но окружной судья, стремящийся неукоснительно придерживаться
буквы закона, вполне может приговорить и к смерти. "Злая ирония судьбы, -
размышляла она, - избежать Кокотты, чтобы угодить в петлю: смех да и
только!" Нет, воровство не по ней. Впрочем, нравится оно ей или нет -
вопрос имел для нее чисто теоретический интерес, ибо вылазки не могли
продолжаться долго. Скудный рацион с трудом поддерживал тлеющий огонек
жизни, но не давал сил. С каждым днем Элистэ слабела, ей становилось все
трудней убегать от преследования. Когда на бегство не останется сил,
налетам на повозки придет конец.
Просить подаяния было делом не столь опасным; так, по крайней мере,
ей казалось вначале. Элистэ обнаружила, что ее большие глаза кое-чего
стоят; их жалостливый взгляд вкупе с надрывным кашлем способен приносить
бикены. К тому же у нее был такой жалкий вид, что к ней крайне редко
подкатывались с непристойными предложениями. Люди не хотели к ней
прикасаться: то ли их пугал ее чахоточный кашель, то ли страшил смятый
платочек в пятнах крови - она содрала с него кружева и измазала, надрезав
палец, чтобы все думали, будто у нее кровохарканье. Так Элистэ
"проблаженствовала" несколько дней, собирая милостыню, которой хватало на
черствый хлеб, два-три яблока и даже миску горячей похлебки. Еще один
столь же удачный день - и она сможет позволить себе провести ночь в
заведении вроде "Приюта Прилька". В конце концов смерть от голода и холода
ей, кажется, не грозит. Что до другого, более страшного исхода - ареста,
"Гробницы", Кокотты, - то во всем Шеррине не найдется жандарма или
народогвардейца, способного распознать Возвышенную в ее нынешнем облике.
Она бы не посмела пойти на обман проницательной Чувствительницы Буметты,
охраняющей Северные ворота, но простых солдат ничего не стоило обвести
вокруг пальца.
Она их и обвела. Народогвардейцы каждый день проходили мимо, не
удостаивая ее даже взглядом. Однако же Элистэ чувствовала, что за ней
наблюдают, и от неприятного этого ощущения некуда было деться. Нищие
следили за каждым ее шагом, она это знала. Их взгляды она чувствовала на
себе и днем и ночью.
После стычки с Каргой Плесси Элистэ ни разу не показывалась на
Воздушной улице. Каргу она тоже не видела, даже издали, однако никак не
могла забыть о том случае. В ушах до сих пор звучала визгливая брань
попрошайки. Ее угрозы - тогда они казались пустым звуком - постепенно
обрели под собой почву. "Братство до тебя доберется... Лишай своих в обиду
не даст..." Карга хотела сказать, что Нищее братство, хорошо
организованная лига шерринских нищих, отомстит за ущерб, причиненный лицу,
которое в нем состоит. Но в конце концов Карга первой накинулась на нее,
Элистэ только защищалась. С тех пор она не нарушила ни одного их закона,
никому не перебежала дороги. Она чуяла, что нищие вот уже несколько дней
внимательно приглядываются к ней, но никакого вреда от них пока не было.
Может, этот Лишай, что бы он собою ни представлял, сочтет ее безобидной и
оставит в покое?
Вскоре, однако, Элистэ пришлось убедиться, что это не так.
Вечер только начинался, становилось холодно, но Элистэ это почти не
пугало. У нее выдался удачный денек, она "роскошно" поужинала -
пропитанный жиром хлеб и целая миска капустной похлебки, к тому же
остались еще деньги, чтобы оплатить место на нарах в "Радушии и тепле у
Воника". Ночлежка Воника, где начисто отсутствовали обещанные в названии
блага, все же предпочтительней улицы, и Элистэ была рада провести ночь под
тряпьем и крышей над головой. Погруженная в свои мысли, она не заметила ни
блеска глаз, пристально следящих за ней, ни перебегающих в тени
преследователей. Она ни о чем не подозревала и уж меньше всего ожидала,
что сзади ее вдруг обхватит чья-то рука. Не успела девушка и пикнуть, как
ей зажали ладонью рот, оторвали от земли и поволокли в темный переулок.
Нападение произошло на сравнительно оживленной улице Водокачки, но либо
осталось незамеченным, либо никто не захотел вмешиваться.
Все ясно - ее, конечно, изнасилуют и убьют. И то и другое не
редкость, но чтобы это выпало именно ей - в такое она никогда не верила.
Сколько времени пробродила она по самым гнусным трущобам - и ничего такого
с ней не случалось; видно, теперь удача отвернулась от нее.
Элистэ сопротивлялась изо всех сил - лягалась, изворачивалась, лупила
кулаками, но оказалась бессильна против железной хватки. В переулке было
темно, однако она понята, что нападающих двое: здоровенные мужики в
лохмотьях, от них исходила крепкая застоялая вонь профессиональных нищих.
Тут же ей на голову набросили мешок, крепко затянули завязки на шее. Она
перестала видеть и начала задыхаться. Грязная мешковина липла к лицу, в
ноздри лезла мучная пыль. Ей сжали руки с обеих сторон, подхватили и
быстро потащили какими-то кривыми закоулками со множеством поворотов,
Сперва она молчала, но затем, упершись, набрала в легкие пыльного воздуха
и закричала. Невидимые пальцы мгновенно засунули складку мешка в ее
разинутый рот. Элистэ подавилась, задохнулась, начала вырываться.
- Тихо, не то руку сломаю, - приказал грубый голос, и резкая боль в
запястье подтвердила, что это не пустая угроза.
Сопротивляться не имело смысла. Она покорилась, и ее потащили дальше,
по каким-то аллеям, закоулкам, все время сворачивая в разные стороны, так
что она вконец запуталась. Элистэ не могла понять, почему они идут так
долго. Нет чтобы сделать то, что хотят, и разом со всем покончить. Похоже,
она попала к ним в лапы отнюдь не случайно; значит, дела обстоят еще хуже.
На глаза у нее навернулись слезы, но Элистэ взяла себя в руки: эти скоты
не узнают, как она их боится. В лохмотьях, грязи и нищете она все равно
оставалась Возвышенной.
Они поднялись на крыльцо и через ворчливо скрипнувшую дверь вошли в
какой-то дом. Какой именно, она не могла догадаться, ибо ощущения ей
ничего не подсказывали. Вверх по застланной ковром лестнице. Ступенька,
вторая, еще одни двери, затем ее втолкнули внутрь, отпустили и сняли
мешок. Элистэ огляделась. От удивления у нее перехватило дыхание, на миг
она даже забыла про страх.
Воздух в помещении был теплый и очень влажный, а сама комната тонула
в полумраке: свет давала только кучка углей в камине. Но Элистэ научилась
видеть в темноте и сразу узнала характерный стиль городского дома из тех,
что украшали проспект Парабо. Судя по тому, как быстро ее сюда доставили,
она все еще находилась в Восьмом округе, средоточии шерринских трущоб.
Однако комната, где она сейчас стояла, выглядела типичной библиотекой
Возвышенного кавалера - чистая, с роскошными коврами и портьерами,
отделанным мрамором камином, она была обставлена мебелью красного дерева;
в камине угли, по стенам - книжные шкафы; залах кожи смешивался с резким
ароматом каких-то лекарств. Но центральное место, где обычно возвышалось
бюро с письменными принадлежностями, занимала огромная медная ванна,
имевшая форму башмака с квадратным носом и высоким задником, а в ней по
грудь в воде сидел человек. То был мужчина неопределенного возраста, с
белыми волосами и совершенно гладким лицом, такой тучный, что его плоть
свисала валиками и складками через края ванны. Кожа у него была
примечательная: нежная и снежно-белая, как чистое сало, но усеянная
сероватыми пятнами со средней величины монету, которые по виду и цвету
напоминали плесень. Во многих местах эти пятна полопались, обнажив
сочащиеся сукровицей язвочки. Поперек ванны лежала доска, а на ней
колокольчик и открытая книга, которую увлечение читал сидящий в ванне
альбинос. Он не оторвался от книги даже тогда, когда в комнату втолкнули
Элистэ; необычайно острое зрение, судя по всему, позволяло ему обходиться
почти без света. Наконец он заложил страницу, не спеша отодвинул книгу и
взглянул на вошедших. Глаза у него были неестественно прозрачные и
розовые, почти красные, а ресницы - белесые, еле заметные. Мужчина подал
знак, и похитители вышли, прикрыв за собой дверь. Затем он принялся долго
и внимательно разглядывать Элистэ. Она ответила ему таким же пристальным
взглядом, и тень улыбки тронула его губы.
- Так вот она какая, наша маленькая грызунья, - сказал он наконец. -
Подойди ближе.
Он выловил из воды губку и осторожно прижал к открытой язвочке на
бледном плече. Темный ручеек побежал вниз по телу; в полумраке казалось,
что это кровь. Запах лекарств усилился.
Элистэ постаралась не выказать отвращения. Точно так же она скрыла и
удивление, услышав его голос - красивый, глубокий, мелодичный, отнюдь не
соответствующий внешности. Еще поразительней было то, что его произношение
и интонации напомнили людей ее круга. Он говорил, как Возвышенный. Подняв
голову, она приблизилась к ванне на несколько шагов.
- Ты знаешь, кто я? - спросил он.
Тут у нее не оставалось и тени сомнения. Доходившие до нее
разноречивые слухи и непонятные намеки сейчас обрели плоть и кровь.
- Вы, должно быть. Лишай, - ответила она, памятуя о северном
выговоре.
- А, деревенская девчонка! Каким ветром занесло тебя к нам из твоего
родного Фабека, милочка?
- Привезли горничной при госпоже, - пробормотала Элистэ. - Госпожи
уже нет, забрали в "Гробницу". Пришили ее, я так думаю.
- А ты, разумеется, оказалась совсем одна в Шеррине, никого не
знаешь, лишилась и места, и средств. Так?
- Ваша правда, господин.
- Печально, но сейчас такие истории в порядке вещей. Стало быть,
пришлось тебе вскоре просить подаяния?
- Ага, господин, пошла с протянутой рукой.
- И небезуспешно, как я понимаю. А скажи-ка, милочка, как Прикажешь
тебя называть?
- Карт, господин.
- Что ж, при нынешнем раскладе сей псевдоним сойдет не хуже любого
другого.
Элистэ сделала вид, то не поняла мудреного слова.
- А знаешь ли ты, малышка Карт, почему тебя сюда привели?
- Потому как я схлестнулась с одной из ваших и наставила ей синяков.
- Увиливать не имело смысла. - Но, истинное слово, мастер Лишай, она
первая начала. Я, право, не хотела ее так отослать.
- Не хотела? Прискорбно слышать, я-то думал, что ты умеешь за себя
постоять. Впрочем, это неважно, внешность Карги Плесси Значения не имеет.
Небольшое уродство даже поможет ей выручать сверх обычного. В этом смысле
ты оказала услугу как ей, так и мне. Могла бы оказать и большую, вырвав ей
глаз, однако бессмысленно горевать об упущенных возможностях. Ты знаешь,
почему Плесси набросилась на тебя?
- Ну, она, кажись, говорила, что я ее монетку присвоила. Вроде как
позарилась на ее кровное. Побиралась на ее участке, и все такое. Но
клянусь, я вовсе не хотела, я извиняюсь и больше такого не сделаю.
Клянусь, мастер Лишай, я теперь ни ногой на Воздушную улицу.
- Прекрасно, но ты, милочка, по-прежнему не понимаешь самого
главного. Что Воздушная улица, что улица Водокачки, что Парабо или площадь
Дунуласа - все едино. В любом квартале Шеррина ты окажешься на чужом
участке. Нищее братство владеет исключительным правом просить милостыню в
черте города. Привилегией "доить", как мы именуем сей промысел, пользуются
только члены Братства, а оно, хочу заметить, бдительно и ревностно
защищает свои традиционные прерогативы. С самозванцами, одиночками и
нарушителями Братство обходится круто, весьма круто. А ты, малышка Карт,
как раз и есть такая самозванка.
- В жизни не знала, чтобы люди побирались с чьего-то там дозволения.
- А теперь вот знай, и, полагаю, это знание пойдет тебе на пользу.
- На пользу, как же!
Истинный смысл предупреждения привел Элистэ в ужас. Он лишал ее
единственного оставшегося способа зарабатывать на жизнь. Над ней опять
нависла непосредственная угроза голода, и это - после всего, что ей
довелось вынести, - было несправедливо, чудовищно несправедливо. На
секунду возмущение пересилило ужас, и она даже рискнула сердито посмотреть
на Лишая. Он же наблюдал за ней самым пристальным образом. Словно
раскладывал ее по полочкам и в то же время, как ей показалось, забавлялся
этим. Но его взгляд хотя бы не таил в себе ни вражды, ни угрозы. Если она
постарается, то ей, быть может, удастся пробудить в нем сочувствие. В
конце концов, какой ни на есть, а он мужчина, и поэтому - как знать? -
вдруг способен принять к сердцу мольбу женщины, даже такой, как она,
грязной и оборванной. Во всяком случае, попытаться стоило. Устремив на
него умоляющий взор своих выразительных глаз, она тихо сказала:
- Но, мастер Лишай, мне-то что остается? Я уж как ни искала, но
работы нигде нету. Раз уж нельзя побираться, как же мне быть?
- От голода умереть - чем плохо?
"Ну и дрянь!" Но на лице, на лице - все та же мольба:
- Ой, господин, неужто вы позволите мне с голоду помереть? Неужто у
вас сердце из камня? Ни в жизнь не поверю! А я-то думала - такой кавалер -
из приличных...
- Вот как?
"Да никакой ты не кавалер".
- Истинное слово, господин мой. Вся надежда у меня, что вы поймете
мое положение и сжалитесь. Помогите мне, мастер Лишай! Ну, так прошу, так
прошу!
Как бы сейчас пустить слезу? Ой, как нужно... Она вспомнила бабушку в
забрызганном кровью подвале у тела кавалера во Мерея, и слезы сами
полились обильным потоком.
- Гениально, дитя мое. Просто, естественно, берет за сердце. Слезы
всегда срабатывают. Дивно. - Лишай снова выжал губку на язвы, и
Красноватые ручейки потекли по его груди. - Очаровательные твои мольбы
тронули мое сердце. Кто бы мог устоять перед этими обильными слезами? Я уж
никак, а потому готов прийти тебе на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115