Но даже если обойдется и без таких
крайностей - квартал как-никак выглядел достаточно цивилизованным, - от
них просто потребуют удостоверения личности или пропуска на право
свободного передвижения за подписью окружного комиссара. Предъявить они,
естественно, ничего не смогут, тогда патруль кликнет жандармов или
народогвардейцев. Многие Возвышенные попадали в такие истории. В их числе
и Гизин во Шомель.
Но с ними ничего подобного не случилось. Проводник повернул за угол и
вывел их на знакомую Элистэ улицу Клико, что на краю Набережного рынка. А
на этой улице прямо перед ней замаячило известное заведение -
булочная-кондитерская мастера Кенубля "Приют лебедушек". Не то чтобы
Кенубль пребывал в числе наимоднейших столичных кондитеров, отнюдь, но
зато пользовался известностью среди наиболее преуспевающих горожан и
наименее видных невысокопоставленных Возвышенных. Он никогда бы не смог
стать одним из поставщиков Бевиэра, и все же Элистэ в свое время невольно
обращала внимание на восхитительные запахи, струившиеся из "Приюта
лебедушек", и на воздушные торты-безе в витрине кондитерской. Проезжая
мимо, она иной раз поглядывала на эту витрину, но ей и в голову не
приходило остановиться и заглянуть в магазинчик. Обо всем этом она
вспомнила теперь с большим сожалением.
"Приют лебедушек" занимал первый этаж старого и весьма почтенного
дома солидной кладки, высокого и довольно вместительного. На верхних
этажах этого достойного строения, судя по всему, проживал сам хозяин с
семейством. Окна первого этажа были ярко освещены. Кондитер, вполне
естественно, уже начал рабочий день и приступил к выпечке пончиков с
фруктовой начинкой и булочек с кремом, слоеных пирожных и эклеров,
миндальных лепешек и фирменных, в форме лебедя, плюшек из воздушного
теста. В желтоватом свете витрины проступали согбенные фигуры голодных
нищих, столпившихся у дверей. На двери же красовался огромный, вызывающе
алый ромб; тем же знаком были украшены тент, фронтон и висящая над дверью
резная вывеска - силуэт лебедя. Зловещий символ поверг Элистэ в ужас, как
и вид нищих, несомненно, бывших сплошь республиканцами.
- Стойте, - приказала она и уже собиралась схватить проводника за
руку, покрытую язвами, но тот и сам оглянулся, не замедляя шага, так что
ей не пришлось до него дотрагиваться. - Это же красный ромб экспров!
- Ну и что?
- В этот дом нельзя заходить.
- Не заходите, - невозмутимо отозвался он.
На сей раз Элистэ сама удивилась, что не влепила ему пощечину. Рука
уже начала подниматься, но все-таки она снова сдержалась и вопрошающе
оглянулась на бабушку.
- Не переживай, - посоветовала та спокойным тоном. - Жребий брошен,
нам остается идти до конца.
- Но эта мразь ведет нас прямо в...
- Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о
том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.
Спорить с Цераленн было бесполезно. Элистэ могла идти дальше,
остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.
Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а в
узкий переулок, отделяющий "Приют лебедушек" от соседнего дома, к задней
двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут
же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом и столь же округлым
животиком, среднего роста и средних лет. Белый фартук, обтягивающий
упитанное брюшко, и руки, до локтей припорошенные мукой, красноречиво
свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль собственной персоной.
Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим
красным ромбом.
- Что скажешь, друг мой Лоскут? - обратился Кенубль к их золотушному
проводнику.
- Шесть рекко за доставку, - ответил тот.
- Справедливо. Именно так. Великолепно.
Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.
"За что он ему платит? И почему?"
Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул и молча растворился в
ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были
прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, - кондитеру; тот же
приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.
- Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные
дамы, - проговорил он.
Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами
экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.
- Я к вашим услугам, Возвышенные дамы. Соблаговолите войти, -
пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. -
Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас
заверяю.
В его облике и словах сквозили неподдельная искренность и
озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.
"А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб на
колпаке?"
Если бабушка и испытывала похожие сомнения, то виду не подала. С
непоколебимой, судя по всему, самоуверенностью она кивнула хозяину и
прошествовала в дом. Обменявшись испуганными взглядами, Аврелия и Кэрт
последовали ее примеру. Элистэ била дрожь - и от страха, и от холода; она
лишь надеялась, что под широким плащом этот признак слабости останется
незамеченным. Искоса взглянув на Кенубля, она проскользнула мимо него в
дверь и оказалась в обсыпанной мучной пылью холодильной камере, посреди
которой находился стол для готовки с мраморной столешницей; на столе
лежала горка Пластов частично раскатанного сдобного теста. В камере было
почти так же холодно, как на улице, и дрожь отпустила Элистэ только тогда,
когда мастер Кенубль провел их в соседнее помещение - ярко освещенную
пекарню, где в глубоком камине горел огонь, а большие печи уже успели
накалиться. Воздух, пропахший корицей, был неимоверно насыщенным, горячим
и ласкающим - словно ванна с душистыми солями. Несмотря на свои опасения,
Элистэ не смогла сдержать восхищенного вздоха. Она тут же откинула капюшон
и стянула перчатки, чтобы онемевшие от холода уши и одеревеневшие пальцы
отошли в этой поистине тропической жаре. И если бы не приличия, она заодно
сняла бы и туфли с чулками, ибо ноги у нее закоченели и она их не
чувствовала.
- Суп, Возвышенные дамы. Вам требуется горячий суп. Или чай? Горячий
шоколад? - предложил Кенубль.
- Шоколад! - страстно прошептала Аврелия.
- Минуточку, я пододвину кресла к огню.
Столь суетливая заботливость, по всей видимости, вступала в
противоречие со зловещей красной эмблемой - и наоборот. Элистэ вдруг
почувствовала себя такой усталой, замерзшей и растерянной, что у нее не
осталось сил задумываться над этой головоломкой. Кухонный жар подействовал
на нее, как наркотик, - разом приглушил страхи и отнял силы. Она
поразмыслит над этим, но потом; лучше всего - после горячего супа и чая.
Опустившись в ближайшее кресло, она протянула руки к огню. Аврелия
последовала ее примеру, тогда как Кэрт, которой было не положено сидеть в
присутствии господ, устроилась на каминном коврике.
Но Цераленн продолжала стоять. Губы у нее посинели от холода, и, как
говорится, зуб на зуб не попадал, однако подобные мелочи никогда не мешали
ей четко и ясно излагать свои мысли.
- Мастер Кенубль, мы перед вами в долгу за такое радушие. И все же мы
сможем воспользоваться вашим гостеприимством, лишь убедившись со всей
непреложностью, что прекрасно понимаем друг друга. Мне и моим спутницам
требуется убежище на неопределенное время, вероятно, на несколько суток.
Поскольку же в нашем положении предпочтительней держаться в тени и не
раскрывать своих имен, мы полагаемся на вашу осторожность, каковая
обеспечит нам безопасное укрытие. За такую услугу вы, естественно,
получите щедрое вознаграждение.
- Вознаграждение? - Кенубль выпрямился, изо всех сил стараясь скрыть
обиду, проступившую на его круглом, добродушно-глуповатом лице. - Вы
заблуждаетесь, Возвышенная госпожа, и даже очень. Заявляю, что вы
несправедливы ко мне. Кондитер Кенубль не оказывает услуг за деньги, и не
будем говорить ни о каком вознаграждении. Я шерринец, мадам, и
верноподданный, я предан моему королю и отечеству, как был предан мой
батюшка Кенубль, и коли потребуется - я вколочу это в своих детей, так что
на всю жизнь запомнят. Мадам, мы, Кенубли, - уважаемое семейство.
Возвышенные - и те не брезгуют нашей выпечкой. Ну о каком вознаграждении
можно тут говорить!
- Я была неправа, - сдержанно кивнула Цераленн.
Ее спутницы в жизни не слышали, чтобы с уст старой дамы срывалось
нечто похожее на извинение. Ее слова вполне удовлетворили мастера Кенубля,
который сменил негодование на прежнюю любезность. Однако Элистэ все еще не
оставляли сомнения. Она с благодарным поклоном приняла от кондитера чашку
дымящейся чечевичной похлебки, глотнула и глубоко вздохнула, когда
живительное тепло разлилось по всему телу. Тем не менее она не смогла
удержаться и спросила:
- А красный ромб на ваших дверях и на колпаке?..
- Маскировка, Возвышенная дева. Хитрость, обман - дело, возможно, и
недостойное, но как еще мог Кенубль остаться на воле, чтобы служить королю
и отечеству? Но пусть вас это не пугает, Возвышенная дева. Я презираю этот
гнусный ромб, я его ненавижу, поверьте. Супруга моя, мадам Кенубль, тоже
его ненавидит, и двое моих парнишек, младших Кенублей, так же возненавидят
его, а не то им не поздоровится. Хотите, я поделюсь с вами маленькой
тайной, Возвышенная дева? Каждый вечер перед отходом ко сну я кляну и
поношу этот красный ромб, а часто даже плюю на него. А супруга моя, мадам
Кенубль, нарисовала красный ромб на донышке ночного горшка. Уже за одно
это, прознай кто, нас отправили бы прямиком в Кокотту, но мы с женой
считаем, что риск того стоит. Хотите, я на ваших глазах плюну на красный
ромб? Прямо сейчас, если не верите?
- Ну что вы, не нужно, - успокоила его Элистэ, которая и сама начала
понемногу успокаиваться. Однако же она задала еще один вопрос: - А за что
вы дали деньги тому бедолаге, что привел нас сюда?
- Это вы про Лоскута? Ну, о Лоскуте не волнуйтесь. Он, Возвышенная
дева, парень, конечно, странный, но не так страшен, как выглядит.
"Куда уж страшнее!" - подумала Элистэ.
- Он, Лоскут то есть, грубоват, как все из Нищего братства - я имею в
виду попрошаек, - но вообще-то не хуже всех прочих, что с грехом пополам
добывают себе на пропитание. И они знают - мадам Кенубль им намекнула, -
что кондитер Кенубль готов заплатить вознаграждение в шесть рекко всякому,
кто приведет к нему попавших в беду Возвышенных. Таким вот образом я хоть
как-то служу нашему пребывающему в изгнании королю, оказывая помощь
жертвам этой их противозаконной революции.
- Стало быть, все нищие, что сейчас толкутся за вашей дверью, знают,
что вы укрываете Возвышенных? - У Элистэ вновь возникло желание бежать
отсюда. - И добрых две дюжины знают о том, что мы в вашем доме?
- Несколько десятков, не меньше, а то и сотня, - беспечно заметил
Кенубль. - Как же им не знать, Возвышенная дева?
- Нам лучше уйти, пока не поздно. - Элистэ посмотрела на бабушку,
тоже усевшуюся у камина.
- Тише, внучка, - ответила Цераленн. - Нужно все взвесить.
- Взвесить? Да кто-нибудь из этих подонков наверняка уже вызвал
народогвардейцев.
- Никому из них такое и в голову не придет, Возвышенная дева, -
попытался успокоить ее Кенубль. - Это исключено. Пусть кто-нибудь только
попробует - товарищи по братству мигом разорвут его на кусочки, мокрого
места не оставят. Правда, правда, - повторил он, уловив, что она ему не
верит. - Члены Нищего братства вовсе не дураки...
- Они хуже дураков. Они скоты. Экспры.
- Но в первую очередь, Возвышенная дева, они голодны. И они вовсе не
походят на того глупца из басни, что прирезал свою дойную корову. Если
народогвардейцы обнаружат в этом доме Возвышенных, Кенублю и всему его
семейству крышка. И кто тогда будет платить им по шесть рекко
вознаграждения? Более того, если наши лебедушки сложат крылышки, придет
конец и ежедневной раздаче вчерашних непроданных булочек.
- Так они поэтому толкутся под дверью?
- Вот именно. Пока мы тут с вами беседуем, мадам Кенубль раздает
нищим братьям булочки с повидлом, заветрившиеся пирожные и сливовые кексы;
поэтому попрошайки и держат рот на замке.
- Вы покупаете их за выпечку?
- Хлеб - одна из самых твердых валют в мире, - подала голос Цераленн.
- Ваша правда, Возвышенная госпожа. Вы изрекли великую истину,
которую я каждый день пытаюсь вдолбить в головы моим парнишкам,
Кенублям-младшим.
Успокоившись, Элистэ постепенно перестала прислушиваться к разговору.
Страхи ушли, уступив место усталости. Она притихла, веки сами собой
смежались, она несколько раз ловила себя на том, что засыпает. Аврелии
приходилось еще труднее: она все время терла глаза и зевала, прикрывая рот
ладонью. А Кэрт, свернувшись клубочком на коврике перед камином, и вовсе
откровенно похрапывала. Цераленн, как всегда, сидела безукоризненно прямо,
но на ее изможденном лице проступила смертельная усталость. Заметив это,
мастер Кенубль предложил отвести их туда, где им предстояло ночевать, - в
"тайные покои", как он выразился. Взяв свечу в одну руку, а саквояж
Цераленн - в другую, он повел их из кухни длинным коридором к лестнице, по
ней - на второй, а затем и на третий этаж. Там они прошли еще одним
коридором, в конце которого оказалась еще одна деревянная лестница,
вернее, лесенка с перекладинами, ведущая к люку на чердак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115