.. И знай, одними только обозрениями культурной жизни ты уже не отделаешься. Пожалуйста, не убеждай меня, что не разбираешься в вопросах экономики. Будто я не догадываюсь, в чем дело...» Ольга перебила с возмущением: «Ах вот оно что! Выходит, я по личным мотивам обхожу стороной проблемы народного хозяйства... Я что, по-твоему, наивная девочка?» Но в глубине души она признала правоту Поповича.
«Как бы далеко я ни обходила проблемы «Энергии»,— размышляла Ольга,— даже если избавлюсь от отдела экономики, все равно будет тяжело. Завод, а значит, и его генеральный директор, находится постоянно в центре дискуссий. Хочу я того или нет, равновесие наших взаимоотношений будет нарушено. Он будет уязвлен и как муж, и как руководящий работник. Что же делать?»...
В восемь утра они сидели в столовой, Павел обжигался горячим кофе, не спуская глаз с часов. Ольга попробовала было подсунуть ему бутерброд, но он пробормотал, что перекусит на заводе. Она проводила его до дверей и, когда он на ходу обнял ее, шутливо сказала:
— А знаешь ли ты, товарищ генеральный директор, кого держишь сейчас в объятиях?
Павел подхватил:
— А как же! Еще не ослеп. Самую красивую, самую умную и самую верную женщину в мире, и я должен благодарить судьбу за то, что эта женщина — моя жена. Ольга нахмурилась:
— Преувеличиваешь. Ну так узнай же правду, несчастный: жена твоя вышла в начальники. Невероятно, но факт.
Павел среагировал не сразу и по инерции продолжал шутить:
— Вот это да! Теперь могу хвастать, что средний чин в нашей семье самый высокий в городе. Надо бы и Тею повысить, а то она командир только на кухне, в саду и у корыта. Дадим-ка ей звание верховного домокомандую-щего, ведь она правит всем нашим домом...
— Я серьезно; на днях будет подписано мое назначение заместителем главного редактора.
Не дойдя до машины, Павел резко остановился, скривил рот.
— Вот те на! Что это им взбрело в голову?
— Откуда я знаю! Может, моя кандидатская степень... Или мои статьи, ведь их многие читают — кроме, разумеется, собственного мужа.
Косма оставил замечание без ответа. Лишь спросил:
— Чем ты будешь заниматься?
— Пока не знаю. Интересы мои известны, а значит — и секторы, чью работу, надеюсь, я смогу координировать наилучшим образом. Естественно, что в рамках общего руководства придется заниматься всеми проблемами. Иначе ведь нельзя.
Косма постоял минуту в нерешительности, а затем произнес то, чего больше всего боялась услышать Ольга:
— Что бы ни случилось, не лезь в экономику. У нас с тобой твердая договоренность, вот уже много лет. Не
забудь, что после истории с трансформаторами, в которую ты, как дурочка, ввязалась, я предупредил тебя в последний раз. И пусть останется так, как мы условились: никто не суется в тарелку другого!
— Не знаю, будет ли возможно в новой ситуации...
— Это меня не интересует. Выход из положения ищи сама, наш договор остается в силе для любой ситуации.
Косма решительно шагнул к машине, захлопнул дверцу и, хмурый, как осенний день, нажал на акселератор. Даже не махнул на прощанье рукой — впервые за все годы их совместной жизни.
Эти утренние часы, когда завод словно сжимается в один кулак и, как автомобильный мотор, начинает набирать обороты на весь долгий рабочий день, Павел Косма очень любил. Особенно с тех пор, как стал директором. Он входил в кабинет, вешал пиджак на спинку стула, вызывал Мариету Ласку, и она зачитывала продиктованный с вечера список срочных дел. Затем созывал к себе всех начальников цехов, мастерских и лабораторий, а также секретарей первичных парторганизаций. От докладчиков он требовал краткости, информативности, четкого анализа, была дозволена даже дискуссия, но только если она не уводила от основной темы. Последнее слово оставалось за ним, это было его суверенное право. На таких оперативках Павел Косма особенно зримо ощущал свою власть, ему приятно было сознавать себя командиром такого гигантского производства. Он привык думать о заводе как об одухотворенном существе, составляющем часть его «я», предмет гордости, постоянной заботы и беспокойства. Малейший непорядок вызывал у него вспышку безудержного гнева.
Сегодня, однако, Косма вошел в свой кабинет, не ощущая того прилива энергии и той радости, с которыми он привык начинать новый рабочий день. Настроение было испорчено размолвкой с Ольгой. Такое у них случалось не раз, но, как правило, все кончалось уступками с ее стороны. Однако теперь... «Зам. главного редактора — это не шутка. Она вошла в номенклатуру уездного комитета и отдела печати ЦК. Нет,— решил Косма,— о моем согласии не может быть и речи. Даже при условии ее слепого подчинения мне такая ситуация недопустима. Может быть, поговорить с Догару? Ну и что? Он меня не очень-то жалует, смотрит косо, рука словно свинцовая. Да и что я ему скажу? Что мне дома нужна жена, а не начальник? Что я не могу отчитываться о своей работе перед собственной женой?»
Но это еще не все. За последние месяцы Павла не раз охватывал страх. В графике производства наметилась тенденция к отставанию, реальные масштабы которого, как ему представлялось, знал только он. В проектном отделе создалась конфликтная ситуация: главный конструктор инженер Антон Димитриу никак не мог поладить с большей частью своего коллектива. А этот Пэкурару? Сколько крови он ему попортил тем упорством и спокойствием, с каким отстаивал свою точку зрения, защищал всех этих мечтателей! Вот с Василе Нягу поладить оказалось легче. Косма питал к нему безграничное презрение, которое даже не считал нужным скрывать. Даскэлу он ненавидел, однако порою сожалел, что нет больше рядом этого неистового человека, умевшего воодушевить людей на трудовой подвиг. Нягу тоже полезен — выполняет все указания и даже достаточно хитро аргументирует их. Каким-то безошибочным чутьем охотничьей собаки угадывает, кого именно хочет директор поставить на место, кропотливо собирает досье и при первом же удобном случае наносит удар. Слов нет, без Нягу не обойтись. Порою, правда, разглядывая его заплывшее лицо, серые неуловимые глазки, которые не то от страха, не то от хитрости бегали по сторонам, бесформенный нос и льстивую улыбку, Павел думал: «Этот человек в случае необходимости, не долго думая, продаст и меня. Тут уж он сразу обнаружит во мне кучу недостатков и ткнет носом в совершенные ошибки. Более того, он еще и себя подвергнет беспощадной критике за то, что поддался влиянию сильной личности. И ведь найдутся дураки — поверят ему и единогласно проголосуют за самое тяжкое взыскание, которое он уже давно придумал для меня».
Он нажал кнопку селектора. Мариета Ласку ответила немедленно:
— Слушаю вас, товарищ генеральный директор! Косма помедлил, потом сказал категоричным тоном:
— Передай главному инженеру, чтоб вел совещание сам — у меня нет времени. А когда закончит, пусть проинформирует.— И добавил вполголоса: — Селектор не выключай, я послушаю.
Оперативка началась вяло. Цехи один за другим докладывали о невыполнении дневных норм. В последние месяцы это стало печальной традицией. Причин было сколько угодно: и перебои с деталями, и нехватка сырья, а тут еще изоляционные материалы попали в дефицит. Большинство голосов звучали мрачно, устало, но вот послышался дерзкий тенор мастера Спиридона Мани, который заменил ушедшего в отпуск инженера Станчу. Мастер не боялся называть вещи своими именами, а факты были очень уж неприятны. Да, с этим Маней шутки плохи, особенно с тех пор, как он спелся с Кристей из токарного. И вот спокойный голос Овидиу Насты: «Ты же хорошо знаешь, товарищ Маня, что вся изоляция к нам поступает по линии импорта. Кто же виноват, если мы ее не получили?
Будем просить ускорить поставки...» Но Маня не унимался: «Ну да, пошлем запрос и будем ждать сложа руки? А как быть с планом, с заработками рабочих? Ведь и так уж...» Его прервал тоненький голосок Василе Нягу: «Полегче, полегче, товарищи! Так не годится. Давай без паники, дорогой друг. С планом у нас, слава богу, дела в общем и целом обстоят хорошо. И если главный инженер обещает лично обратиться в компетентные органы, мы что же, не окажем ему доверия?» И снова голос мастера, более спокойный, но с явной горечью: «Конечно, окажем! Товарищи Косма и Наста запросят главк, главк запросит министерство, министерство — Госплан, Госплан — Внешторг, и пошли гулять бумаги!.. А мы давай план, выполняй социалистические обязательства. Только как?»
Обеспокоило Коему и выступление инженера Иона Савы из токарного, который призывал серьезно проанализировать причины кризиса. «Я два месяца руковожу цехом и вижу, что это сизифов труд,— сколько ни бьюсь, никакого толку. Коллектив прекрасный, квалификация у людей высокая, любую поломку исправляют на ходу, и тем не менее... Меня преследует мысль, что не все в порядке в практике наших отношений с „белым домом"». Главный инженер потребовал объяснений. Сава молчал. Вместо него ответил Дан Испас: «Извините, товарищ Димитриу поручил мне принять участие в сегодняшнем совещании, так как его вызвал директор. Я рад, что инженер Сава привлек ваше внимание к этой давно назревшей проблеме. Все претензии, предъявленные отделу, вполне обоснованны. В последнее время мы по просьбе заказчиков перепроектировали ряд моторов, модифицировали некоторые узлы, изменили параметры, и это создало трудности в работе токарного цеха. А может, и не только его. Но будем откровенны: мы не можем отказаться от совершенствования качества...» Тут Сава вспылил: «Если и дальше дела пойдут так же, то мы неизбежно придем к малосерийному производству. А тогда как же быть с планом? Ни для кого не секрет, что наши склады ломятся от незатребованных моторов, а заказчики уже просят другие модели, более совершенные. Но ведь все это заказы небольшие, да и те серии, что запущены в производство, уже сильно сокращены. Где же выход? Ведь план для нас — закон!» Дан ответил невозмутимо: «Это прописная истина, пора нам относиться к таким вещам здраво, с учетом времени и места. Разве вы не видите, что происходит в мире? НТР — это, между прочим, и производство электромоторов». Сава потерял терпение: «Не всем дано заглядывать в наше лучезарное завтра. Мы люди скромные, ничего не поделаешь, такими уж уродились, но мы хотим работать, а не ждать, когда такие, как ты, соизволят спуститься с небес на землю».
Косма усмехнулся: «Вот уж чего не ожидал — чтобы переругались даже приятели. Нового начальника токарного переубедить в чем-либо невозможно. Угадал я с его назначением. А чтоб не мучился в поисках причин, обрадую-ка я его весточкой о новых станках из ФРГ. Думаю, он будет признателен. Однако проблему он ухватил верно. Не дай бог — обяжут-таки выпускать моторы по всем этим запросам — что тогда делать?» Из селектора тем временем звучал голос всегда спокойного, уравновешенного Марина Кристи: «Товарищ Испас! Когда-то вы заявили нам, что «Энергия» станет со временем главным механиком страны по производству электромоторов. Идея нам понравилась. Но готовы ли мы к этому? Дела не видно, дорогой товарищ!» Его поддержал Овидиу Наста: «Правильно, товарищ Кристя. Очень важную вещь сказал. Однако не кажется ли тебе, что без директора нет смысла обсуждать такие кардинальные проблемы?»
Косма поморщился: «Вот хитрец этот старикан! Я не я, и лошадь не моя... А ведь с прошлого года воюет со мной, не перестает противиться импорту». Сава, словно прочитав мысли генерального директора, конечно же, пошел наперекор: «На каком, скажите, оборудовании делать новые моторы? Товарищ Испас, давно пора бы иметь при проектном отделе специальную лабораторию по проблемам самообеспечения оборудованием. Заводу необходима собственная база». После паузы Испас ответил: «Отчего таким трагическим тоном, товарищ Сава, ведь ты хорошо знаешь мое мнение».— «Да оттого, что у меня душа болит за наших рабочих, заслуживающих лучших условий труда». И сразу же вкрадчивый голос Василе Нягу: «А что, у нас не выплачивают зарплату? Или заработки у нас меньше, чем в других отраслях? О чем разговор, право? Ведь ты еще пешком под стол ходил, когда мы...»
Косма пришел в бешенство: «Идиот! Сейчас заведет про достижения социализма, про рост жизненного уровня...» Но Нягу прервал Дан Испас и от имени проектного отдела попросил Насту довести разговор по поднятой проблеме до сведения дирекции и обсудить со всем коллективом вопрос о будущем профиле завода. Сава, однако, настаивал: «Я не получил ясного ответа от проектировщиков. Что я скажу в цехе?» Ответ Дана прозвучал как пощечина: «Спроси об этом генерального директора!» А следом — возмутительное замечание главного инженера: «Может, это покажется странным, но я поддерживаю мнение инженера Испаса. В самом деле, эта проблема — для руководства. И возможно, не только нашего завода».
Послышался шум отодвигаемых стульев, удаляющиеся голоса. Косма выключил селектор. Хорошо, что он не участвовал в этом заседании. И дело не в тех острых вопросах, на которые он был не в состоянии ответить,— покоя не давала одна мысль: «Что же с контрактом? Когда начнутся поставки? Надо же — до сих пор ни одной весточки! Партнер молчит, главк не отвечает, а министерство притворяется, что ничего не знает. Противно клянчить, но что поделаешь! Даже Цезарь нуждался в помощи богов. Наши-то боги, почитай, не такие великие, но и от них должен быть толк».
В дверях появилась Ласку.
— Пришел инженер Антон Димитриу. Просит срочно принять. Папку принес — с ваш стол величиной. Еще главный инженер, и тоже срочно.
Косма улыбнулся уголками губ и весело сказал:
— Ну да, спешит рассказать, как проходило совещание. Давай обоих сразу. Может, сцепятся снова.
Он от души расхохотался, увидев, как Димитриу и Наста топчутся в дверях и не могут решить, кому войти первым. В конце концов стали протискиваться одновременно. Оба уселись в кресла перед огромным столом Космы, и каждый ждал, что другой заговорит первым.
— Про заседание не надо,— сказал Павел.— Я все слышал по селектору. Предлагаю дать слово главному конструктору — может, он принес что-нибудь новое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50