К нему и
направилась Элистэ.
Идти пришлось дольше, чем она рассчитывала. И дальше. Из-за корки
спрессованного снега на мостовой у нее онемели ноги. Против такого лютого
холода самая твердая решимость - и та долго не протянет. Когда Элистэ
заметила у реки кучу бродяг, сбившихся под навесом над жаровней с редкими
тлеющими углями, она не утерпела и решила подойти хоть на несколько минут,
чтобы отогреть онемевшие руки и ноги.
Бродяги с готовностью потеснились - пять человек, так плотно
укутанные в тряпье, что различить их черты, силуэты, определить возраст и
даже пол было никак невозможно. Она по привычке поблагодарила их, и пять
бесформенных голов повернулись к ней как одна. Тут до нее дошло, что голос
и манера выдают ее целиком и полностью. В каждом ее слове и жесте
проступала Возвышенная. Одежда ее также бросалась в глаза на фоне жалких
лохмотьев. Ее юбки и плащ, даром что были помяты и в беспорядке, уже одной
своей простотой подчеркивали дороговизну материала, из которого были
пошиты. Безликие призраки мигом поняли, кто она, и от этой догадки у нее
оборвалось сердце. Окажись неподалеку патруль, они, вероятней всего, сдали
бы ее властям за положенное вознаграждение в пять рекко - целое состояние
для таких бродяг. Но, к счастью, в эту морозную ночь ей, видимо, не
грозила опасность с их стороны. В другой раз удача может ей изменять.
Никто не сказал ни слова. Элистэ задержалась настолько, чтобы хоть
чуть-чуть отошли руки и ноги, и поспешила своей дорогой, спиной ощущая
взгляды бродяг. Она шла вдоль правого берега Вира, явно приближаясь к
мосту - свет фонарей становился все ярче Еще двадцать минут против ветра,
показавшиеся ей двумя часами, - и старый Винкулийский мост предстал перед
нею во всей красе. Справа раскинулся Набережный рынок. Теперь она знала,
где находится: в добрых сорока минутах ходьбы от "Приюта лебедушек" - и то
если бы она не устала и была полна сил. Но сейчас? Ноги едва переступали,
грязные обледенелые юбки тянули к земле; она не шла, а тащилась. Сколько
еще идти? Небо на востоке уже начинало сереть.
"Скорей, скорей, скорей!"
Но ноги отказывались подчиняться.
Вконец измотанная, спотыкаясь на каждом шагу, Элистэ пересекла рынок.
А небо безжалостно подгоняло. И тут противу ожиданий ей улыбнулась удача:
послышался скрежет колес по обледенелым булыжникам, и на ночной улице
появился одинокий фиакр. Она помахала рукой, удивленный возница
остановился. Сказав куда ехать, Элистэ забралась внутрь. Экипаж покатил, а
она откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и погрузилась в полудрему.
Фиакр медленно трясся по улицам, небо заметно светлело. Когда они
выехали на улицу Клико с ее лавочками и жилыми домами, высоких крыш уже
коснулся рассвет. Фиакр остановился, возница потребовал деньги. Элистэ
совсем забыла, что придется платить за проезд. Она сунула руку в карман за
вязаным кошельком, где держала с пригоршню бикенов - мелочь на чаевые
носильщикам и слугам, единственные деньги, которые ее высокое положение в
прошлом обязывало всегда иметь при себе. Высыпав монетки на ладонь, она
протянула их вознице.
Он взял мелочь, наметанным глазом определил сумму и заявил:
- Мало, нужно еще двадцать пять.
Элистэ с удивлением уставилась на возницу. Мало? Но что прикажете ей
делать? Какая глупость! Она же отдала все, что у нее было. Он повторил
свое требование. До чего же он глуп! Она повернулась и пошла.
- Эй, вы! - заорал тот сердито.
Когда-то подобный тон вызвал бы у нее презрение или гнев, но теперь
она познала унижение и всего боялась. Страх подхлестнул Элистэ, она забыла
про усталость и побежала. За спиной раздались разъяренные крики возницы,
цокот копыт и гром колес. Она успела нырнуть в узкий проход между двумя
лавками, и фиакр проехал мимо. Элистэ позволила себе с минутку отдышаться
и перевести дух, прижавшись спиной к холодной стене, затем осторожно
выглянула из-за угла. Улица Клико оживала. В окнах затеплился свет, за
шторами замаячили тени. Двое или трое торговцев уже расположились на
мостовой со своими тележками, редкие пешеходы спешили, горбясь от
пронизывающего ветра.
А "Приют лебедушек"? Из своего укрытия она не могла его видеть. Фиакр
уехал. Прикрыв лицо отворотом капюшона - в такую погоду это не могло
вызвать подозрений, - Элистэ выскользнула на улицу, пробежала последние
полквартала...
И на бегу остановилась, юркнув в тень: у "Приюта лебедушек" стояли на
страже народогвардейцы. Судя по скучающим физиономиям, они торчали здесь
довольно давно. Рядом сшивалось несколько зевак в надежде на любопытное
зрелище. На двери кондитерской красовался огромный новенький алый ромб -
на сей раз настоящий.
Кенублей уже увезли, а их собственность конфисковали в пользу
Республики-Протектората. Элистэ опоздала, опоздала на несколько часов.
Силы и решимость разом оставили ее. Она сникла, как подрезанный колос.
На две-три минуты она, видимо, погрузилась в беспамятство - глядела
на "Приют лебедушек" и ни о чем не думала. Но в конце концов ее взор
оторвался от двери кондитерской и скользнул вверх по стене, к узкому
оконцу в тени карниза, этой чердачной смотровой бойнице, и ей показалось,
что она уловила скрытый блеск своих же глаз, следящих за улицей со
ставшего ей привычным наблюдательного поста. Конечно же, она сейчас
очнется и обнаружит, что и вправду стоит там и смотрит вниз, на улицу
Клико. Ей не впервой переживать такие видения.
Но, увы, это был не сон. Она стояла на мостовой. Порыв ледяного ветра
пронесся по предрассветной улице, заставив ее содрогнуться.
"Как быть теперь? Что делать?"
Холод пробирал Элистэ до костей, тяжелая намокшая одежда почти не
грела. Она натерла ноги и так устала, что ломило все тело. Изнеможение и
страх пока еще заглушали чувство голода, но пронизывающий холод
оборачивался несказанной мечтой о чашке горячего бульона или чаю.
"Куда теперь пойти? Куда мне податься?"
Неимоверная усталость. Такая, что не было сил думать, и хорошо, что
не было; хорошо не думать ни о недавно погибших, ни об обреченных на
смерть; лучше всего вообще не думать. На улице заметно похолодало - зимний
ветер остудил слезы.
"Кофейня. Там тепло. Подсядешь к огню с чашечкой чаю. Отдохнешь.
Отдохнешь..."
Но у нее не осталось денег, ни единого бикена. Не будет ни чая, ни
огня. И отдыха тоже не будет, разве что в каком-нибудь подъезде, на
холоде. Всего лишь на минутку присесть, закрыть глаза...
"Я замерзну. Люди, бывает, и замерзают, ты знаешь. Нет, только не я!"
Сырые тяжелые края юбок хлопнули Элистэ по лодыжкам, и она вспомнила,
что зашила в подол нижней юбки кое-какие мелочи - золотое колечко с
гранатами, маленькую брошку с камеей в оправе из мелкого жемчуга,
несколько украшений из серебра и розового кварца. Ничего особенно ценного,
но на еду и жилье должно хватить с лихвой.
А то и другое требовалось немедленно. Нырнув в темный переулок,
Элистэ разорвала подол по шву, вытрясла безделушки на землю и судорожно
собрала застывшими непослушными пальцами.
Она вспомнила, что совсем недавно проходила мимо кофейни в конце
улицы Клико; за шторами заведения мерцал свет, на двери висела табличка
"Открыто". Элистэ решила вернуться, заторопилась, однако ноги словно
налились свинцом. Ранние прохожие с любопытством провожали ее взглядом, но
это ее уже не тревожило.
В кофейне было не слишком тепло - хозяин экономно расходовал уголь,
но она почувствовала себя на верху блаженства. Пройдя к маленькому
столику, спрятавшемуся в уголке за печкой, так что от дверей его не было
видно, Элистэ села и попросила принести чаю и горячей похлебки. От
усталости она забыла о том, что произношение выдает ее с головой. Об этом
ей напомнило лицо хозяина, который, не успела она сказать и двух слов,
напустил на себя непроницаемый вид. Опять она невольно разоблачила себя.
Осмотрительность требовала немедленно встать и уйти, но Элистэ не
двинулась с места - это было выше ее сил. Если ей предстоит погибнуть
из-за собственной глупости, пусть так и будет. Теперь это перестало ее
волновать.
Принесли похлебку и чай. Она с жадностью набросилась на еду,
чувствуя, как внутри разливается тепло. Окончательно согревшись, Элистэ
откинулась на высокую спинку деревянного стула и, уронив голову на грудь,
провалилась в сон, словно наглоталась снотворного. Хозяин, человек по
натуре совсем не злой и к тому же тронутый видом изможденного красивого
личика, выглядывавшего из-под капюшона, не стал тревожить Элистэ. Лишь
когда пошел утренний поток посетителей, он разбудил ее и попросил
расплатиться.
Девушка протянула ему серебряное колечко, на которое тот не стал и
смотреть.
- Наличными.
Этого она не ожидала.
- У меня больше ничего нет, - растерянно сказала Элистэ.
- Что вы себе думаете?
Она не ответила, а он все смотрел на нее, пока она не съежилась от
стыда.
- А вы смелая женщина.
- Но... но... это красивое кольцо, настоящее серебро...
- Настоящая чепуховина. На что оно мне? Ну да ладно, возьму, так уж и
быть. А вы послушайте моего совета, милочка. Не выкидывайте больше такие
штучки, никогда и нигде. Не то в следующий раз угодите со своими
безделушками прямехонько в лапы к жандармам. - Он поглядел в исполненные
мольбы испуганные глаза и смягчился. - Послушайте, что я вам скажу. Если у
вас остались еще украшения, обратите их в наличные. Походите по
ростовщикам, посмотрите, кто больше даст.
- По ростовщикам? - Для нее это было чем-то из другого мира. - Где же
мне их найти?
- Как где? На Ломбардной улице, где же еще? - Она растерялась, и он
добавил с ноткой раздражения в голосе: - На том берегу, между Крысиным
кварталом и Восьмым округом. Там они и сидят по своим лавочкам, кровопийцы
проклятые! И держите ухо востро, милочка.
Она поблагодарила за совет и ушла, с облегчением закрыв за собой
дверь кофейни, где так опростоволосилась, хотя одна мысль о зимнем холоде
вызывала у нее дрожь. К счастью, на улице оказалось не так уж страшно.
Ветер утих, и холодный воздух уже не обжигал, как раньше. Снег красиво
переливался под утренним солнцем. Магазины и лавочки уже открылись, по
мостовой проезжали повозки и, экипажи, закутанные прохожие спешили по
своим делам, выдыхая облачка пара; будничная суета являла собой довольно
приятное зрелище. Отдых и горячая еда придали Элистэ сил. Одежда ее почти
высохла, и теперь она чувствовала себя уверенней и могла успешней бороться
с холодом, а также с горем и страхом, от которых у нее разорвалось бы
сердце, если бы она дала себе волю.
Элистэ быстро уяснила, что лучше занимать мысли теми задачами, какие
ей предстояло решать сейчас. Стоит ей только задуматься и представить
себе, что ждет ее в Шеррине и каков жребий ее плененных друзей и
родственниц, - она непременно впадет в панику и с криком бросится бежать.
А вот о том, что нужно перейти Вир и на другом берегу отыскать Ломбардную
улицу, - об этом думать вполне безопасно. Оказавшись на месте, она станет
решать, кому продать драгоценности; выручив деньги, подумает, как найти
безопасное и теплое укрытие...
"Безопасного не найти".
Не думать об этом. Сейчас нужно пересечь мост и отыскать Ломбардную
улицу. Сейчас важно только это.
Но держать в узде мысли и чувства стало трудно, когда она перешла по
Винкулийскому мосту на другой берег и увидела "Гробницу". Старая твердыня
мрачно возвышалась над жилыми домами всего в двух кварталах от моста.
Элистэ, против воли, замерла на месте и с минуту не могла отвести от нее
взгляд. Цераленн, Аврелия, Кэрт - все там, и каково-то им сейчас? Но разум
подсказывал ей, что им не придется долго мучиться в заточении. Промежуток
между арестом и так называемым судом, как правило, занимал мало времени, а
между судом и казнью - и того меньше. День-два, а порой всего несколько
часов...
"Неужели я бессильна помочь? Неужели никто не вмешается? Быть того не
может!"
Слезы вновь потекли по ее щекам, прохожие начали оборачиваться, а вот
этого ей хотелось любой ценой избежать. Элистэ быстро утерла слезы и
сообразила, что допустила очередную ошибку: ее носовой платочек был из
дорогой газовой ткани, красиво расшитый и отороченный кружевом - такой
могла иметь только Возвышенная. На платочек, конечно, обратят внимание. Не
следовало бы его доставать на людях. Сколько подобных ошибок она еще может
себе позволить?
Оторвав взгляд от гранитных башен, Элистэ поспешила вперед. Теперь
она находилась в Восьмом округе, который если и видела мельком, так лишь
из окна экипажа, да и то обычно отводила глаза. Но сейчас приходилось
смотреть. Мерзость окружала ее со всех сторон, оскорбляла все ее чувства.
Ветхие, полуразвалившиеся дома и лавчонки пестрели красными ромбами, ибо
эти отвратительные трущобы были колыбелью экспроприационизма, каковой хоть
и восторжествовал, но, судя по этой картине, едва ли облегчил участь Своих
сторонников. В каждой второй витрине предлагались услуги астролога, либо
предсказателя или гадалки, либо самозваного "целителя". Таверны и обжорки,
из которых разило прогорклым маслом; лачуги, где комнаты сдавались почти
что даром. Грязные, нечесаные горожане в лохмотьях, с худыми истощенными
лицами, отмеченными печатью отчаяния и недугов. Лица порочные, лица хитрые
и преступные. Согбенные и скрюченные в три погибели фигуры. Тьма
попрошаек, некоторые давно утратили человеческий облик. Громкие голоса,
грубая речь. А запах, вонь - как им самим не тошно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115