– Меня интересует следующий танец. Я сам заказал его.
– А какой это будет танец?
– Нечто несомненно более русское. И, смею сказать, ближе вашему сердцу.
При этих словах нежная мелодия вальса смолкла, и в заключительные аккорды ворвались разудалые звуки балалаек. Это была та самая более русская, зажигательная музыка – настоящий цыганский танец. Приготовившиеся танцевать пары растерялись и в изумлении смотрели по сторонам.
– Значит, столь темпераментная музыка мне ближе, не так ли? – спросила Сенда, вызывающе подняв вверх подбородок. Ее глаза сверкнули. – Пусть будет по-вашему!
Не дожидаясь, пока он поведет ее, она тряхнула головой и стукнула каблучками, как будто ее вдруг охватило некое веселое отчаяние. К удивлению Сенды, князь ни минуты не колебался. Он отбросил в сторону свою аристократическую чопорность. Остальные пары расступились так быстро, как если бы сам Моисей приказал Красному морю отступить. Все освободившееся пространство теперь принадлежало им, и только им. В наступившей тишине слышны были лишь звуки балалаек. И они вдвоем – она в восхитительном платье мадам Ламот, а он в черном парадном мундире с золотыми галунами, – положив руки на пояс, закружились в вихре танца и застучали каблуками.
Бальный зал подпрыгивал и с бешеной скоростью вертелся вокруг нее, и, проносясь мимо, Сенда видела толпящихся на галерее гостей, которые, широко раскрыв от изумления рты, выглядывали друг из-за друга, стараясь ничего не пропустить: замерший в воздухе веер графини Флорински, непроницаемый взгляд княгини, и веселую усмешку на лице Шмарии на другом конце зала. Значит, и его увлекла эта музыка.
Зная, что он смотрит на нее, она совсем осмелела и, отбросив остатки сдержанности, пустилась в неистовую бесовскую пляску таборной цыганки. Когда наконец стремительные звуки, достигнув апогея, смолкли, зал взорвался аплодисментами.
У Сенды кружилась голова. Она тяжело дышала.
– А сейчас, – прошептал князь, стараясь отдышаться, – мы можем перевести дух, танцуя вальс.
Она почувствовала, как его руки крепко обхватили ее, и он повел ее танцевать «Голубой Дунай». Вокруг них начали кружиться другие пары, и вскоре бальный зал, наполненный сладкими звуками музыки и шуршанием дорогих платьев, принял прежний изысканный вид. Сенда невольно подумала: цыганский танец понравился ей больше. В нем были и страдание, и радость, и душа.
Князь танцевал безукоризненно.
– Знаете, я был прав, – мягко сказал он.
– Прав? – нахмурилась Сенда. – О чем вы, ваша светлость?
Она чувствовала его дыхание на своем обнаженном плече.
– Я был уверен, что внутри вас горят скрытые страсти.
Сенда прищурилась.
– Если это так, ваша светлость, – резко парировала она, – думаю, вам стоит быть осторожным, чтобы не сгореть.
– Ради них я с готовностью сгорю где угодно, даже в аду.
Несмотря на свой мягкий тон, он, казалось, навис над ней. В его глазах читалась какая-то хищная уверенность.
Сенда не могла удержаться от смеха.
– Вы либо совсем неисправимы, либо просто очень настойчивы.
И тут плавный ход бала был нарушен.
– Князь Вацлав Данилов! – перекрывая звуки волшебной музыки Штрауса, подобно удару хлыста, прозвучал громкий, резкий голос позади них. – Ваша… светлость!
Не переставая вальсировать, князь удивленно повернулся в ту сторону, откуда раздался голос. Сенда тоже обернулась. Они продолжали танцевать на месте.
Одетый во фрак человек, которому принадлежали эти слова, был низеньким и толстым, а его полное красное лицо было искажено гневом.
Князь удивленно поднял брови:
– Мы разве знакомы, месье?
– Вы чертовски хорошо знакомы с моей женой! – так громко и с таким гневом завопил человек, что все танцующие вокруг них пары замерли на месте, а оркестр медленно умолк. В зале повисла гнетущая тишина.
– Боюсь, эта очаровательная женщина не ваша жена, – с насмешливой сдержанностью сказал Вацлав Данилов, но черты его лица стали жесткими. – Теперь, если вы будете так добры…
– Не издевайтесь надо мной! – закричал человек, и в его темных глазах засверкали злые огоньки. – Разумеется, это не моя жена. Моя жена дома! И она ждет от вас ребенка!
Князь промолчал, собираясь с мыслями.
– Месье, если ваша жена действительно ждет ребенка и вы решили вину за это возложить на меня, сейчас не время и не место обсуждать данный вопрос. А теперь прошу вас извинить меня…
– Негодяй!
– Прошу прощения, месье… – сжав зубы, спокойно произнес князь, закипая от гнева.
– Не напускайте на себя невинный вид, вы, лицемерный подлец!
– Думаю, вам лучше немедленно удалиться, – холодно предложил князь, с усилием сдерживая себя. Он сделал знак своим телохранителям, но те застыли на месте, увидев, что человек достал револьвер и, держа его в вытянутых вперед руках, направил дуло на князя.
У присутствовавших в зале вырвался вздох ужаса. Сенда схватила Вацлава за руку, но он медленно оттолкнул ее в сторону, чтобы уберечь от опасности.
– Предлагаю вам опустить эту штуку, пока не случилось то, о чем вы можете пожалеть, – с ледяным спокойствием сказал князь, обращаясь к незнакомцу.
– Пожалеть! – в слепой ярости вскричал обманутый муж. – Это вы пожалеете о том, что сделали! – Раздался зловещий щелчок взводимого курка.
Волны страха прокатились по спине Сенды. Она молилась про себя, надеясь на чудо.
Вацлав бесстрашно сделал шаг вперед и вытянул руку ладонью вверх.
– Отдайте револьвер, – мягко произнес он.
– Нет! – из глаз толстяка потоком текли слезы. – Не приближайтесь ко мне!
– Давайте его сюда. – Князь шагнул вперед. – Ничего с вами не сделают.
– Отойдите назад! – рыдал вооруженный человек. Револьвер дрогнул в его руке, и в тот момент, когда он спустил курок, стоящий рядом с Сендой гусар бросился на него и повалил на пол. Выстрел прогремел, подобно раскату грома. Раздался женский крик, а люстра над их головами качнулась, звякнула, и несколько хрусталиков, хрупких восковых сталактитов и розочек со звоном упали на пол. Ярко-красная капля крови выступила на лбу князя и покатилась по щеке. Мгновением раньше Сенда поняла, что слышанный ею женский крик был ее собственным.
– Пустяки. Всего лишь легкая царапина, – мягко проговорил князь, достав платок и промокнув им рану. Сенда, которая все еще не могла прийти в себя, смотрела, как стрелявшего в князя громко рыдающего мужчину волокут прочь.
Никто не смел пошевелиться. В наступившей тишине можно было бы услышать звон упавшей иголки. Возможно, это была лишь игра ее воображения, но Сенде казалось, что в момент выстрела свечи в люстре мигнули и потускнели, розы поникли и увяли, а сказочный мир стал обезображенным смрадом ревности и насилия.
Ни слова не говоря, она бросилась к Шмарии, а княгиня подбежала к мужу. Шмария обнял Сенду своими теплыми уверенными руками. Глаза ее наполнились слезами.
– Я хочу уйти отсюда, – слабым голосом прошептала она.
Кивнув головой, он взял ее за руку и повел к Посольской лестнице. Сенда безучастно, как во сне, поднялась по ступенькам. Внизу зазвучали звуки прерванного вальса.
– Смешно, правда? – тихо сказал Шмария, ведя ее через многочисленные огромного размера покои. – Десятки революционеров отдали бы все на свете за возможность выстрелить в князя. И у них на то есть все основания. А тут кто-то пытается убить этого сукина сына, но по совершенно другой причине. Из-за женщины. – Словно не веря себе, он покачал головой и грустно рассмеялся. – Похоже, наш князь спит не в одной постели.
Большую часть следующих двух дней Сенда провела в Кожаной комнате Даниловского дворца, удобно свернувшись калачиком в мягком кресле. Комната получила свое название из-за темно-коричневой с золотым тиснением французской кожи, которой были обтянуты стены, а также переплеты книг, ровными рядами стоявших на полках и с военной аккуратностью разложенных на полированных столах. Одинокая настольная лампа отбрасывала теплый круг света. На блестящей поверхности стола возвышались стопки сценариев в тяжелых переплетах, отобранных ею для чтения, дымился неизменный серебряный самовар, рядом – блюдо с птифурами и стеклянные стаканы в серебряных подстаканниках. Тут же стояли использованные стаканы, оставшиеся после гостей.
В этот день ее восемь раз посещали незваные гости, заглядывавшие на чашку чая.
Сенда заставила себя сосредоточиться на открытой книге, лежащей у нее на коленях. Казалось невероятным, что, после того как ей приходилось делить со всеми остальными членами труппы один-единственный, зачитанный до дыр экземпляр сценария, она сидела теперь одна, в уюте, достойном королевы, с салфеткой и пирожными под рукой и могла читать любую, когда-либо изданную пьесу с тетрадок в тисненых переплетах, напечатанную на дорогой бумаге.
Неужели всей этой роскоши не наступит конец? – время от времени спрашивала себя Сенда. Она была страшно благодарна за то, что им разрешили остаться во дворце. Граф Коковцов сообщил, что бесконечно щедрые супруги Даниловы выразили уверенность в том, что труппа непременно получит предложения выступить в других театрах Санкт-Петербурга, а до тех пор они будут рады предоставить им кров.
Сенда задумчиво перевернула страницу, заставляя себя на минуту забыть о посетителях и сосредоточить все свое внимание на строчках. Из всех просмотренных ею пьес больше всего ей понравился «Вишневый сад» Чехова. Это была безусловно самая выигрышная для нее пьеса. Сенду радовало то, что ее первый посетитель попросил сыграть именно «Вишневый сад» на вечере, который вскоре должен был состояться в Юсуповском дворце. Княгиня Юсупова, племянница царя, была молодой, но влиятельной женщиной. Она сама, без всякого предупреждения, запросто зашла к Сенде, как если бы отправлялась за покупками, и спросила, не согласится ли та выступить с чеховской пьесой.
Никогда в жизни Сенда не испытывала такого возбуждения. Княгиня Юсупова! Настоящая княгиня пришла к ней в надежде ангажировать труппу для спектакля в своем дворце.
Но чудеса на этом не закончились: все утро и половину дня Сенда не выходила из Кожаной комнаты, непрерывно принимая посетителей из Шуваловского, Шереметьевского и Строгановского дворцов, угощая их чаем и обсуждая возможности выступлений у них в течение последующих недель. Она бы никогда не поверила, что всего за один день можно совершить, казалось бы, невозможное: составить расписание спектаклей на целый сезон.
С каждым новым предложением ее глаза сверкали все ярче, хотя она и старалась скрыть растущее в ней торжество. Они сделали это. Она сделала это. Они стали знамениты. Об их никому не известной театральной труппе, которая влачила полуголодное существование, переезжая из одного захолустья в другое, неожиданно заговорила вся русская столица. Сенда не могла дождаться той минуты, когда сможет рассказать обо всем Шмарии и остальным актерам, но сейчас этот секрет принадлежал только ей, и она берегла его, чтобы потом ошеломить им остальных.
Внимание Сенды привлек какой-то шум у ее ног, и она посмотрела вниз. Тамара, тихонько игравшая, с тех пор как няня Инга принесла ее сюда, сейчас сердито трясла розового мишку, которого притащила с собой.
Сенда с улыбкой опустила на колени открытую книгу и с материнской гордостью поглядела на дочь. Не веря своим глазам, покачала головой. Трудно было представить себе, что Тамаре шел уже третий год.
Она была хрупкой и в то же время крупной, с золотисто-белокурыми и любознательными серьезными глазами. Ее черты и характер развивались с поразительной быстротой. Очаровательный, может быть, только несколько вспыльчивый ребенок унаследовал красоту Сенды и темперамент Шмарии. Эти светло-зеленые, почти миндалевидные глаза были так похожи на ее собственные, но девочка, несомненно, унаследовала от Шмарии его безграничную энергию, любознательность и хитрость. Она постоянно стремилась привлечь всеобщее внимание, устремляясь к любому взрослому, попадавшемуся ей на глаза, цепляясь за его ноги, и если этого не случалось, на ее лице появлялось трагическое выражение. Внимание всегда лилось на нее рекой, если не со стороны Сенды и Шмарии, то от других обожающих ее актеров труппы. Все они относились к ней как к своей дочери.
«Она действительно очень избалована, – поняла вдруг Сенда. – Почему я раньше этого не замечала?»
– Сюрприз!
От неожиданности Сенда вздрогнула, заслышав торжествующий возглас ворвавшегося в библиотеку Шмарии.
– Господи, ну и напугал же ты меня! – с мягкой укоризной произнесла она, пока он пробирался к ней между столов и наклонился, чтобы поцеловать в щеку.
Тамара быстро засеменила к нему, издавая радостные возгласы:
– Дядя Шмария! Дядя Шмария!
– Как поживает моя ненаглядная принцесса? – Он высоко подбросил малышку в воздух и быстро, как птичку, закружил ее по комнате. Девочка раскраснелась и повизгивала от восторга.
У Сенды на глазах выступили слезы. Так бывало с ней почти всегда, когда она слышала, как дочка называет Шмарию «дядей», вместо того чтобы назвать «папой». В тысячный раз она прокляла решение, которое они приняли два года назад. Она часто думала, что это было ошибкой. Убежав после погрома, им следовало бы назваться мужем и женой, но, когда они впервые примкнули к бродячей труппе, им было совестно идти на обман. Конечно, вопросам не было конца. Даже актеры не лишены любопытства. Почему они не поженились? Особенно раз она беременна?
С чего начинать объяснения?
Им не составило бы труда пожениться. Соломон был мертв, и свадьба с его братом никоим образом не обесчестила бы их. Более того, по еврейской традиции Шмария и должен был бы жениться на ней. Но, как ни странно, они оба считали, что с моральной точки зрения было бы неправильно узаконить и освятить союз, зародившийся как самый страшный из грехов. Это была еще одна проблема, которая временами угрожала их счастью, и в корне ее лежало чувство вины: с ее стороны за то, что она изменила мужу, а с его – за то, что он украл у брата жену. К этому примешивалось их общее чувство вины за то, что они не разделили участь своих соплеменников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71