— По твоей концепции получается, что Пэкурару стал тормозом в обновлении технической базы «Энергии».
— Именно! Разве я не говорил, что ты самый толковый из нас?
— А почему Транкэ дал на пятнадцать процентов больше, чем это предполагалось первоначально?
— Не знаю, это была делегация главка, мы тут ни при чем. Может, это была своего рода взятка за срочность, а может, его собственный бизнес.
— Ты думаешь?
— Спрашиваешь, как будто я там был. Этим должны заниматься соответствующие органы. Лично мне важнее всего как можно раньше получить заказ.
Штефан напряженно вслушивался в слова Павла, пытаясь понять, что же происходит с Космой. Подозрения не оставляли его.
— Инженер Лупашку из объединения, ты его помнишь, он работал раньше на твоём заводе, говорит, что в ФРГ есть оборудование лучшего качества и значительно более дешевое...
— Может быть. Только поставки могли начаться через полтора года, а этого — уже в следующем квартале. Чувствуешь разницу?
Штефан закрыл глаза. Перечитал мысленно письмо Пэкурару, строчка за строчкой. Долго молчал, потом спросил:
— Ты знал, что «дело Пэкурару» затеяла специальная комиссия муниципалитета, не считаясь с тем, что в Бухаресте «соответствующие органы», как ты выражаешься, уже во всем разобрались? Кто был инициатором нового следствия?
— Да, знал. Но чей это был приказ и какое решение приняла комиссия, понятия не имею. Я не вмешиваюсь в дела муниципального комитета. Но после всего случившегося было ясно, что...
— Так, значит, поэтому ты не встал на защиту Пэкурару? Предпочел остаться в сторонке?
Лицо Космы окаменело. Он резко встал, давая понять, что аудиенция окончена, и процедил сквозь зубы:
— Здесь, в моем кабинете, я никому не разрешаю подвергать сомнению прерогативы, действия и выводы партийного комитета. Никому.
Решительным шагом Косма прошел к своему столу, сел в кресло и вновь превратился в неприступного генерального директора. Не глядя на Штефана, официальным тоном произнес:
— При необходимости я в твоем распоряжении в любое время. Было бы неплохо, если бы ты не спешил делать выводы на основании нелепых слухов. Кстати, у вас в уездном комитете прекрасно осведомлены о ситуации на заводе.
Штефан был уже у двери, когда она вдруг распахнулась. Обхватив руками огромный букет роз, в кабинет влетела Ольга, а за нею — Мариета Ласку. Лицо Ольги светилось радостью, и это настолько контрастировало с грозным видом секретарши, что мужчины невольно улыбнулись. Мариета молча повертела у виска указательным пальцем. А Ольга, давясь смехом, пролепетала:
— Господи, это же настоящий цербер! Ну, Павел, без дзюдо к тебе уже не проникнешь...
Мариета Ласку почувствовала себя оскорбленной:
— За какие грехи свалилась на мою голову эта взбалмошная газетчица, если только она та, за кого себя выдает? И кто ее пропустил на проходной? Сумасшедший какой-то день. Лезут все, кому не лень! — Но тут она увидела, как корчится от смеха Штефан, и испугалась.
— Это же моя жена, товарищ Ласку,— сказал Косма.— Сколько раз вы нас соединяли по телефону...
Секретарша сразу сникла:
— Боже ты мой, опять я дала маху... Но ведь вы мне ничего не сказали.
Ольга не дала ей опомниться:
— Чем вздыхать да ахать, несите лучше вазу. А то цветы вянут.
Тут только Косма спохватился:
— Что это у тебя за клумба?
Рассыпав букет по столу, Ольга обняла мужа, взлохматила ему волосы, расцеловала в обе щеки.
— Эх ты, чудо, ведь тебе сегодня исполняется сорок лет. Вот твоя благоверная, несмотря на запрет, и явилась на твой любимый завод пожелать тебе долгих лет жизни! Но теперь я вижу, что ты этого не заслуживаешь. Нет, ты только посмотри на него, Штефан, стоит как истукан, вместо того чтобы пасть мне в ноги и поклясться в вечной любви! Только посмей сказать, что ты не рад...
Павел Косма вышел из столбняка лишь к концу этой тирады.
— Стоп, какое сегодня число? И вправду восемнадцатое. Сумасшедшая работа! Все, хватит, сегодня гуляем!
Ольга закружилась по кабинету.
— Наконец-то, вот такой муж мне и нужен: лицо светлое, глаза ясные, того и гляди подхватит меня на руки... Вижу, вижу, что хочешь. Барсук несчастный! Строит тут из себя директора, властителя душ, а сам давно продал свою душу этому страшному молоху по имени «Энергия»...
Косма улыбнулся, протянул Штефану руку:
— Сам видишь, сегодня нам не до дискуссий. Сегодня я пленник своей красавицы жены. И хочу лишь одного: чтобы она увезла меня и угостила бокалом хорошего вина.
ГЛАВА 7
Въехав во двор своей виллы, Косма остановил машину у дверей гаража, открыл дверцу, взял Ольгу на руки и торжественно понес к дому.
— Что ты делаешь! Люди же смотрят...
— Ну и пусть.
Поцелуй Павла заставил ее замолчать. Она хотела вырваться, но его руки были как тиски. Он нежно и заботливо опустил ее около входной двери, где их ждала Тея — по случаю торжества в нарядном фартуке и с кокетливой наколкой на соломенных волосах.
— С днем рождения, хозяин,— улыбнулась она.— Долгих вам лет жизни, здоровья и счастья, вам и вашей хозяйке!
Ольга беспокойно оглянулась на Коему. За те два года, что Тея жила у них, Павел так и не сумел отучить ее от обращения «хозяин». Сколько он ни бился, все было бесполезно, а когда пригрозил: «Если еще раз скажешь, выгоню!» — Тея сделала невинные глаза: «А хозяйка не отпустит, она всегда говорит: без Теи как без рук!» Ну, положим, руки бы нашлись, но они привязались к этой наивной юной дикарке, которую шумный город приводил в ужас. Полное ее имя — Филофтея — вызывало у всех улыбку, и Ольга стала звать ее Теей. Девушка закончила в деревне восемь классов и больше учиться не хотела. Ольга пыталась привить ей вкус к чтению, но книгам Тея предпочитала вязание, даже в кино ходила редко. А вот хозяйкой была замечательной, справлялась с любым делом без особого труда. Что же касается кулинарии, то здесь Тея не знала равных: достаточно было краткого описания, и на следующий день самое сложное блюдо стояло на столе. Колдовство, да и только! Сложа руки она никогда не сидела, закончив хлопоты по дому, брала лопату, лейку и шла в сад, который превратила в настоящий рай. «Ох и повезло мне с этой девушкой,— говорила Ольга.— У меня теперь дома никаких забот». А Тея никак не могла понять их образ жизни. Когда хозяин на заводе, хозяйка дома, сидит над бумагами. Только он домой поздно вечером, она — на дежурство. Тея смеялась, что они всю неделю как солнце и луна, видятся только по воскресеньям. И то не всегда. Или хозяйка укатит в командировку, или хозяин отправляется в дальние края, куда-то за границу, на переговоры (слово это вызывало у нее особое уважение, хотя ее совсем не интересовало, о чем он там в заграницах переговаривается). Больше всего ей нравилось, когда Косма возвращался и дарил Ольге духи, кремы, помаду. Не забывал и Тею. Свой сувенир она принимала с благоговением, произнося «спасибо» едва слышным шепотом...
— Будь добра, Тея, накрой на стол,— сказала Ольга.— Достань большую бутылку вина. Я на минутку — переодеться.
Она поднялась по лестнице, толкнула дверь спальни, но не успела снять платье, как в дверях появился Павел.
— Подожди,— пробормотала она. Но Павел уже держал ее в объятиях.— Сумасшедший! — только и успела она воскликнуть, когда он рывком опрокинул ее на кровать.
Они долго молчали, опьяненные близостью. Павел гладил ее растрепавшиеся волосы, а Ольга обхватила его могучие плечи и зажмурила глаза. Еле слышно шепнула ему на ухо:
— Давно мне не было так хорошо, как сегодня...
И снова время остановилось для них, так неистова была страсть. Первым очнулся Павел.
— Слушай, есть хочу — не могу! А если не накормишь, я тебя живьем проглочу!
Ольга прижалась к нему, нежно укусила за мочку .уха.
— Такому людоеду только попадись! — И вдруг вскочила: — А Тея? Бедняжка. В третий раз, наверно, разогревает...
— Что ты так всполошилась,— развел руками Павел.— Думаешь, она не подозревает, что за секреты у супругов, когда они остаются наедине? Тем более если она красива и молода, да и он как будто еще ничего.
Они были идеальной парой. Он — волевой, неугомонный, властный. Она, несмотря на свой независимый характер,— эмоциональная, чуткая. И Косма, который раньше не пропускал ни одной юбки, остепенился. Ольга владела всеми его чувствами, крепко держала на шелковом поводке, и он не возражал. Натура тонкая, чувствительная к любым проявлениям вульгарности, Ольга сама не могла понять, чем ее так завораживает этот человек. Если у них и бывали кризисные ситуации, разногласия, переходящие в явную враждебность, то счастье взаимной любви быстро разгоняло тучи, и они забывали обо всем, а потом вместе смеялись над своими размолвками.
С самого начала Павел Косма ввел в семье принцип, от которого не отходил ни на йоту: у каждого своя работа, свой служебный долг и общественные обязанности. Каждый разбирается в своих делах сам и полагается только на свои силы. Ольгу оскорбляли черствость Павла, его подчеркнутое безразличие к ее статьям, командировкам, друзьям. Нередко ей хотелось поделиться с ним сомнениями, переживаниями, но когда она однажды попыталась, он сразу осадил ее: «А что будет, если я начну советоваться с тобой по своим техническим проблемам, таким, как, например, отбор изоляционного материала для моторов?» Сухая жесткость этого ответа глубоко запала ей в душу. Постепенно они привыкли, оставаясь вдвоем, полностью отключаться от забот. У каждого был свой круг знакомых, с которыми можно обмениваться мнениями, советоваться и спорить. У Павла круг этот, по мере того как он забирал в свой железный кулак нити управления заводом, становился уже и мало-помалу окончательно распался. Ольга же, наоборот, поддерживала контакты со многими людьми в городе и уезде благодаря многочисленным статьям и репортажам, интервью и комментариям на самые острые социальные темы. В редакции ее любили и ценили как хорошего товарища и обязательного человека. В отделе культуры, которым она вскоре стала заведовать, ее журналистский талант открылся новыми гранями. Но, к удивлению коллектива, она упорно уходила от споров по хозяйственным проблемам, хотя было известно, что в академии блистала именно в этой области. Впрочем, когда на редакционных летучках обсуждались экономические материалы, выступления Ольги всегда отличались конструктивностью. За обеденным столом она частенько рассказывала Павлу об интересных фактах и впечатлениях от своих поездок по провинции. И ее возмущали резкие, безапелляционные суждения Павла о сложных проблемах, запутанных ситуациях. Как-то речь зашла о молодежи, и они незаметно, слово за слово, крепко повздорили. Для него вся молодежь — это «безответственные бездельники, которым подавай легкую жизнь и развлечения». На замечание, что и у него на заводе есть серьезная молодежь, передовики производства, студенты-заочники, Павел рассмеялся, не скрывая самодовольства: «Это только на «Энергии»! У нас воспитанием молодежи занимаются серьезно, без словоблудия, и они знают, что никто с ними нянчиться не будет. Любое нарушение внутреннего распорядка сурово наказывается, и это служит хорошим примером. Если кто не выполняет норму — скатертью дорога! Мерзавцев и шалопаев не держим!» Тогда она рассказала, что два дня назад трое парней с «Энергии» устроили в закусочной драку, ударили милиционера, который уговаривал их разойтись по домам, ночь провели в камере, а утром, постриженные и пропущенные, как полагается, через душ, были отправлены на завод и переданы с рук на руки секретарю комитета комсомола Ралуке Думитреску. Косма в ярости закричал: «Это клевета! Такое от меня не могли скрыть!»... Как-то Ольга опубликовала несколько репортажей по социальным проблемам, вызвавших многочисленные отклики. Темы эти были подхвачены даже центральной печатью, но Павла они не заинтересовали. Ольгу поразила тогда его удивительная близорукость, ведь, как выяснилось, он не знал даже того, что происходит в уезде, понятия не имел о том, чем живут люди, что их интересует и какие у них трудности. Все это навевало на него скуку. О том, что его жена защитила диссертацию, получила звание кандидата общественных наук, он узнал из газеты. Второпях, без всякой радости поздравил ее, а на следующий день она услышала, как он, разговаривая с кем-то по телефону, пренебрежительно бросил: «Кандидатское звание — это нуль без палочки, в стране полным-полно этих кандидатов и докторов, а вот толкового инженера днем с огнем не сыщешь». Ольга почувствовала себя глубоко оскорбленной. Однако забылась и эта обида...
Усевшись за стол, они стали извиняться перед Теей за опоздание, но девушка только счастливо улыбалась: давно не видела она хозяев в таком хорошем расположении духа. Павел попытался усадить ее вместе с ними за стол, однако Тея категорически отказалась. Она только подняла бокал за здоровье Космы, пожелала ему долгих лет жизни и сделала один-единственный глоток. Зато Павел ел за троих, а пил за десятерых. К десерту он уже был крепко под хмельком, однако предложил еще выпить кофе в увитой розами беседке. После кофе они снова поднялись наверх, и Косма попытался обнять Ольгу. Осторожно высвободившись, она сказала, что придет через минуту. А когда вернулась, он лежал поперек кровати, широко раскинув руки, и храпел так, что дрожали стекла. С большим трудом Ольга уложила его поудобнее, взяла журнал и попыталась читать. Но буквы прыгали перед глазами, и пришлось погасить свет. Она всматривалась в темноту и думала, что вот опять ничего не сказала Павлу, чтобы не портить ему день рождения. Несколько дней назад ее вызвал главный редактор Дорел Попович и объявил, что по согласованию с завотделом пропаганды уездного комитета ее выдвинули на пост заместителя главного редактора. «Дело тут не в общей тенденции по выдвижению женщин на руководящую работу, просто мы давно уже просили еще одну должность заместителя, и сейчас наступил благоприятный момент. Ты, конечно, понимаешь, что на мои плечи ложится слишком многое, мне одному не справиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50