Вот в ком развиты семейные чувства.
И в самом деле, Бирс приближался к ним, похожий на сдвинувшуюся с
места скалу. Хорл инстинктивно съежился, однако тут же взял себя в руки,
повернулся к сыну и воскликнул:
- Но это чудовищно... чудовищно! Это же твои родные - твои
собственные братья и сестра!
- Не беспокойся, я высоко ценю их.
- Как ты можешь так ужасно обращаться с ними? Закованные в кандалы, в
подвале, на цепи - как преступники или животные!
- Я тебе уже объяснил, почему это необходимо. Мера временная, и к
тому же они сюда только приходят, а на ночь удаляются в другое место.
- Ну, это уже кое-что. А где они живут?
- В "Гробнице".
- Немыслимо! Даже ты не способен на это.
- Только из добрых побуждений. В "Гробнице" они в безопасности. Там
им никто не причинит вреда. Эта мера принята исключительно для их же
пользы. Я уверен, что ты понимаешь меня.
- Нет... нет. Я совсем тебя не понимаю.
- Вот как? Но это же очевидно. В наше смутное время Шеррин полон
разных опасностей. Мои братья и сестра - люди не от мира сего, наивные, не
знающие, что такое мирское зло, - легко могут стать добычей хищников в
человеческом обличье. Нет, правда. Я боюсь за них и поэтому полагаюсь на
толстые стены и крепкие замки.
- Но это же какое-то безумие! Ты отнимаешь у них свободу и
объявляешь, что это делается ради их блага.
- Именно. Я делаю псе, что в моих силах, но тем не менее, боюсь,
этого недостаточно. Опасность существует повсюду - даже в "Гробнице", даже
здесь. Необходима постоянная бдительность, меня одного на все не хватает.
Поэтому мне нужна твоя помощь.
- Моя? - Хорл казался одновременно потрясенным, разгневанным и
растерянным.
- Евларк, Флозина и Улуар нуждаются в тебе - до такой степени, что не
будет преувеличением сказать, что их жизни зависят от твоих стараний.
- Моих? - повторил Хорл, вконец растерявшись.
- Разумеется. - Уисс кивнул. Ему делалось то забавно, то скучно
наблюдать отцовскую бестолковость. Особая деликатность тут была ни к чему,
да она никогда и не относилась к сильным сторонам Уисса. - Говорю тебе,
опасность исходит отовсюду. Никому нельзя доверять. Возьми к примеру моих
народогвардейцев. Считается, что они преданы мне, президенту Комитета. На
самом деле они расколоты на группы, свирепы и люто ненавидят все
проявления чародейного дара, считая его признаком Возвышенных. Ничто не
может разубедить их, так что мои одаренные братья и сестра, находясь
здесь, подвергаются постоянной опасности. Чтобы управлять солдатами, нужна
сдерживающая рука, но я не могу все время находиться в Арсенале. Поэтому я
вынужден обратиться к тебе, отец. Ты будешь моим представителем. Твое
присутствие здесь послужит гарантией безопасности наших родичей. В
противном случае я не поручусь за их жизни, поскольку жестокость
народогвардейцев сравнима только с их искренним энтузиазмом.
Хорлу потребовалось довольно много времени, чтобы осознать смысл
сказанного, но когда он наконец понял, комичность его бурной реакции
вознаградила Уисса за непривычную сдержанность. Глаза отца самым потешным
образом чуть не вылезли из орбит, он ловил ртом воздух, тщетно пытаясь
заговорить, и наконец ему удалось выдавить из себя:
- Ты способен на такое... противоестественный брат...
противоестественный сын... жестокое, порочное создание!..
Уисс молчал, слегка скривив губы.
- Не оскорбляй Уисса, - предостерег Бирс. Его огромные лапы сжались в
кулаки, но выражение лица не изменилось. - Не смей этого делать.
- Он потрясен, - объяснил Уисс. - Но он придет в себя. - Ему нелегко
было обуздать собственную ярость, но дело того стоило - хотя бы
насладиться белым как мел, дергающимся лицом Хорла. - Ну же, отец. Не
правда ли, мы понимаем друг друга, и у нас нет никаких причин для ссоры?
Как видишь, пока мои братья и сестра в безопасности. Может быть, все и
обойдется? Завтра, после того, как ты поможешь мне с очередным
выступлением в Конгрессе, мы, возможно, вернемся сюда, и ты убедишься, что
с ними все в порядке. Это тебя успокоит?
Хорл уже не мог говорить, и, принимая во внимание обстоятельства,
Уисс расценил его молчание как согласие.

16
Первые дни, проведенные в Шеррине, оказались кошмаром. Трое Валёров,
простодушно и немедленно откликнувшиеся на зов брата и приехавшие из
провинции Ворв, поначалу были в ужасе от коварства Уисса. Они
предполагали, что найдут его больным и страдающим, а он, как оказалось,
процветал и был полон жизни. Они ожидали благодарности и теплого приема, а
встретились с оковами, узилищем и принуждением. Рассуждая теоретически,
они могли бы прибегнуть к чародейному наваждению, но на деле это было не
так легко. Уисс разделил пленников и приставил к каждому усиленную охрану.
Общаться им запретили, организовать бунт было почти невозможно, и малейший
намек на тайные чародейные действия мог бы вызвать ярость вездесущих
тюремщиков. Их не только запугивали, им непрерывно угрожали. Евларк,
Флозина и Улуар не считались трусами, несмотря на их мягкость,
застенчивость и внушаемость, по отдельности каждый справился бы с любым
противником, но они были вместе, и семейная привязанность друг к другу
вела их к поражению. Да победить их оказалось не так уж и трудно. Эти
слабые существа, не от мира сего, почти дети, от рождения нуждались в
опеке. Как только Евларку Валёру разъяснили, какая смертельная опасность
нависла над его братом, сестрой и отцом, он тут же сдался. Если бы он
держался твердо, то, возможно, обнаружил бы, что за пустой угрозой ровно
ничего не стоит и что Уисс не может обойтись без своих родственников и их
талантов, но Евларк не мог решиться на такой опыт. Флозина и Улуар тоже
покорились: видимо, это была семейная черта.
Первые два дня непрерывного кошмара перед узниками мелькали
враждебные лица, незнакомые здания, неподвижные Оцепенелости, а по ночам
они видели стены подземной темницы, железные засовы и цепи Растерянные,
сбитые с толку, Валёры автоматически принялись выполнять поставленную
перед ними задачу, покорно переезжая из "Гробницы" в Арсенал и обратно,
словно в зловещем забытьи. Пассивные, с ничего не выражающим взглядом, они
двигались, как заржавевшие автоматы.
Однако положение менялось по мере того, как рос их профессиональный
интерес. Все больше увлекаясь поставленной задачей, братья и сестра
забывали о своих страхах и горестях. Их интерес вскоре перерос в
одержимость, и внешний мир утратил значение, словно Арсенал, его подвал,
солдаты, цепи, оковы уже не существовали для них. Остались только машины и
их манящие и ускользающие индивидуальности. Непосвященным казалось, что
Валёры находятся в бессознательном состоянии - почти неживые, но на самом
деле их сознание активно и целеустремленно работало. Каждая извилина мозга
была предельно напряжена, и каждая мысль вырывалась наружу и устремлялась
через тьму телепатического пространства в поисках забытой механической
чувствительности. Это напоминало охоту за сокровищем, затонувшим на дне
грязного озера, - всюду мутные завихрения и водовороты, вьющиеся вокруг
шеи и душащие водоросли, плавающие обломки, ледяной холод, непроглядный
мрак. По крайней мере раз сто Евларку казалось, что он уловил очертания
жаркого и быстрого мозга Заза. Столько же раз его собственное сознание
летело вслед за огненными призраками, убегавшими от него; но это были
просто сны Заза, тонкие горячие испарения ее истинного существа. Пытливые
умы Флозины и Улуара натыкались на те же препятствия и попадали в те же
западни. Оцепенелости продолжали находиться в спячке.
До тех пор пока...
Пока Флозина, наконец, не прекратила этого преследования, сменив роль
охотника на роль приманки. Повторяющиеся вспышки жутких видений
Чувствительницы Нану помогли ей проникнуть в сознание машины, и Флозина
подчинила ей свой разум. Ее мысли, обратившиеся внутрь, стали мучительными
и запутанными. Искушая машину, Флозина начала прятать от нее собственное
сознание, и Нану - шпион из шпионов, действующий и во сне, - не могла
устоять перед этим молчаливым вызовом.
Флозина все чаще чувствовала на себе любопытство некоего постороннего
сознания. На нее наваливалась личность, совершенно чуждая по устройству.
Она ощущала, как кто-то давит на нее, роется в самых истоках ее мыслей.
Она сопротивлялась, окутывая мозг еще более толстым защитным слоем, но
копание в ее мыслях становилось еще яростней. Когда сознание Флозины
отлетело прочь, внезапно погрузившись в тусклые телепатические зоны
машины, та тут же устремилась следом - теперь уже на грани пробуждения.
Сообщение пронеслось через психическое пространство с гудением и звоном
насекомого. Флозина увернулась, спряталась и скромно отступила. Звенящая
вибрация усилилась, дойдя до невыносимо высокой ноты, и нараставшее
возбуждение Нану наконец пробудило ее. Она очутилась здесь, целиком и
полностью, бодрствующая, впервые за много веков. Флозина, увидев, что цель
достигнута, пережила краткий миг триумфа и, обессиленная, погрузилась в
сон.
...Нану, Мать Королева, Всевидящая, Хозяйка тайн, пошевелила яркими
крыльями и открыла сотню своих глаз. Вокруг были стены, мешающие взгляду,
скрывающие все тайны. Ей нужно немедленно отложить несколько тысяч золотых
яиц, и скоро ее крошечные гниды, способные пройти практически через любое
препятствие, обретут крылышки и с жужжанием вылетят из гнезда, чтобы
собрать информацию, как пчелы собирают пыльцу. Затем эти крупинки и
обрывки сообщений и слухов они принесут своей августейшей Матушке, которая
проглотит все, а потом составит список и указатель, скомбинирует и
обозначит связи, сопоставит и подсчитает, проанализирует и оценит и,
наконец выдаст переваренную информацию в виде заключений - отбросов ее
организма, которые тут же будут бережно собраны и унесены ее
работниками-людьми.
Но с этим придется подождать, пока она не отложит яйца, а сейчас
работники должны разрушить мешающие стены или перенести ее в другое место.
Королева Нану желала бы, чтобы это была высокая башня, откуда она сможет
обозревать весь город, и сотня ее глаз будет обращена во все направления
сразу. Она хотела, чтобы это свершилось немедленно, и ее повелительное
пощелкивание настоятельно выражало ее требование. Но работники и не думали
повиноваться. Они сновали вокруг, но бездельничали, словно трутни. Нану
издала сердитое ворчание, и ее крылья слегка приподнялись. Если бы
неподалеку оказалась человеческая рука, она схватила бы ее.
И тогда Нану припомнила далекие времена и поняла: работники, которые
сейчас находились рядом, вооруженные и одетые в одинаковые формы, - это
существа с низким развитием, не способные понять ее желаний. Исключений
было два. Одно - человеческий самец огромного роста, неприметно одетый, -
он стоял поодаль, разглядывая ее с таким явным благоговением, что не
оставалось сомнений - он готов служить ей. Второе - женщина, чье дерзкое
сопротивление вырвало ее из спячки. Та, очевидно, обладала умственными
способностями работников высокой касты, с помощью которых Нану могла
передавать свои команды. Но женщина находилась без сознания, и немедленно
использовать ее было невозможно. Пока придется ждать. Но, как полагала
Нану, ждать осталось недолго...

Евларк Валёр избрал иной способ. То психологическое кокетство,
которое выманило из спячки Нану, никогда бы не вызвало энтузиазма у Заза.
Проведя много дней в бесплодных усилиях, потратив обширный запас
интеллектуальной энергии, Евларк наконец нашел верный метод. Особые
ухищрения ума здесь были ни к чему. Заза, жестокая и неистовая, обретала
себя в схватке. Ее сознание можно было растормошить призывом к оружию.
Догадавшись об этом, Евларк прекратил свои психологические поиски,
отказался от преследования, ловушек, улещиваний, просьб и аргументов. Он
остановился, и сознание его временно застыло. Вскоре разрушительные
горячие потоки оскорблений, брани, презрения и наглого вызова затопили
каналы его сознания, а затем прорвались в телепатическое пространство Этот
вызов подействовал на Заза как едкий табак на ноздри, и она проснулась,
чтобы отыскать его источник.

...Победительница Заза выходила из оцепенения, поднимаясь к свету, и
старые воспоминания, желания и ненависть шевелились и смыкались в ней все
больше номере пробуждения. Враг был совсем рядом... Она чувствовала его
агрессивное присутствие... но не могла убить его, пока еще полностью не
проснулась. Ею двигала вовсе не жажда к разрушению, просто угроза ее
имуществу не оставляла иного выбора, ибо Заза была владелицей
человеческого стада. Оно принадлежало ей, и только ей. Непонятно было,
каково назначение людей, - она никогда не ела их плоть, не пила их кровь,
не укрывалась их шкурами. Может быть, они являлись для нее чем-то вроде
домашних животных или просто удовлетворяли ее собирательский инстинкт?
Или, скорее, ее натуре свойственно определенное чувство собственничества?
Они принадлежали ей, и ведение их дел - ее главная и всепоглощающая
забота.
Непонятно было также, что отличало людей Заза от остальных липких и
сладких неметаллических предметов, но она каким-то образом понимала это; и
отмеченных, одомашненных ею людей она защищала всеми средствами от
нападений мерзких негодяев любого рода, особенно того же - человеческого.
Теперь она проснулась, готовая дохнуть огнем на своих недругов, но
обнаружила обман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115