Черт! Как не вовремя!
Зиолко наклонился к ее лицу.
– Почему ты не сказала, что у тебя аллергия? – осведомился он тихим, но грозным голосом.
– Откуда мне было знать? – сердито выпалила в ответ Тамара. Из ее безупречно подведенных глаз покатились слезы, образовав черный подтек. – Я ведь не все время хожу в куриных перьях!
Он вздохнул, выражение его лица смягчилось.
– Ладно, ладно. Только не плачь, хорошо? Испортишь грим. – Зиолко знаком подозвал Перл. – Наложите побольше грима ей на спину и плечи, чтобы скрыть пятна, – раздраженно приказал он. – Это должно помочь, как думаешь?
Перл кивнула и сочувственно посмотрела на Тамару. Зиолко щелкнул пальцами в сторону костюмерш.
– Принесите вместо боа белую меховую накидку. Костюмерша торопливо удалилась.
Тамара удивленно взглянула на Зиолко.
– А разве грим не испортит мех?
Он пожал плечами и спокойно посмотрел на нее.
– Может быть, но у нас нет выбора. И потом, какое мне дело до куска меха, если речь идет об эпизоде?
Пятнадцать минут спустя они возобновили съемку.
– Дубль двадцать девять, – прогудел в мегафон Зиолко. – Тишина на площадке!
Ассистент оператора наклонился перед Тамарой. Его деревянная хлопушка громко щелкнула своими челюстями, и камера заработала снова.
– Мотор!
Не обращая внимания на одуряющий жар, исходящий от прожекторов, Тамара небрежным движением завернулась в мех. На протяжении всех тридцати секунд, пока она медленно шла по направлению к камере, у нее было такое лицо, как будто жизнь ее кончена. Затем шаги ее замедлились, она остановилась и затаила дыхание. В свете прожекторов ее платье переливалось, подобно расплавленному серебру, грудь вздымалась.
И вот дыхание Тамары участилось. В сияющих глазах вспыхнул огонек неверия, губы приоткрылись в подобии улыбки. Она пошла быстрее и наконец побежала к кинокамере с выражением надежды на своем прекрасном лице. Ассистент оператора подхватил ее, не дав налететь на камеру.
– Стоп! – раскатисто прозвучал в мегафон голос Зиолко. – Снято!
Он широко улыбнулся. Двадцать девятый дубль получился просто чудесным.
Но это было еще не все. На съемки пятиминутной кинопробы понадобилось два с половиной дня, которые должны были подготовить ее к финальному испытанию, сцене с диалогом, где она будет танцевать не с кем иным, как с самим Майлзом Габриелем, ведущим актером «ИА». Подающая надежды зеленоглазая дебютантка была до смерти напугана.
– Тамара! Это тебя! – взволнованно воскликнула Джуэл, протягивая Тамаре телефонную трубку и подпрыгивая от возбуждения. – Это тот парень, Зиолко, звонка которого ты ждешь!
– Зиолко? – тупо переспросила Тамара. Она наполнила большой хромированный кофейник и закрыла его крышкой. Затем вытерла пролитые капли и бросила взгляд сначала на раздаточное окошко, потом на толпящихся у стойки клиентов. Два заказа, которые она передала Хосе, еще не были готовы; посетители занимались едой. Убедившись в том, что у нее выдалась свободная минутка, Тамара медленно подошла к телефону.
– Лапочка! – прошипела Джуэл. – Что с тобой, черт возьми? Я умру от любопытства! – Она протянула ей телефонную трубку и, сжав кулаки, снова заплясала от нетерпения.
Тамара поднесла к уху трубку и дрожащим голосом спросила:
– Мистер Зиолко?
С минуту она не слышала ничего, кроме какого-то потрескивания и посторонних звуков.
– Луи, – наконец сказал он. – Я думал, мы договорились, что ты будешь звать меня Луи.
– Луи. – Голос ее звучал так же далеко, как и его голос в телефонной трубке.
Джуэл делала ей отчаянные знаки.
– Что он говорит? – одними губами спросила она.
Тамара повернулась к ней спиной и крепче сжала трубку.
– Плохие новости, да? – спросила она.
Ну вот. Она произнесла вслух то, чего так боялась. Страх ядовитой змеей повис в воздухе.
– Плохие новости? – переспросил Зиолко. – О чем это ты?
Ей хотелось придушить его. Почему он так играет с ней?
– О кинопробе, – услышала она свой голос. – О чем же еще?
Он казался удивленным.
– С чего ты это взяла?
Сердце ее колотилось бам… бам… БАМ, подобно кузнечному молоту, равномерно опускающемуся на наковальню. Ей казалось, она видит летящие искры.
– Тогда… как они получились?
– Сама увидишь. Послезавтра в семь ты свободна?
– Утром?
– Вечером. В семь вечера. Мы приглашены на ужин к О.Т.
– К О.Т.? Ты хочешь сказать… к Оскару… Скольнику? – Тамара не верила своим ушам. – Главе «ИА»?
– Другого я не знаю. – Зиолко весело рассмеялся. – Значит, договорились.
– А как же все-таки кинопроба? – с мукой в голосе воскликнула она.
– В доме у О.Т. есть кинозал. Там ты ее и посмотришь. А после мы поговорим.
– Но мы же уже разговариваем!
– Послушай, нет смысла обсуждать это по телефону. – Он помолчал. – Это немного сложно.
Сложно! Господи, она уже видела, как весь ее мир рушится.
– Куда мне за тобой заехать?
Голос ее звучал подавленно:
– К моргу Патерсона.
Он рассмеялся.
– К моргу Патерсона?
– Именно это я и сказала.
– Ладно, только постарайся пока не умереть. Ты нужна нам живой, а не мертвой.
В ее сердце зародилась надежда. Следовало ли понимать его слова как знак того, что она все же нужна им? Она умирала от желания задать этот вопрос, но вместо этого промямлила:
– Я там живу.
– Хорошо. – В его голосе не было удивления. – Я заеду за тобой в половине седьмого.
И с этими словами он повесил трубку.
– Новое платье? – спросила Инга за ужином. – Ну что же, ja, думаю, мы можем себе это позволить. Почему нет? Не каждый день мою актрису приглашают домой к студийному Монголу.
– Моголу, – беззлобно поправила ее Тамара. Инга сама просила, чтобы ее поправляли всякий раз, как она употребляла неправильные английские слова. – Монгол – это житель Монголии.
Инга беззаботно махнула ложкой.
– Могол, Монгол – какая разница. Завтра отправимся в Гудвил.
У Тамары вытянулось лицо.
– Инга, мне не хотелось бы показаться неблагодарной, – умоляюще проговорила она. – Но нельзя ли мне купить что-нибудь новое? Один только раз?
Замолчав, Инга задумчиво смотрела на свою бульонную чашку, где в желтом от жира курином бульоне плавала одна большая белая клецка. Потом выдавила из себя улыбку.
– Почему бы и нет? Мы подыщем тебе какое-нибудь милое платье для твоего Монгола.
У Тамары загорелись глаза.
– Это должно быть что-то интеллигентное, – медленно проговорила она.
– Интеллигентное? – переспросила Инга. Она подозрительно моргнула. – Как это платье может быть интеллигентным? Оно что, умеет думать, а?
– Это просто такое выражение. Оно означает шикарное, элегантное, классное.
Инга покачала головой.
– Глассная одежда. Интеллигентная. Что они еще придумают?
Тамара пропустила мимо ушей «глассную» одежду. Она думала лишь о своем новом платье и о нитке жемчуга, которая будет мерцать на ее шее. Ей нравился этот жемчуг, и она надевала его при каждом подходящем случае. Конечно, он был всего лишь подделкой, купленной у Вулворта, но какое это имело значение? Важно было лишь то, что она положила на него глаз, после того как увидела фотографию Констанции Беннетт в жемчужном ожерелье. Это все решило. И, надевая купленный у Вулворта жемчуг, она чувствовала себя совсем как Констанция Беннетт.
На следующий день в половине третьего они вошли в салон одежды «Дороти». Инга в своем безвкусном, бесформенном сером пальто, тяжелых прочных коричневых туфлях, с большой потрепанной сумкой в руках и в бесформенной черной шляпке, которую она надевала всякий раз, когда выходила из дома, казалась здесь неуместной и выглядела старше своих тридцати семи лет. Тамара высоко подняла свою красивую голову, не позволяя элегантной обстановке магазина запугать себя – магазина, на который она прежде могла лишь с тоской взирать издали. «Дороти»! – восторженно думала она, вслушиваясь в его приглушенную, почти священную тишину. Какая невероятная роскошь! – Она изумленно оглядывалась по сторонам. – Бог мой, пол покрыт плюшевым ковром!»
– Ох, Инга! Разве тут не восхитительно? – выдохнула она, танцующей походкой проходя по проходу и касаясь кончиками пальцев роскошных платьев, висящих на вешалках по обе стороны от нее. – Умереть можно!
Хотя, по мнению Инги, одежда тут и не стоила того, чтобы ради нее умирать, она вынуждена была признать, что все действительно очень красиво.
К ним подошла аристократического вида продавщица в прекрасно сшитом сером платье и с безукоризненно уложенными серебряными волосами; лишь на мгновение по ее лицу скользнуло выражение неодобрения по поводу поношенного наряда Инги, которое тут же сменилось непроницаемой профессиональной маской.
– Что желаете, мадам? – спросила она с едва заметным презрением.
Инга покачала головой и робко опустила глаза.
– Это не я, благодарю вас. – Взяв Тамару за плечи, она нежно подтолкнула ее вперед и гордо проговорила: – Это она. Ей нужно глассное платье.
Продавщица удивленно подняла брови.
– Глассное платье?
– Она хотела сказать «элегантное», – объяснила Тамара.
Инга кивнула головой и доверительно понизила голос:
– Ее пригласили на обед к Моголу в Беверли-Хиллз! Я хочу, чтобы она была хорошо одета, не хуже других.
– Мы, в нашем салоне, гордимся тем, что помогаем нашим покупателям выглядеть наилучшим образом, – фыркнула продавщица. – В число наших клиентов входят лучшие люди города. А что именно вы бы хотели?
Инга беспомощно пожала плечами.
– Тамара, она знает. Она читает все журналы. Продавщица оглядела Тамару, прикидывая ее размеры.
– Это должен быть официальный наряд?
– Я… я не знаю, мэм.
– Понятно. – Продавщица задумчиво сжала губы. – Тогда я посоветовала бы вам не слишком длинное платье. У вас прекрасная фигура и очень красивые ноги. Нет нужды скрывать их. Вы также сможете носить его и как обычное, и как выходное платье.
– Звучит заманчиво, – кивая, согласилась Инга.
– А на какую сумму вы рассчитываете? Инга замерла.
– Десять долларов? – предложила она сумму, казавшуюся ей астрономической.
– Понятно. – Продавщица вздохнула. – Боюсь, это ограничивает наш выбор. Однако у нас есть несколько довольно неплохих вещей, оставшихся с прошлого года. Я бы особо порекомендовала одно платье, которое должно прекрасно подойти молодой леди. Пойду принесу, чтобы она смогла его примерить.
– Оно должно быть приличным, – предупредила ее Инга. – Я хочу, чтобы она выглядела как настоящая леди.
– Разумеется, – ответила продавщица, – так и будет. – И она вышла из торгового зала.
При виде платья, которое она принесла, у Тамары с губ сорвалась жаркая молитва, чтобы оно ей подошло. И оно подошло. Стоя перед трехстворчатым зеркалом и поворачиваясь во все стороны, чтобы лучше рассмотреть себя, Тамара не верила своим глазам. Это было туго обтягивающее тело узкое платье, начинающееся от подмышек и доходящее до середины икры, сшитое из атласа цвета спелой малины, с широкими черными бархатными бретелями, образующими петлю вокруг шеи. Его можно было надевать на официальные выходы с подобранным в тон огромным экстравагантным атласным бантом, приколотым внизу с одной стороны, или без него – для менее торжественных случаев. Ее лицо порозовело от предвкушения покупки. Тамара знала, что то, как она выглядит, можно выразить одним словом: сногсшибательно.
Она была очарована, околдована, влюблена в это платье.
Даже Инга понимала, что оно ласкает глаз, и одобрительно кивнула головой.
– Ja, хорошее платье. Сколько оно стоит?
– Это очень красивое платье. – Продавщица принялась щедро расхваливать его. – Штучная работа, а не массовая продукция. Вначале оно было оценено в двадцать четыре доллара.
– Так дорого! – Инга была в ужасе.
– Оно было уценено до двенадцати.
– Двенадцать долларов, – пробормотала Инга, кривя губы.
У Тамары упало сердце. Она слишком хорошо знала это выражение на лице Инги; не менее хорошо знала и то, как надолго Инга могла растянуть эти драгоценные двенадцать долларов.
Задумчиво помолчав, Инга спросила:
– У вас есть еще что-нибудь хорошее за меньшую сумму?
Тамара вновь еще жарче взмолилась про себя. Ей просто необходимо было иметь это платье, эту экстравагантную фантазию, в которой она выглядела и чувствовала себя красавицей. Сама мысль о том, чтобы расстаться с ним, была ей невыносима.
Продавщица покачала головой.
– Мне жаль, но это самое дешевое платье, уверяю вас.
Тамара, затаив дыхание, не сводила глаз с отраженного в зеркале лица Инги. Наступил решающий момент. Она увидела, как руки Инги крепко сжали сумку. Еще один плохой знак.
– Тамара, тебе оно нравится? – в конце концов мягко спросила немка.
Тамара быстро кивнула головой, не в силах выговорить ни слова.
– Тогда ты получишь свое глассное платье, – объявила Инга, на которую сразу же обрушились счастливые объятия и шумные поцелуи.
– Проклятье! – жалобно взвыла Тамара при виде непокорного локона, выбившегося из ее только что уложенных волос и спиралью спустившегося на середину лба. Она сердито зачесала его на место черепаховым гребнем. – Ну почему ему понадобилось вылезти именно сейчас?
Была уже почти половина седьмого, а она по-прежнему стояла у зеркала в ванной комнате с расческой в руке и торчащими, подобно иглам дикообраза, изо рта заколками для волос. Она стояла, завернувшись в простыню, чтобы на ее драгоценное новое платье не попали капли воды или случайные волоски, в который раз страстно мечтая о том, чтобы вместо этого испещренного, мутного, треснувшего зеркала у нее был настоящий туалетный столик с большим, хорошо освещенным зеркалом. Она готова была отдать за это все, что угодно.
Тамара снова провела расческой по волосам и покачала головой. Волнистые, до плеч, волосы, подпрыгивали столь же легко и естественно, как пружинки. Ага! Наконец-то! Несговорчивый локон был укрощен!
Она положила расческу, вытащила изо рта остальные заколки и, спустив с плеч простыню, скомкала ее и бросила под раковину. Затем, быстро растирая плечи и глядя на себя в зеркало, приняла несколько соблазнительных поз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71