Элистэ послонялась по комнате, решив ее осмотреть, но практически не
обнаружила ничего нового по сравнению с тем, что увидела ночью при свете
свечи. Узкий ковер покрывал только середину помещения, не доходя до стен
на несколько футов. На оголенных участках пола неровные старые доски
скрипуче стонали от каждого шага, даже если ходить на цыпочках. С
преувеличенной осторожностью она пробралась к задней стене и, выглянув в
оконце, увидела лабиринт огороженных двориков, проходов и закоулков,
раскинувшийся позади "Приюта лебедушек". Женщина набирала у колонки воду,
другая жгла во дворе груду старого тряпья; по забору кралась кошка. Ничего
любопытного. Элистэ прошла к фасадной стене, выходящей на улицу Клико.
Отсюда вид открывался куда интересней. Улица Клико, широкая, деловая,
была средоточием торговли и разных заведений. Обычный набор лавок, таверн
и кофеен, но помимо этого улицу заполняла пестрая толпа торговцев с
тележками, продающих все что угодно - от пончиков с ганцелем до дешевых
шарфов и безделушек; в одном месте торговали газетами месячной давности.
Бродили нищие, проститутки и уличные музыканты, перебивая друг у друга
примерно с равным успехом монетки, с которыми горожане расставались весьма
неохотно. На улице, судя по всему, все время что-то происходило Вот и
сейчас, например, середина улицы вдруг очистилась от снующей толпы, и
зеваки в три ряда выстроились по обеим ее сторонам вдоль сточных канав,
теснясь и толкаясь, чтобы пробиться вперед. Очевидно, ожидалось некое
зрелище. Все друг друга отпихивали, кое-кто чуть ли не лез в драку. Лес
машущих рук, воздетые кулаки, улюлюканье, крики, возгласы "Экспроприация!"
Со стороны Набережного рынка появилась небольшая процессия: две
громыхающие повозки, по бокам в два ряда - солдаты Вонарской гвардии,
следом - беспорядочная группа пританцовывающих патриотов. Процессия
направлялась на площадь Равенства, к Кокотте. Крепкие повозки, сколоченные
из грубых досок, были, вероятно, взяты на ближайшей к столице ферме. В
каждой из них находилось около дюжины обнаженных людей со связанными
руками - старых и молодых, мужчин и женщин, простолюдинов и бывших
Возвышенных, все вперемешку. С высоты четвертого этажа Элистэ не могла
различить лица и отдельные черты, но позы осужденных - поворот или наклон
головы, изгиб шеи или спины - красноречиво говорили сами за себя, выражая
всю гамму чувств: от равнодушия и горя до показного презрения, от вызова
до напускной беспечности, от спокойствия до слепого ужаса. По нескольку
человек в каждой телеге сбились в тесную группу - чтобы согреться или
прикрыть наготу. Один смертник, худой и изможденный, дергал головой и
строил толпе гримасы, словно актер. Другой - полная ему противоположность,
с мускулистым телом труженика и широким, грубоватой лепки лицом, осмелился
громко выкрикнуть: "Да здравствует король!" От этих слов у Элистэ на глаза
навернулись слезы. Если он и успел еще что-то крикнуть, она уже не могла
услышать: его голос потонул в оглушительном реве возмущенной толпы. В
обнаженных узников полетели камни и комья земли. Кое-кто из жертв,
пригнувшись, упал на колени - связанные за спиной руки не давали
возможности защититься. Другие и не думали уклоняться. Горстка патриотов
из числа самых буйных слишком близко подбежала к повозкам, и гвардейцы
оттеснили их прикладами мушкетов.
Процессия проследовала по улице Клико. Толпа еще немного потопталась
на месте, но никто больше не появлялся, и люди стали расходиться. Элистэ
неподвижно стояла у оконца. Она впервые увидела знаменитые повозки
обреченных. Разговоры о них шли вот уже несколько месяцев, и зрелище
полностью отвечало тому, что ей доводилось слышать, тем не менее у нее
кровь застыла в жилах. Воображение сыграло с ней злую шутку. Она воочию
увидела себя стоящей на одной из этих повозок. Угол зрения вдруг сместился
до уровня мостовой, и она оказалась внизу: это ее влекли лошади мимо
"Приюта лебедушек", на фасаде которого пряталось под нависающим карнизом
слуховое оконце, и, раздвоившись, как в кошмарном сне, она, побледнев,
смотрела сверху на саму себя. Ее обнаженное тело хлестали ледяные порывы
зимнего ветра, в запястья впивалась веревка, она ощущала голыми подошвами,
как повозка подпрыгивает на булыжниках. Рядом стояли Цераленн, Аврелия и
Кэрт. Аврелия жаловалась, а бабушка ее ободряла.
"О Чары, как же долго тянется время, бабуля! Мне уже надоело!"
"Терпение, юница Аврелия. Рано или поздно мы непременно доберемся до
места".
Тут до Элистэ дошло, что они и вправду разговаривают. Она отвернулась
от оконца. Ее била дрожь, хотя в комнате было сравнительно тепло.
Подойдя к койке, Элистэ достала из саквояжа волшебное зеркальце в
золотой оправе - подарок дядюшки Кинца - и, погрузившись в созерцание
розовых пейзажей. Забыла про громыханье повозок. Но вот отраженный мир
начал расплываться, по мере того как розовый цвет переходил в
бледно-лиловый. Элистэ подняла голову и увидела, что на улице стало
смеркаться. Через полчаса Кэрт опустила шторы на обоих оконцах и зажгла
свечу; помещение озарилось слабым желтоватым светом, по стенам запрыгали
тени. Немного погодя Цераленн решила, что можно без опаски сойти вниз.
Под жалобный скрип дощатого настила они пробрались через захламленный
чердак, не без труда откинули люк и спустились по лесенке с перекладинами.
Кэрт досталось больше всех - она несла пустой кувшин. Затем преодолели два
длинных пролета и очутились на кухне, где за столом в полном составе
сидело семейство Кенубль: мастер Кенубль, чьи обширные телеса были чуть
припорошены сахарной пудрой; мадам Кенубль, моложе супруга на несколько
лет, но столь же полная, со сдобной талией и также следами чего-то белого
на одежде; и двое парнишек, юные Кенубли, Тьер и Брев, соответственно
восьми и девяти лет от роду, точные уменьшенные копии своего родителя. У
стула юного Брева обретался выклянчивающий кусочки Принц во Пух. Он
настолько в этом преуспел, что откликнулся на приход хозяйки лишь
номинальными изъявлениями восторга.
Спустившихся встретили сердечно, но без всяких церемоний. Для них
мигом поставили тарелки и пододвинули стулья. Дамам предложили отведать
рагу из свинины, хлеба и красного вина. Они сразу бы приступили к еде,
если бы не Кэрт, решительно взявшаяся прислуживать госпожам. Мастер
Кенубль дрогнул. Он был готов вскочить и помочь Кэрт, но быстрый взгляд,
которым наградила кондитера мадам Кенубль, привел его в чувство. Ни мадам,
ни дети, похоже, не разделяли его преувеличенного почтения ко всем
Возвышенным. Ранг беглянок заслуживал верности, почитания, защиты и даже
любви, но уж положить еду на тарелки они вполне могли и сами. Элистэ и
Цераленн восприняли это как должное, Аврелия смирилась скрепя сердце, и
только Кенубль и Кэрт чувствовали себя неудобно.
И еда, и беседа пришлись как нельзя кстати, тем более что последнюю
весьма оживляли новости, которые мадам Кенубль почерпнула из сплетен
покупательниц. Так, она сообщила о случившихся в этот день беспорядках на
площади Равенства, когда разъяренные граждане напали на группу дружков и
подружек Кокотты, каковые своими громоздкими смехотворными шляпами мешали
публике смотреть казнь герцога Ривеньерского. В числе казненных в тот день
были несколько родичей герцога в'Эстэ, включая его красавицу внучку,
некогда фрейлину Чести при королеве, а также рыжеволосый барон во Пленьер
в'Оренн и один из виднейших придворных покойного короля, великий острослов
виконт во Ренаш.
"Меранотте!"
Сердце Элистэ пронзила боль. У нее пропал аппетит, она отодвинула
тарелку. Благороднейших и виднейших уничтожили в мгновение ока - и мир
вокруг не содрогнулся от ужаса.
Этот день вообще отличался особо изысканным подбором жертв, и
собравшаяся толпа, не желая упустить редкостное зрелище из-за помешанных
на Кокотте, принялась забрасывать их камнями и пустыми бутылками. Десятки
людей с той и с другой стороны получили синяки и ранения, прежде чем
Вонарская гвардия вмешалась и положила конец беспорядкам. Но пока народ
буянил, Кокотта и ее верховный жрец Бирс Валёр спокойно занимались своим
делом, методично уничтожая одного за другим двадцать четыре человека. К
тому времени, как в толпе навели порядок, экзекуция подошла к концу. Нынче
до всякого, если он не безнадежный кретин, дошло, что публичные казни -
прямая угроза гражданскому согласию и порядку; это пора бы понять даже
таким кровожадным ослам, как экспры. Так считала мадам Кенубль.
Супруг был полностью с ней согласен. По ходу ее рассказа он время от
времени разражался привычными проклятиями в адрес экспроприационистов,
явно обделенных от природы как умом, так и душой, - судя по всему,
излюбленная тема разговоров в семействе Кенубль. Несмотря на протесты со
стороны гостей, парнишки Кенубль так же выказали наследственную
непримиримость, стараясь перещеголять друг друга по части наиболее
красноречивых эпитетов и выражений. Юный Тьер проявил особую
изобретательность, развив гипотезу о происхождении партии экспров: "Жила
была жаба, вся в бородавках, потом подохла, валялась и гнила в своем
болоте, солнце ее нагрело, она стала пучиться от вонючего газа, пучилась,
пучилась и лопнула, из нее полезла слизь, а из этой слизи родился первый
экспр. А то еще..."
Брев, в свою очередь, пустился в рассуждения о том, как надлежит
ответить на нападение экспроприациониста.
- Хочете знать, что я сделаю, коли меня схватит экспр? - осведомился
он и сам же себе ответил, не упустив и малейшей подробности. - Но у тебя
так не получится. Листе, ты ведь девочка и у тебя нету ни ручной ядовитой
змеи, ни полых железных шипов.
Элистэ, будучи хозяйкой Малыша - так мальчики окрестили Принца во
Пуха, - имела в их глазах особый вес. Да и сидела она рядом с ними.
- Так я тебя научу, что делать. Если тебя схватит экспр, ты ему -
коленом в пах, а кулаком по сопатке. Всего и делов.
Тьер поддержал братишку энергичным кивком.
- Я запомню, - мрачно пообещала Элистэ.
- Выбирайте выражения, дети! Такие слова не пристало слушать
Возвышенным дамам, - одернул их мастер Кенубль.
"По нынешним временам только такие и пристало", - подумала Элистэ.
Трапеза завершилась. Вскоре мальчиков, несмотря на все их протесты,
отправили спать. В дверях Брев обернулся, перехватил взгляд Элистэ, и,
изобразив "коленом в...", выразительно наподдал воздух, затем совершил
выпад против воображаемого супостата, показав, как нужно делать "А кулаком
по...". Она понимающе кивнула, и мальчики ушли. После этого Цераленн
поделилась с хозяевами планом своей внучки насчет привлечения нищих к
поискам кавалера во Мерея. Она предложила тому, кто обнаружит убежище во
Мерея, награду в сто рекко при условии, что все останется в тайне.
Супруги горячо поддержали план, причем и кондитер, и его половина в
свою очередь вызвались переговорить с самыми надежными из числа нищей
братии. Через несколько часов предложение дойдет до Лишая - без его
участия ничего не получится; но видимых причин для его отказа не было. И с
этой самой минуты нищие начнут искать во Мерея по всему городу. В недрах
Шеррина не найдется убежища, которого не сумели бы вынюхать члены Нищего
братства, каким бы потаенным и скрытным оно ни было. Поиски могли занять
несколько дней, а то и недель, но в конце концов во Мерея непременно
найдут.
Сидя в освещенной пламенем жаркой кухне, сытая и немного
обнадеженная, Элистэ почувствовала, как холодный страх постепенно
отпускает ее. Кондитер и его жена выказали такое сердечное участие и
уверенность, что сомнение в их искренности граничило с оскорблением. К
тому же ей не хотелось сомневаться. Они отыщут Мерея и выберутся из
Шеррина с его красными ромбами, летучими "шпионками" и открытыми
повозками, громыхающими от "Гробницы" до голодной Кокотты. Безысходный
кошмар, поглотивший ее в последние дни, бесследно исчезнет раз и навсегда.
И ждать осталось недолго - раз Кенубли обещают, все будет как надо...
"Не может не быть".
С той минуты, как они спустились в кухню, Аврелия не произнесла и
двух слов, но сейчас наконец открыла рот - разумеется, для того чтобы
что-то потребовать. Ей, заявила она, необходимы писчая бумага и добрый
запас новых перьев и разноцветных чернил, а в придачу - что-нибудь
пожевать, чтобы утолить голод в часы вынужденного дневного заточения на
чердаке.
Кенубли проявили удивительное терпение. Письменными принадлежностями
они, увы, не располагают, но готовы предоставить гостям рулон нелощеной
оберточной бумаги и корзинку абрикосовых крутонов. Элистэ же с Цераленн
могут взять в свое распоряжение несколько книг, которые некий бестолковый
стипендиат как-то оставил в залог за булочки с кремом, да так и не
востребовал. Элистэ, до тех пор не проявлявшая склонности к чтению,
прямо-таки вцепилась в книги. После долгих скучных дневных часов она бы
еще с удовольствием посидела на кухне в теплой компании, но Кенублям нужно
было ложиться спать, так как им предстояло вставать еще до рассвета.
Хозяева, однако, разрешили Возвышенным дамам еще немного посидеть перед
камином после их ухода, но не очень задерживаться. Поздно ночью свет на
кухне вызовет досужее любопытство.
Хотя Элистэ понимала, что мастер Кенубль прав, ей все-таки не
хотелось идти наверх. То, что еще предыдущей ночью было для нее желанным
убежищем, ныне казалось застенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115