А ведь он неплохой инженер, способный приносить реальную пользу.
Когда первым секретарем стал Виктор Догару, Штефан записался на прием. На одном дыхании выложил все, что его угнетало. Он еще ничего не знал о новом «первом», но с самого начала, когда особенно трудно найти нужные слова, Штефан вдруг почувствовал, что его слушают. Догару не перебивал, не поглядывал на часы, не барабанил пальцами по столу — подперев голову, внимательно смотрел на собеседника. «Ох и разделает же он меня под орех»,— вдруг пронеслось в голове у Штефана. Но когда он умолк, «первый» глубоко вздохнул, откинулся на спинку стула и серьезно сказал:
— Я тебя понимаю. Тоска по родному заводу — через это довелось пройти и мне. До сих пор еще тоскую по своей шахте. Ничего, со временем привыкнешь. Ты очень точно уловил присущую нашей работе опасность пустого краснобайства, бюрократизма. Мы любим рассуждать о проверке теории практикой, а на деле частенько сами не прочь спрятаться за громкой фразой, отвернуться от немого, но убедительного языка фактов. Что я могу сказать? По призванию ты инженер. Но хороших инженеров у нас уже немало и скоро будет еще больше. А вот с партийным активом дела обстоят по-другому. В работе с людьми, дорогой мой товарищ, точность нужна инженерная. А какие масштабы! Ответственность какая! И выдерживают далеко не все: одни дряхлеют морально, другие выдыхаются, кое-кто деградирует, вкусив власти. К сожалению, есть еще в партаппарате люди случайные. Да ведь ты-то не из них. Иначе ты бы так не мучился. Честно скажу, много еще проблем предстоит нам решить. Величие задач, стоящих перед нами, обязывает каждого партийного работника стать настоящим профессионалом в своей области. И ты брось эту «ностальгию», засучивай рукава. Легких успехов и спокойной жизни не обещаю. Но, как я понимаю, ты их и не ищешь...
Редкие встречи Штефана и Дана превращались в настоящие праздники. Они регулярно писали друг другу, обменивались новостями, идеями, советовались. Когда Дан вернулся в родной город, супруги Попэ стали самыми желанными гостями в его доме, а маленького Петришора доамна Испас баловала как могла. Воспоминаний о Косме друзья избегали. Тем временем Павел был назначен одним из директоров, а затем и генеральным директором завода «Энергия». Но странно: чем больше отдалялись Штефан и Дан от Павла, тем крепче становилась дружба Санды и Ольги...
— Алло, Косма слушает,— ответил хриплый, чужой голос.— Кто говорит?
— Это я, Штефан Попэ...
— Ты? Богатым будешь, не узнал. Да и не ждал твоего звонка.
— Мне надо с тобой поговорить, Павел.
— Ну, раз уж ты такой деловой,— настороженно усмехнулся Косма,— приходите завтра с Сандой.
— Завтра? — удивленно переспросил Штефан.— Но ведь завтра похороны вашего главного бухгалтера. Если я не ошибаюсь, Санда в комиссии от общественных организаций. А ты разве не придешь?
Последовала долгая пауза. На обоих концах провода мужчины выжидали. Потом Косма тяжело вздохнул — надо было что-то отвечать.
— Ни в коем случае. Речь идет о самоубийстве — факте, недостойном коммуниста. Тем более что причины еще не выяснены. Люди могут подумать, что я одобряю этот поступок. Нет, решительно нет! Кстати, в последние годы мы находились в отношениях, которые оставляли, так сказать, желать... Он стал невыносим. Эта старческая привычка брюзжать, поучать всех без разбора. И с законом у него было не все в порядке. Насколько мне известно, начато серьезное расследование, которое не ограничится одним только нашим заводом.
— А ты не в курсе дела?
— В детали я решил не влезать, а то еще скажут, что оказываю давление. Все-таки наш человек, с «Энергии», а заводом руковожу я, и за все несу личную ответственность тоже я.
— Верно! Но о причинах-то хотя бы догадываешься?
— Дошли кое-какие слухи. Но я не из тех, кто верит нашептываниям, подожду итогов расследования.
Штефан поколебался мгновение и, вспомнив совет первого секретаря, мягко, доверительно, стараясь не обидеть Павла, сказал:
— Понимаешь, какое дело, этим случаем поручили заниматься мне. Косма помолчал, а когда заговорил, голос его был тусклым, разочарованным.
— М-да! Это другое дело. Ну что ж, где, когда и как ты хотел бы повидаться?
— Если ты не против, я мог бы зайти в понедельник утром на завод.
Косма закашлялся. Он никак не мог совладать с собой. Потом подчеркнуто иронично сказал:
— К вашим услугам, товарищ Попэ.
— Что с вами, товарищ Косма? — в том же тоне спросил Штефан.— Вы, генеральный директор крупного предприятия, член уездного комитета партии,— и вдруг к услугам какого-то рядового инструктора.
Косма нервно засмеялся.
— Ну ладно, ладно, дружище. Мы тоже на производстве не лыком шиты, понимаем кое-что.
— А именно?
— Что один наш старый друг скоро будет назначен заведующим экономическим отделом...
— Первый раз слышу,— жестко ответил Штефан, а сам подумал: «Откуда, черт возьми, прознали, ведь и решения-то еще нет! Беспроволочный телеграф, да и только!»
— Будет тебе,— продолжал тем временем Павел.— А если и в самом деле не знал, так тем лучше для тебя: новость врасплох не застанет, обдумаешь все хорошенько, а там, глядишь, и откажешься. Экономический отдел — это не шутка.
«Вот уж ты обрадуешься!» — пронеслось в голове Ште-фана. И он как ни в чем не бывало заключил:
— Ну, всего доброго, до понедельника.
Казалось, воскресенье не кончится никогда.
Санда убежала на завод еще затемно. Выпив свой кофе с молоком, Петришор безропотно засел за уроки. Заметив подозрительный взгляд отца, буркнул:
— Ничего я не натворил и никому не замасливаю глаза, как ты говоришь. Просто хочу потом поиграть с ребятами и сходить в кино. Ладно?
— Жаль, но я не смогу.
— А я тебя и не звал,— обиделся сын, глядя в сторону.— Это чтоб ты знал, где я буду. А то надоели мне всякие истории...
— На кого же ты меня бросаешь...
Мальчуган опешил, часто заморгал. Потом изобразил великую думу, в глазах вспыхнул лукавый огонек, и он покровительственным тоном произнес:
— Ну знаешь, уважаемый, ты уже не ребенок! Хватит цепляться за мамину юбку!
— Вот дьяволенок! — не выдержал Штефан. Петришор просиял и уже своим обычным голосом
закончил:
— Ладно, сам разберешься. Позвони дяде Дану, ты у него целую вечность не был.
А ведь и правда! Ай да сын! Взглянул на часы — почти десять.
— Алло, это ты, Штефан? — спросила доамна Испас.— Давненько ты к нам не заглядывал. Как не стыдно, право...
— Мое почтение, доамна Испас, и, пожалуйста, извините за ранний звонок. Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Даном.
— Ну, разумеется, не с нами, стариками. А ведь вы с Сандой для нас все равно что родные... Ну да ладно, но только Дана нет.
Штефана осенило:
— Ах, да, ну конечно! Как же это я не сообразил: он на похоронах.
— Боже мой, какие похороны? — всполошилась женщина.— Что-нибудь случилось?
— Нет, нет! То есть да... Доамна Испас взмолилась:
— Да не тяни же ты, милый, скажи скорее, что там произошло!
Штефан понял, что грустная весть еще не долетела до особняка.
— Умер главный бухгалтер Пэкурару. Санда сейчас тоже на заводе.
— Как умер? Так внезапно? Я только что просматривала газету, там ничего нет.
— Успокойтесь, доамна Испас, это жизнь... Одни рождаются, другие умирают. Ведь колесо жизни не остановишь.
Штефан услышал ее тяжелый вздох. Помолчав, она сказала:
— На заводе ты его не найдешь. Вот уже неделя, как он в Бухаресте, не то на коллоквиуме, не то на симпозиуме, не разберешь. Все по вашей энергетике. Дома его теперь редко застанешь...
Штефан вышел из своей комнаты и увидел, что Петри-шор уже стартует на улицу.
— Ну, ты даешь!
— Физкульт-привет! Не переживай, поиграем в другой раз.
— Вот спасибо-то! Ключ возьми.
— Ты будешь дома? А то мой ключ у мамы.
— Это еще что такое! Домашний арест?
— Ничего, надо и тебе немножко отдохнуть. И потом, где это написано, что только ты можешь командовать?
Не успел Штефан ответить, как сына и след простыл. Штефан взял письмо Пэкурару и стал внимательно, строчка за строчкой его изучать.
ГЛАВА 4
Потихоньку, чтобы не разбудить ее, он встал с постели. Отступил на цыпочках к креслу, не спуская глаз с прекрасной обнаженной женщины, похожей на античную скульптуру. Стройные ноги, округлые бедра, изящная девичья талия, покатые плечи и маленькие груди со светло-коричневыми сосками, которые смешно и трогательно выглядывали из-под ее тонких пальцев. Лицо было скрыто тенью, лишь пышная копна волос четко выделялась на фоне подушки. Она легко, умиротворенно вздохнула, и голубая жилка нежно запульсировала на шее. Для той неистовой, всепоглощающей страсти, которая охватила их, ночи оказалось мало, и только теперь, когда в лучах заходящего солнца контур ее фигуры уже отсвечивал бронзой, она заснула, безмятежно и самозабвенно. А вот к нему сон не приходил. Нет, его не мучили угрызения совести из-за того, что, вернувшись в четверг вечером из Бухареста, он пошел не домой, а сюда, в гостеприимную квартирку на третьем преподавательского дома, и самовольно добавил к своей командировке и пятницу, и субботу... Познакомились они случайно, по крайней мере Дан так думал вначале. Как-то он торопился на завод после заседания, где долго и нудно толкли воду в ступе. Время было потеряно напрасно, настроение — дрянь. Мысли об очередном проходившем испытания моторе не давали покоя. Трамвай скрипел и лязгал всеми своими сочленениями, казалось, вот-вот развалится. Дан держался за спинку сиденья, на котором восседала необъятных размеров матрона с двумя столь же необъятными корзинами. Внезапно он почувствовал, как чья-то рука опустилась на его пальцы и подниматься явно не спешила. Он увидел элегантную перчатку, потом кокетливый меховой воротничок, нежный подбородок, слегка подкрашенные полные губы и дерзкий вздернутый носик. А огромные зеленые глаза, в которых Дан утонул сразу, смеялись, видимо нисколько не сомневаясь в неотразимости произведенного впечатления. Дан смущенно пробормотал что-то вроде: «Извините, я не думал...» В голосе женщины прозвучала озорная ирония: «Неужели мой вид внушает такой ужас?» Этот игривый тон, самоуверенный вид, убежденность в своей молниеносной победе были ему неприятны — не любил он таких женщин. Дан резко высвободил руку, притронулся к шляпе: «Мое почтение, домнишоара, мне выходить...» — и стал пробираться к двери за три остановки до завода. «Чертовка!» — буркнул он недовольно, соскакивая с подножки. Несколько дней кряду он ловил себя на том, что думает о незнакомке.
Новая встреча — Дан был убежден, что и она случайная,— произошла на теннисном корте. Здесь он был в своей стихии. В свое время академик, большой поклонник тенниса, настоял, чтобы он занимался, и к шести годам Дан И спас уже вполне прилично владел ракеткой, а потом и всерьез увлекся этим элегантным видом спорта. Незнакомку он увидел сразу, как только подошел к корту. Она была в белой спортивной блузке, облегавшей фигуру. А белыми шортами вместо форменной юбочки словно бросала вызов чопорным теннисным традициям. К удивлению Дана, она играла только с мужчинами, но, понаблюдав за ней несколько минут, он по достоинству оценил. ее ловкость, сильные, точные подачи, смелые выходы к сетке. Дан решительно шагнул на корт, где обливался потом Джикэ Прунэ, известный спортивный обозреватель. «Уступи ее мне!» — шепнул Дан. «Да забирай! Только на выигрыш не рассчитывай. Дьявольская подача!»
Когда Дан вошел в игру, партнерша не выказала ни тени удивления. Ее подача действительно была необыкновенно точной, а мастерские удары вывели его из себя. «Ну, погоди, красотка,— закипая, подумал Дан,— спуску не жди!» За счетом он уже не следил. Гонял девушку из угла в угол, стремясь ее измотать. Но она не сдавалась: с удивительной ловкостью доставала трудные мячи и неизменно выигрывала на своих подачах.
Обращение к девушке.
День подходил к концу. В сгустившихся сумерках мяч был едва различим. И тут кто-то крикнул: «Инженера Испаса к телефону!» Улыбаясь, хотя буквально валились с ног, они подошли к сетке, пожали друг другу руки. Он представился. «Я вас знаю,— ответила она хрипловатым голосом.— Августа Бурлаку». Она сказала это без всякой рисовки, но Дан растерялся. «Это же чемпионка города, главная претендентка на первое место в республиканском чемпионате класса «Б»! Куда там тебе, с твоим любительским теннисом. А впрочем, что ей надо на нашем корте? У таких асов есть свой...» Августа как будто и не заметила его растерянности. С самым дружеским видом она сказала: «Ну и кавалер! Загонял, как лошадь! Никакого снисхождения к даме».
Они договорились встретиться после душа. Испас напрочь забыл о телефоне, и выговор от главного инженера был обеспечен. Августа ждала его у выхода посвежевшая, в хорошем настроении, будто и не гоняли они друг друга три с лишним часа. «Что будем делать?» — спросила она приветливо. «А что ты хочешь? — ответил он, не раздумывая.— Кофе с пирожными, можно и коньячку — за боевую дружбу». Они провели вечер в ресторане «Корсо». Танцевала Августа легко, хотя Дан заметил, что музыку она не чувствует.
С тех пор они стали регулярно встречаться на корте. И вскоре никто уже не сомневался, что честь города на республиканских соревнованиях класса «Б» в парном разряде будут защищать Испас и Бурлаку. Августа не пропускала ни одной тренировки, приходила всегда без опозданий, проигрыши переживала тяжело. Она мечтала о международных турнирах, о Кубке Дэвиса. Дан относился к этим мечтам иронически, но старался не подавать виду. Для него теннис был хорошей разрядкой, не более. О себе Августа рассказывала редко и мало. О том, что она ассистентка на кафедре энергетики в политехническом, Дан узнал только через четыре месяца после их первого матча, а еще значительно позже — о ее репутации перспективного научного работника, кумира студентов. По-настоящему они сблизились на чемпионате страны в Бухаресте, где одержали заслуженную победу. А вечером был незабываемый банкет в «Атене Палас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50