… – предупредил он ее. Почти онемев, но сохранив при этом свою практичность, Сенда смогла лишь выразить вслух недоумение:
– Да, но… но как я смогу заплатить за все это?
– Я позабочусь обо всем, – ответил он, делая широкий жест. – До тех пор пока вы выполняете свою часть нашей сделки, считайте, что за все заплачено.
Сенда была слишком ошеломлена, чтобы полностью все осознать.
– Давайте не будем обманывать себя. Вы – очень красивая женщина, мадам Бора. Кроме того, вы обладаете огромным талантом. – Он перегнулся через покрытый белой скатертью стол, хищно сверкая своими обсидиановыми глазами.
Она бросила застенчивый взгляд на нетронутый десерт – пирожные со сливками и абрикосами в слоеном тесте с ореховой корочкой. Еда, как бы красиво она ни была сервирована, совсем не занимала ее. Сенда чувствовала, что месье Герлан не говорит ей всей правды, что им руководят какие-то скрытые мотивы. Она медленно потягивала шампанское, боясь слишком быстро допить его. Не хватало еще, чтобы у нее закружилась голова.
– Вы меня не слушаете, – с легким упреком сказал француз.
– Нет, слушаю, – ответила Сенда, поворачиваясь к нему лицом. – Просто… просто я не привыкла к таким вещам. – Она красноречиво пожала затянутыми в шелк плечами. Отсутствие драгоценностей ничуть не умаляло ее красоту. – С тех пор как я приехала в Санкт-Петербург, моя жизнь превратилась в волшебную сказку. Хотела бы я знать, когда она кончится.
– А почему она должна кончиться? И потом, у сказок обычно бывает счастливый конец.
Она покачала головой.
– Даже настоящие сказки не бывают такими прекрасными, как та, в которую попала я.
Он рассмеялся.
– Я подозреваю, что вы все-таки реалист, а не романтик. Это и к лучшему. Но подумайте над тем, что я вам скажу. Насколько я понимаю, вы уже успели привыкнуть к комплиментам. – Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос, требующий ответа.
Она почувствовала, как его пальцы осторожно гладят ее бедро. Волны желания, смешанного с отвращением, прокатились по ее ноге.
– Вы станете великой актрисой, Сенда, – прошептал месье Герлан, впервые назвав ее по имени.
Несмотря на жарко натопленную комнату, она почувствовала, как ее охватила дрожь. Откашлявшись, Сенда отодвинулась от него подальше.
– Месье Герлан, – дрожащим голосом произнесла она, – у моей бабушки была поговорка: «Если не хочешь, чтобы тебя съел медведь, держись подальше от леса».
– А медведь, о котором вы говорите, это я?
– Я всего лишь пытаюсь сказать… – Она запнулась, неожиданно залилась краской и опустила ресницы. Ее голос звучал так тихо, что ему пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать ее слова: – Мое тело не является частью нашей сделки.
Он запрокинул назад свою темную голову и рассмеялся, как если бы ему рассказали что-то чрезвычайно смешное. Ему даже пришлось прибегнуть к помощи салфетки, чтобы вытереть глаза.
– Дорогая моя, я вовсе не грязный старикашка, возникший в вашем воображении. Вы должны извинить мне мою старческую фамильярность. Боюсь, в театре мы привыкли к таким – вполне братским – отношениям. Поверьте, в мои намерения не входит посягать на вашу добродетель. – Он сделал глоток шампанского, все еще фыркая от смеха. – Да и как бы я мог? – торжественно закончил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71