https://wodolei.ru/catalog/mebel/shkaf/
Шмария заговорил:
– Эй! Сенда! Почему у тебя такое мрачное лицо? – Он быстро промчал по воздуху Тамару, раскинувшую руки, подобно крыльям, и мягко опустил ее на стул. Затем ослепительно улыбнулся Сенде. – У меня замечательная новость! Угадай какая?
Она взяла его за руку.
– Какая?
– Я нашел нам театр! – Он возбужденно присел на корточки возле ее стула, глаза его сверкали. – Надень свое лучшее платье, любовь моя, мы выходим в город. Мы должны отпраздновать это событие. Только что-нибудь не слишком официальное, ладно? Обойдемся сегодня без роскошных нарядов. – Он рассмеялся, явно довольный собой.
Сенда от изумления не могла выговорить ни слова. Он нашел для них театр?
Сенда почувствовала, как ее словно полоснули острым ножом, и, чтобы он не заметил ее смущения, отвела в сторону взгляд, уставясь в лежащий на коленях «Вишневый сад».
– Где находится… этот театр? – в конце концов с трудом выговорила она.
– Ну, естественно, не в самой роскошной части города. Я хочу сказать, было бы неправильно на это рассчитывать. Мы ведь только что приехали. Он на другом берегу Невы, на Выборгской стороне; это бедный, промышленный район. Конечно, не бог весть что, но, по крайней мере, у нас будет все, что нам нужно. Это настоящий театр, Сенда! Я не мог поверить своему счастью. Одни мои знакомые узнали о нем и провели меня туда. Мы можем арендовать его за гроши. Последняя труппа, которая в нем играла, ставила «социально значимые пьесы». Мы тоже так сделаем. Что скажешь?
– И как шли дела у этой труппы? – напрямик спросила Сенда.
Он проигнорировал ее вопрос.
– Он вмещает двести зрителей, и у него хорошая сцена. Без излишеств, конечно, и за кулисами тоже, хотя…
Ей неожиданно стало страшно. За последнее время у нее накопилось столько вопросов, которые она боялась задать. Вопросов, от которых намеренно уходила в сторону или которые не разрешала себе произносить вслух, когда они приходили ей на ум. Вопросов вроде: «Где ты был прошлой ночью?» Вопросов, ответы на которые она боялась услышать.
Сенда глубоко вздохнула. Она всегда старалась избегать так называемых семейных сцен, зная, как он ненавидел их. Но сейчас чувствовала, что ей необходимо задать один из таких вопросов, отбросив в сторону свои страхи.
– Кто же эти твои знакомые? И где ты с ними познакомился?
– Этого я не могу тебе сказать, любовь моя, – беззаботно ответил Шмария, прыжком вскочил на ноги, сорвал с себя жакет и перебросил его через плечо. Затем наклонился, чтобы еще раз поцеловать ее в щеку. – Мне надо переодеться. По твоему лицу видно, что ты удивлена. Я бы тоже был удивлен на твоем месте. Кто бы мог поверить, что нам улыбнется такая удача? – Он снова рассмеялся.
– Шмария, – дрожащим голосом заговорила Сенда, не чувствуя в себе былой уверенности, – я тоже хотела кое-что рассказать тебе.
– После, – весело отозвался он. – Расскажешь за обедом.
– Нет! Это очень важно.
– Но ведь не важнее, чем театр, правда? – Глаза его искрились, когда он пробирался меж заваленными книгами столами. – Особенно если учесть твою страстную любовь к театру. – Он уже был у самой двери. Она как во сне следила за его поспешным бегством. – А сейчас поднимайся и иди переодеваться. За бокалом вина мы поделимся с остальными нашей новостью.
– Хорошо, – напряженным голосом прошептала Сенда, и дверь за ним закрылась. Она была слишком взволнована, чтобы перебить его и рассказать о княгине Юсуповой и других.
Ей вдруг показалось, что все вокруг потемнело, как если бы злая тучка закрыла солнце. Что было, конечно, смешно. Уже давно наступил вечер.
Сенда соскользнула с кресла, на негнущихся ногах подошла к окну и нервно сжала длинные тонкие пальцы. Стояла темная ночь, ярко светила луна, купола-луковки и шпили дворца отбрасывали причудливые тени на покрытый снегом парк.
Она зажмурилась от острой душевной боли. Ей не хотелось бы этого делать, но выбора у нее не было: придется похоронить находку Шмарии. Украсть его надежду. У нее в руках была драгоценная возможность, выпадающая раз в жизни. Если они не ухватятся за нее, вряд ли им когда-либо еще так повезет.
И все же она не могла избавиться от ужасного предчувствия, что именно сейчас, когда у них все стало налаживаться, эта новость нанесет еще один, возможно, смертельный удар в самое сердце их и так уже замутненных отношений.
И она взмолилась:
– Только не ультиматум. Пожалуйста, Шмария, не предъявляй мне ультиматум.
Он взорвался.
– Черт побери! – вскричал Шмария, с такой силой ударив кулаком по деревянному столу, что стоявшая на нем глиняная посуда заплясала, а стаканы упали. В последовавшей за этим тишине было слышно, как один из них покатился и, упав на пол, разбился вдребезги. Сидящие за прямоугольным столом актеры вздрогнули. – Черт вас всех побери!
Сенда покраснела, чувствуя, что взгляды обедающей здесь, в трактире, публики обратились к ним. В мертвой тишине можно было услышать, как пролетит муха.
– Пожалуйста, Шмария, – тихо попросила она. – На нас все смотрят. Разве мы не можем обсудить это все спокойно, как подобает взрослым людям?
– Ты – сука! – бушевал он, побагровев от ярости, которая все сильнее клокотала в нем, сотрясая тело. – Ты чертова сука! Днем ты не могла рассказать мне об этом?
Ее смущенный взгляд встретился с его сверкающими, полными гнева глазами.
– Я хотела… Я пыталась рассказать, но ты был так возбужден из-за этого театра, что не дал мне и рта раскрыть!
Он рассмеялся безумным смехом, от которого она съежилась. Сенда никогда раньше не видела его таким.
– Не дал тебе и рта раскрыть? – проревел Шмария. – А обо мне ты подумала? – Он оперся руками о грубый стол и перегнулся к ней. – Сначала ты смотришь, как я тут перед всеми строю из себя дурака, неся всякий вздор о театре, который я нашел, а потом так невинно перебиваешь меня: «Шмария, я не могла тебе рассказать это раньше, но, знаешь, мы получили кое-какие предложения…»
Она зажмурилась, чтобы не видеть его ненавидящего взгляда.
– А вы! А вы! А вы! – Его горящие безумством глаза поочередно остановились на актерах труппы, которые изумленно уставились на него. – Когда мы примкнули к вам, что вы делали? Переезжали из одной деревни в другую! Кто привел вас в город? Кто привел вас сюда? Кто всегда разъезжал в поисках театра для вас?
Все молчали.
– Я скажу, кто привез вас сюда. Я! Это все благодаря моей смелости и прозорливости, бесхребетные второсортные идиоты! И какова же благодарность?
Никто не смел даже вздохнуть.
– Я скажу, как вы отблагодарили меня! Приняв решение, направленное против меня. И все из-за какой-то… – он отодвинулся от стола, выпрямился и, карикатурно подражая женским жестам, выговорил: –…какой-то княгини Юсуповой!
– Шмария, это ведь не против тебя, – прошептал Алекс, старейший актер труппы, не поднимая глаз от соснового стола. – Просто княгиня и все остальные частные театры дают нам лучшую возможность.
– Возможность? Чего? – фыркнул Шмария. – Славы? Богатства? Вы этого хотите?
Алекс крепко сжал губы, играя желваками. Продолжать было бесполезно. Пробиться сквозь гнев Шмарии – все равно что пытаться голыми руками прорваться сквозь каменные заграждения Петропавловской крепости.
– Я сыт вами по горло, слышите? Я собираю вещи и ухожу!
Сенда протянула к нему руку, но он отпрянул от нее, как от змеи.
– Сука!
В ее глазах заблестели слезы.
– Пожалуйста, Шмария, не надо так сердиться. Такая возможность выпадает раз в жизни. Разве ты этого не понимаешь?
– Посмотри на себя. Ты помешалась на сцене. – Он насмешливо оглядел ее. – Великая актриса! Первые роли! – Он сдавленно рассмеялся. – Пусть так. Я умываю руки. Плюю на вас! Посмотрим, как далеко заведет вас ваше низкопоклонство и раболепие со всеми вашими княгинями и графинями, но только не прибегайте потом обратно ко мне. – Он схватил со стола бутылку с водкой и, хотя и не был пьян, качаясь, направился к выходу.
Одна лишь Сенда знала, как сильно был обижен Шмария. Иначе он никогда бы не набросился так на них.
– Шмария… – в последний раз взмолилась она. Он резко повернулся и в последний раз метнул в ее сторону испепеляющий взгляд.
Сенда вскочила на ноги и бросилась к двери. Она, как помешанная, вцепилась в его руку, каким-то образом чувствуя, что если не удержит его, то потеряет его навсегда.
– Шмария, пожалуйста, – умоляла она. – Не бросай нас с Тамарой. Мы любим тебя. Ничто не стоит того, чтобы из-за этого потерять тебя.
Он хмуро уставился на нее.
– Значит ли это, что ты откажешься от предложения этой, как там ее зовут, княгини?
Сенда колебалась.
– Мы должны обсудить ее предложение. Мы все, – осторожно ответила она. – Разве ты не понимаешь? Просто… ну, в общем, ее предложение лучше, чем твое.
– Лучше, да?
Она поджала губы и кивнула, выглядя совершенно несчастной.
– Вернись за стол и давай поговорим.
– Сука. – Сенда едва успела заметить взмах его руки и, даже после того как удар отбросил ее к стене, все еще не могла поверить, что это на самом деле случилось. Она изумленно взглянула на него, поднеся руку к побелевшей от пощечины щеке. Шмария никогда раньше не бил ее. Никогда. Как бы он ни был сердит. – Сука! – вновь прошипел он, задыхаясь. Затем в маленький теплый трактир ворвался поток ледяного воздуха, от которого задрожали и погасли свечи. Лишь тусклый электрический свет, пробиваясь через открытую на кухню дверь, освещал трактир.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Он ушел, она его потеряла. Потеряла! Заливаясь слезами, Сенда винила во всем себя.
В этот день началась ее карьера величайшей русской актрисы.
И в этот день навсегда умерла любовь Шмарии к ней.
В тот же вечер Вацлав Данилов вызвал в Китайский кабинет дворца графа Коковцова.
– Ну как? – спросил он у своего кузена. – Все ли мои друзья откликнулись на мое предложение?
– Я бы сказал, откликнулись со всей душой, – сухо ответил граф. – Конечно, ничего другого я и не ожидал. Особенно если учесть, что ты в течение всего сезона будешь платить за развлечения доброй половины города.
Князь проигнорировал эту явную колкость.
– Сделай так, чтобы директор Th??tre Francais получал приглашения во все дворцы, где она будет выступать.
– Послушай, Вацлав! – Граф Коковцов поднял брови. – Она ведь даже не говорит по-французски. И играть может только на русском языке. Это неслыханно.
– Она с легкостью выучит французский. Я бы сказал, что она из тех людей, кто легко может научиться практически всему. Не советую тебе недооценивать ее. Договорись, чтобы директор нашел для нее учителя. И будь осторожен.
– Не волнуйся. Никому и в голову не придет, что за всем этим стоишь ты. Но ты ведь на самом деле не думаешь, что французы могут заинтересоваться ею, не правда ли?
– Нет, думаю. – Князь сложил на груди руки и задумчиво откинулся на спинку стула. – Она очень, очень хороша. Возможно, ей не хватает лоска, но, несмотря на это, от нее глаз нельзя оторвать. – Он помолчал. – Сразу чувствуется, что она станет величайшей русской актрисой наших дней. Почему же не помочь ей в этом? Директор Th??tre Francais может также помочь ей и с уроками актерского мастерства.
– Должно быть, она тебе очень понравилась, кузен.
– Это так, – спокойно ответил князь. Во взгляде его сквозила нежность. – И она будет моей.
– Отлично. – Граф встал и направился к двери.
– Да, еще одна вещь, кузен. Татьяна Ивановна.
– А что с ней?
– Она становится несколько… утомительной. – Князь сделал усталый жест. – Мне она больше не интересна.
«Что означает, – размышлял граф, ступая по инкрустированному паркету назад в свои апартаменты, – что с этой потаскухой покончено».
Мордка не был удивлен. Он не раз служил поверенным в бесчисленных амурных делах своего кузена.
До него вдруг дошло, что он говорит вслух: «Князь дал, князь взял».
Сенда замкнулась в себе и не вставала с постели в твердом намерении сделать ее своей могилой. Тяжелые, постоянно задернутые шторы отгораживали ее от внешнего мира, день смешался с ночью в один бесконечный унылый отрезок безвременной агонии. Она почти ослепла от слез, пока в конце концов у нее их больше не осталось, и потом в течение многих дней ее обезвоженные глаза оставались распухшими и зудели. Она как в тумане вспоминала, как к ней в темную комнату входила и выходила графиня Флорински, как Инга приносила на несколько минут Тамару, как она равнодушно садилась на кровати, пока сменяющие друг друга актеры со все возрастающей тревогой кормили ее с ложечки густым, жирным куриным бульоном. Она напрасно ждала, что Шмария придет спасти ее из этого уныния, но он не приходил. Когда она спрашивала Ингу, не приходил ли он повидать Тамару, девушка отводила глаза в сторону.
Сенда апатично твердила себе:
– Он не настолько жесток, чтобы бросить свою дочь. Ведь нет же?
Нет, он любил Тамару. Он вернется.
Но он не возвращался. Казалось, что он просто умер, и что-то внутри подсказывало ей, что он покинул ее навсегда. Ей оставалось лишь надеяться, что она не права. Она так сильно любила его, так глубоко, и так отчаянно нуждалась в нем, что не хотела смириться с мыслью, что он мог отвернуться от ее любви.
Жизнь без него нельзя было даже назвать существованием. Она чувствовала себя опустошенной. Безутешной. Лишенной жизни. Было похоже, что в тот момент, когда Шмария вышел из трактира, он украл ее душу и унес с собой. В каком-то смысле, так оно и было.
Снова и снова Сенда проклинала свое решение предпочесть ему предложение княгини Юсуповой. Она не должна была колебаться там, у двери трактира. Она должна была сказать ему, что его решение было верным. Но она этого не сделала. И теперь радость жизни покинула ее.
На шестой день добровольного траура Сенды графиня Флорински, тяжело дыша, вошла в гостиную князя. Ее лицо было неестественно белым и осунувшимся, а обычно фонтанирующая речь звучала приглушенно. Для того чтобы усилить впечатление, она была одета в черный бомбазин, а ее огромная черная шляпа, такая же широкая, как и она сама, прогибалась под тяжестью невообразимо пышного куста черных атласных роз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Эй! Сенда! Почему у тебя такое мрачное лицо? – Он быстро промчал по воздуху Тамару, раскинувшую руки, подобно крыльям, и мягко опустил ее на стул. Затем ослепительно улыбнулся Сенде. – У меня замечательная новость! Угадай какая?
Она взяла его за руку.
– Какая?
– Я нашел нам театр! – Он возбужденно присел на корточки возле ее стула, глаза его сверкали. – Надень свое лучшее платье, любовь моя, мы выходим в город. Мы должны отпраздновать это событие. Только что-нибудь не слишком официальное, ладно? Обойдемся сегодня без роскошных нарядов. – Он рассмеялся, явно довольный собой.
Сенда от изумления не могла выговорить ни слова. Он нашел для них театр?
Сенда почувствовала, как ее словно полоснули острым ножом, и, чтобы он не заметил ее смущения, отвела в сторону взгляд, уставясь в лежащий на коленях «Вишневый сад».
– Где находится… этот театр? – в конце концов с трудом выговорила она.
– Ну, естественно, не в самой роскошной части города. Я хочу сказать, было бы неправильно на это рассчитывать. Мы ведь только что приехали. Он на другом берегу Невы, на Выборгской стороне; это бедный, промышленный район. Конечно, не бог весть что, но, по крайней мере, у нас будет все, что нам нужно. Это настоящий театр, Сенда! Я не мог поверить своему счастью. Одни мои знакомые узнали о нем и провели меня туда. Мы можем арендовать его за гроши. Последняя труппа, которая в нем играла, ставила «социально значимые пьесы». Мы тоже так сделаем. Что скажешь?
– И как шли дела у этой труппы? – напрямик спросила Сенда.
Он проигнорировал ее вопрос.
– Он вмещает двести зрителей, и у него хорошая сцена. Без излишеств, конечно, и за кулисами тоже, хотя…
Ей неожиданно стало страшно. За последнее время у нее накопилось столько вопросов, которые она боялась задать. Вопросов, от которых намеренно уходила в сторону или которые не разрешала себе произносить вслух, когда они приходили ей на ум. Вопросов вроде: «Где ты был прошлой ночью?» Вопросов, ответы на которые она боялась услышать.
Сенда глубоко вздохнула. Она всегда старалась избегать так называемых семейных сцен, зная, как он ненавидел их. Но сейчас чувствовала, что ей необходимо задать один из таких вопросов, отбросив в сторону свои страхи.
– Кто же эти твои знакомые? И где ты с ними познакомился?
– Этого я не могу тебе сказать, любовь моя, – беззаботно ответил Шмария, прыжком вскочил на ноги, сорвал с себя жакет и перебросил его через плечо. Затем наклонился, чтобы еще раз поцеловать ее в щеку. – Мне надо переодеться. По твоему лицу видно, что ты удивлена. Я бы тоже был удивлен на твоем месте. Кто бы мог поверить, что нам улыбнется такая удача? – Он снова рассмеялся.
– Шмария, – дрожащим голосом заговорила Сенда, не чувствуя в себе былой уверенности, – я тоже хотела кое-что рассказать тебе.
– После, – весело отозвался он. – Расскажешь за обедом.
– Нет! Это очень важно.
– Но ведь не важнее, чем театр, правда? – Глаза его искрились, когда он пробирался меж заваленными книгами столами. – Особенно если учесть твою страстную любовь к театру. – Он уже был у самой двери. Она как во сне следила за его поспешным бегством. – А сейчас поднимайся и иди переодеваться. За бокалом вина мы поделимся с остальными нашей новостью.
– Хорошо, – напряженным голосом прошептала Сенда, и дверь за ним закрылась. Она была слишком взволнована, чтобы перебить его и рассказать о княгине Юсуповой и других.
Ей вдруг показалось, что все вокруг потемнело, как если бы злая тучка закрыла солнце. Что было, конечно, смешно. Уже давно наступил вечер.
Сенда соскользнула с кресла, на негнущихся ногах подошла к окну и нервно сжала длинные тонкие пальцы. Стояла темная ночь, ярко светила луна, купола-луковки и шпили дворца отбрасывали причудливые тени на покрытый снегом парк.
Она зажмурилась от острой душевной боли. Ей не хотелось бы этого делать, но выбора у нее не было: придется похоронить находку Шмарии. Украсть его надежду. У нее в руках была драгоценная возможность, выпадающая раз в жизни. Если они не ухватятся за нее, вряд ли им когда-либо еще так повезет.
И все же она не могла избавиться от ужасного предчувствия, что именно сейчас, когда у них все стало налаживаться, эта новость нанесет еще один, возможно, смертельный удар в самое сердце их и так уже замутненных отношений.
И она взмолилась:
– Только не ультиматум. Пожалуйста, Шмария, не предъявляй мне ультиматум.
Он взорвался.
– Черт побери! – вскричал Шмария, с такой силой ударив кулаком по деревянному столу, что стоявшая на нем глиняная посуда заплясала, а стаканы упали. В последовавшей за этим тишине было слышно, как один из них покатился и, упав на пол, разбился вдребезги. Сидящие за прямоугольным столом актеры вздрогнули. – Черт вас всех побери!
Сенда покраснела, чувствуя, что взгляды обедающей здесь, в трактире, публики обратились к ним. В мертвой тишине можно было услышать, как пролетит муха.
– Пожалуйста, Шмария, – тихо попросила она. – На нас все смотрят. Разве мы не можем обсудить это все спокойно, как подобает взрослым людям?
– Ты – сука! – бушевал он, побагровев от ярости, которая все сильнее клокотала в нем, сотрясая тело. – Ты чертова сука! Днем ты не могла рассказать мне об этом?
Ее смущенный взгляд встретился с его сверкающими, полными гнева глазами.
– Я хотела… Я пыталась рассказать, но ты был так возбужден из-за этого театра, что не дал мне и рта раскрыть!
Он рассмеялся безумным смехом, от которого она съежилась. Сенда никогда раньше не видела его таким.
– Не дал тебе и рта раскрыть? – проревел Шмария. – А обо мне ты подумала? – Он оперся руками о грубый стол и перегнулся к ней. – Сначала ты смотришь, как я тут перед всеми строю из себя дурака, неся всякий вздор о театре, который я нашел, а потом так невинно перебиваешь меня: «Шмария, я не могла тебе рассказать это раньше, но, знаешь, мы получили кое-какие предложения…»
Она зажмурилась, чтобы не видеть его ненавидящего взгляда.
– А вы! А вы! А вы! – Его горящие безумством глаза поочередно остановились на актерах труппы, которые изумленно уставились на него. – Когда мы примкнули к вам, что вы делали? Переезжали из одной деревни в другую! Кто привел вас в город? Кто привел вас сюда? Кто всегда разъезжал в поисках театра для вас?
Все молчали.
– Я скажу, кто привез вас сюда. Я! Это все благодаря моей смелости и прозорливости, бесхребетные второсортные идиоты! И какова же благодарность?
Никто не смел даже вздохнуть.
– Я скажу, как вы отблагодарили меня! Приняв решение, направленное против меня. И все из-за какой-то… – он отодвинулся от стола, выпрямился и, карикатурно подражая женским жестам, выговорил: –…какой-то княгини Юсуповой!
– Шмария, это ведь не против тебя, – прошептал Алекс, старейший актер труппы, не поднимая глаз от соснового стола. – Просто княгиня и все остальные частные театры дают нам лучшую возможность.
– Возможность? Чего? – фыркнул Шмария. – Славы? Богатства? Вы этого хотите?
Алекс крепко сжал губы, играя желваками. Продолжать было бесполезно. Пробиться сквозь гнев Шмарии – все равно что пытаться голыми руками прорваться сквозь каменные заграждения Петропавловской крепости.
– Я сыт вами по горло, слышите? Я собираю вещи и ухожу!
Сенда протянула к нему руку, но он отпрянул от нее, как от змеи.
– Сука!
В ее глазах заблестели слезы.
– Пожалуйста, Шмария, не надо так сердиться. Такая возможность выпадает раз в жизни. Разве ты этого не понимаешь?
– Посмотри на себя. Ты помешалась на сцене. – Он насмешливо оглядел ее. – Великая актриса! Первые роли! – Он сдавленно рассмеялся. – Пусть так. Я умываю руки. Плюю на вас! Посмотрим, как далеко заведет вас ваше низкопоклонство и раболепие со всеми вашими княгинями и графинями, но только не прибегайте потом обратно ко мне. – Он схватил со стола бутылку с водкой и, хотя и не был пьян, качаясь, направился к выходу.
Одна лишь Сенда знала, как сильно был обижен Шмария. Иначе он никогда бы не набросился так на них.
– Шмария… – в последний раз взмолилась она. Он резко повернулся и в последний раз метнул в ее сторону испепеляющий взгляд.
Сенда вскочила на ноги и бросилась к двери. Она, как помешанная, вцепилась в его руку, каким-то образом чувствуя, что если не удержит его, то потеряет его навсегда.
– Шмария, пожалуйста, – умоляла она. – Не бросай нас с Тамарой. Мы любим тебя. Ничто не стоит того, чтобы из-за этого потерять тебя.
Он хмуро уставился на нее.
– Значит ли это, что ты откажешься от предложения этой, как там ее зовут, княгини?
Сенда колебалась.
– Мы должны обсудить ее предложение. Мы все, – осторожно ответила она. – Разве ты не понимаешь? Просто… ну, в общем, ее предложение лучше, чем твое.
– Лучше, да?
Она поджала губы и кивнула, выглядя совершенно несчастной.
– Вернись за стол и давай поговорим.
– Сука. – Сенда едва успела заметить взмах его руки и, даже после того как удар отбросил ее к стене, все еще не могла поверить, что это на самом деле случилось. Она изумленно взглянула на него, поднеся руку к побелевшей от пощечины щеке. Шмария никогда раньше не бил ее. Никогда. Как бы он ни был сердит. – Сука! – вновь прошипел он, задыхаясь. Затем в маленький теплый трактир ворвался поток ледяного воздуха, от которого задрожали и погасли свечи. Лишь тусклый электрический свет, пробиваясь через открытую на кухню дверь, освещал трактир.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Он ушел, она его потеряла. Потеряла! Заливаясь слезами, Сенда винила во всем себя.
В этот день началась ее карьера величайшей русской актрисы.
И в этот день навсегда умерла любовь Шмарии к ней.
В тот же вечер Вацлав Данилов вызвал в Китайский кабинет дворца графа Коковцова.
– Ну как? – спросил он у своего кузена. – Все ли мои друзья откликнулись на мое предложение?
– Я бы сказал, откликнулись со всей душой, – сухо ответил граф. – Конечно, ничего другого я и не ожидал. Особенно если учесть, что ты в течение всего сезона будешь платить за развлечения доброй половины города.
Князь проигнорировал эту явную колкость.
– Сделай так, чтобы директор Th??tre Francais получал приглашения во все дворцы, где она будет выступать.
– Послушай, Вацлав! – Граф Коковцов поднял брови. – Она ведь даже не говорит по-французски. И играть может только на русском языке. Это неслыханно.
– Она с легкостью выучит французский. Я бы сказал, что она из тех людей, кто легко может научиться практически всему. Не советую тебе недооценивать ее. Договорись, чтобы директор нашел для нее учителя. И будь осторожен.
– Не волнуйся. Никому и в голову не придет, что за всем этим стоишь ты. Но ты ведь на самом деле не думаешь, что французы могут заинтересоваться ею, не правда ли?
– Нет, думаю. – Князь сложил на груди руки и задумчиво откинулся на спинку стула. – Она очень, очень хороша. Возможно, ей не хватает лоска, но, несмотря на это, от нее глаз нельзя оторвать. – Он помолчал. – Сразу чувствуется, что она станет величайшей русской актрисой наших дней. Почему же не помочь ей в этом? Директор Th??tre Francais может также помочь ей и с уроками актерского мастерства.
– Должно быть, она тебе очень понравилась, кузен.
– Это так, – спокойно ответил князь. Во взгляде его сквозила нежность. – И она будет моей.
– Отлично. – Граф встал и направился к двери.
– Да, еще одна вещь, кузен. Татьяна Ивановна.
– А что с ней?
– Она становится несколько… утомительной. – Князь сделал усталый жест. – Мне она больше не интересна.
«Что означает, – размышлял граф, ступая по инкрустированному паркету назад в свои апартаменты, – что с этой потаскухой покончено».
Мордка не был удивлен. Он не раз служил поверенным в бесчисленных амурных делах своего кузена.
До него вдруг дошло, что он говорит вслух: «Князь дал, князь взял».
Сенда замкнулась в себе и не вставала с постели в твердом намерении сделать ее своей могилой. Тяжелые, постоянно задернутые шторы отгораживали ее от внешнего мира, день смешался с ночью в один бесконечный унылый отрезок безвременной агонии. Она почти ослепла от слез, пока в конце концов у нее их больше не осталось, и потом в течение многих дней ее обезвоженные глаза оставались распухшими и зудели. Она как в тумане вспоминала, как к ней в темную комнату входила и выходила графиня Флорински, как Инга приносила на несколько минут Тамару, как она равнодушно садилась на кровати, пока сменяющие друг друга актеры со все возрастающей тревогой кормили ее с ложечки густым, жирным куриным бульоном. Она напрасно ждала, что Шмария придет спасти ее из этого уныния, но он не приходил. Когда она спрашивала Ингу, не приходил ли он повидать Тамару, девушка отводила глаза в сторону.
Сенда апатично твердила себе:
– Он не настолько жесток, чтобы бросить свою дочь. Ведь нет же?
Нет, он любил Тамару. Он вернется.
Но он не возвращался. Казалось, что он просто умер, и что-то внутри подсказывало ей, что он покинул ее навсегда. Ей оставалось лишь надеяться, что она не права. Она так сильно любила его, так глубоко, и так отчаянно нуждалась в нем, что не хотела смириться с мыслью, что он мог отвернуться от ее любви.
Жизнь без него нельзя было даже назвать существованием. Она чувствовала себя опустошенной. Безутешной. Лишенной жизни. Было похоже, что в тот момент, когда Шмария вышел из трактира, он украл ее душу и унес с собой. В каком-то смысле, так оно и было.
Снова и снова Сенда проклинала свое решение предпочесть ему предложение княгини Юсуповой. Она не должна была колебаться там, у двери трактира. Она должна была сказать ему, что его решение было верным. Но она этого не сделала. И теперь радость жизни покинула ее.
На шестой день добровольного траура Сенды графиня Флорински, тяжело дыша, вошла в гостиную князя. Ее лицо было неестественно белым и осунувшимся, а обычно фонтанирующая речь звучала приглушенно. Для того чтобы усилить впечатление, она была одета в черный бомбазин, а ее огромная черная шляпа, такая же широкая, как и она сама, прогибалась под тяжестью невообразимо пышного куста черных атласных роз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71