«А как же иначе? Враг, кто бы он ни был, по доброй воле не уступит. Значит, это железный закон — бить его беспощадно и до конца, до полного уничтожения». Она серьезно поспорила в тот вечер с Ликэ, заявившим, что это варварская, бесчеловечная философия, которой можно оправдать любые преступления. Ралука, однако, твердо стояла на том, что такова логика классовой борьбы, кто этого не понимает, может в решающий момент заколебаться. Через несколько дней Ликэ пришел мириться и принес два билета на премьеру новой пьесы Эверака. Его беспокоило душевное состояние Ралуки. В театре он так увлекся спектаклем, что с трудом осознал смысл вопроса, который она уже несколько раз задавала: «Слушай, кто это рядом с Космой?» — «Где?» — очнулся Ликэ. «В ложе справа». Он повернул голову и увидел генерального директора, целиком захваченного пьесой, а рядом женщину необыкновенной красоты. «Это же его жена, Ольга Стайку, журналистка». Ралука побледнела и впилась в ложу взглядом. «Ну довольно, Лука, люди на нас смотрят. И пьеса такая интересная...» Но она уже ничего не слышала. Медленно поднялась и, как лунатик, побрела к выходу. Не отвечая на вопросы Ликэ, высвободила руку, когда он попытался поддержать ее за локоть. Бедный инженер был настолько растерян, что забыл про свою машину и взял такси.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Пыталась рассуждать здраво, но не могла. «Ничего не скажешь, красива, эффектна, наверное, и талантлива. Куда тебе равняться...» В полночь она залилась горькими слезами и только под утро успокоилась. «Ну что ж, такой уж, видно, жребий выпал. Буду нести свой крест»,— решила Ралука. Она встала с постели, навела, к немалому удивлению деда Панделе, порядок в доме и ушла на завод, даже не выпив кофе. И снова потянулись дни, недели, месяцы...
Но теперь ситуация изменилась. Под угрозой оказался сам Косма, его гордые планы на будущее. Когда, как не теперь, она может показать всю силу своей любви? Ралука очень хорошо понимала, сколь серьезное, решающее значение имело столкновение Космы с такими представительными людьми, как Наста, Испас, Кристя, Сава, Маня и собственный ее отец. Вольно или невольно пыталась она взвалить на них вину, но в душе своей не могла упрекнуть их в нечестности или лицемерии. Ее дерзость в разговоре с отцом была показной, на самом деле она просто не знала, как ей быть. Душа изболелась, и скрывать эту боль она уже не могла.
В пять утра Дан был у испытательного стенда. Он никого не просил приходить так рано, но, кроме проектировщиков, застал здесь Станчу, Барбэлатэ, Кристю, Маню, Василиу. Неважно, что они не были проектировщиками, для них проводившиеся здесь опыты стали делом чести. Это был решающий день во всех отношениях. Овидиу Наста названивал каждый час, дважды заглядывал сам. Вздыхал с сожалением: «Надо кому-то и план выполнять» — и возвращался в свой кабинет, но сердцем был здесь, с ними.
Работа нашлась для всех. Франчиск Надь испытывал моторы разного назначения, установленные на правой линии. Около него — маленькая, подвижная, как ртуть, Лидия Флореску с растрепанными волосами и в огромных очках, съезжавших на кончик курносого носика. Весь превратившись в зрение и слух, стоял Марин Кристя, рядом с ним — Василиу из токарного, а дальше — дед Панделе, с ходу влившийся в бригаду добровольцев. Все моторы были собраны почти целиком из универсальных деталей, сделанных в токарном цехе под руководством Иона Савы. На стендах стояла традиционная продукция завода — моторы для трамваев, троллейбусов, дизельэлектрических локомотивов. Параллельно с ними — моторы для нефтяной и химической промышленности. Третью линию составляли генераторные установки мощностью от 4 до 150 киловатт. На первый взгляд-ничего необычного. Но опытный глаз не мог не заметить, что, несмотря на разную мощность, габариты моторов были почти одинаковы. По сути дела, здесь проверялась идея унификации в производстве электрических моторов. Надо было доказать, что старый принцип — каждому типу мотора свои соответствующие детали — изжил себя. Понадобились новые проектные разработки, многочисленные эксперименты. Было много неудач, и они, расстроенные и злые, часами искали ошибки и снова проверяли, а новые ошибки заставляли начинать все с самого начала. И вот настал долгожданный день «генеральной репетиции».
В другом конце зала находились новые преобразователи — семейство механизмов мощностью от 50 до 300 киловатт. Они тоже были собраны в основном из универсальных деталей и в отличие от своих традиционных предшественников имели «вертикальную» структуру — это давало возможность экономить медь и изоляционные материалы.
Внешне спокойный, Дан переходил от линии к линии, чутко прислушиваясь к шумам в каждом моторе. Со стороны казалось, что все они совершенно одинаковы, для него же они были как живые существа. Дан все чаще поднимал глаза к большим электронным часам, висевшим между окнами. «Прошло уже пять часов, как мы их запустили. Пока ни одного сбоя. Однако впереди еще семь часов».
В три часа спустился и Овидиу Наста.
— Что, уже девять часов гудят? Пока все хорошо. Дай постучу по дереву. Еще три часа, и мы победили.
Он обошел все моторы, остановился у преобразователей и вдруг, спохватившись, побежал прочь. Ему должен был звонить из Бухареста Ион Сава, чтобы узнать результаты испытаний и в свою очередь рассказать, чем закончилось обсуждение в столице. Наста позвонил в редакцию Ольге.
— Ну, как дела с анкетой?
— Порядок, осталось совсем немного. А как испытания?
— Тоже порядок.
Сава сунул голову под кран и пустил холодную воду. Стоял так несколько минут, забыв обо всем на свете. Только в висках с монотонностью метронома стучало: «Звонить Овидиу Насте! Звонить Овидиу Насте! Звонить Овидиу Насте!..» Немного остыв, он сбросил с себя одежду и залез под холодный душ. Закутавшись в простыню, прежде чем звонить, решил минутку передохнуть. Прилег и заснул — как провалился. А когда проснулся, никак не мог понять, который час. Темнота в комнате была полная. Он спустил ноги с кровати, долго шарил по стенам в поисках выключателя. Посмотрел на циферблат — три часа ночи. Сава даже присвистнул от удивления. Погасив свет, он снова растянулся в теплой постели, попробовал уснуть. Но сон не шел, перед глазами поплыли картины этого фантастического дня...
Они поехали в Бухарест на машине. По обыкновению Косма сидел рядом с шофером. Находившихся сзади он игнорировал, и никто так и не решился нарушить молчание. Василе Думитреску, как только выехали за город, заснул, прижимая к груди портфель с документами. А Ион принялся перебирать в памяти аргументы, с помощью которых Ис-пас, Наста и он сам собирались защищать свою точку зрения. Пытался сообразить, какие контрдоводы может выставить Косма, слывший сильным и опасным полемистом. Ничего путного в голову не шло, за окном уныло тянулись выжженные солнцем поля. Он задремал. Проснулся уже в Бухаресте, когда шофер спросил:
— Куда дальше, товарищ директор?
— В гостиницу «Минерва». Говорят, это где-то на улице Аны Ипэтеску, недалеко от бывшего министерства здравоохранения...
Шофер задумался лишь на секунду и через несколько минут подвез их к солидному подъезду.
— Думаю, самое время разойтись по номерам,— объявил Косма. — Мне еще надо позвонить, а уже поздновато. Не забудьте, совещание завтра в девять. И не в главке, а в министерстве.
Они поднялись на четвертый этаж. Василе был просто очарован номером. В тех поездках с делегациями, в которых ему довелось участвовать, постоянно приходилось искать самые дешевые гостиницы, чтобы уложиться в положенные 45 леев. От ужина он отказался, пошел «подышать столичным воздухом». Сава стоял в своей комнате у широко раскрытого окна. Разглядывал бульвар, запруженный народом, нескончаемые потоки автомобилей, слушал пререкания парней, которые никак не могли решить, какую лучше песню спеть впятером под одну гитару. Ему стало скучно. Но тут взошла луна, в ее мягком голубоватом свете думалось так хорошо. Уснул Сава очень поздно.
Утром в восемь ноль-ноль все собрались за завтраком. Жевали без аппетита — всем в эту ночь было, видно, не до сна. Без десяти девять они поднимались по лестнице министерства, где, ко всеобщему изумлению, их ждал Лупашку из главка. — А ты здесь чего? — с явным неудовольствием спросил его Косма.
— Да вот товарищ Оанча послал — встретить вас и проводить,— спокойно ответил тот.
— Это меня-то провожать? В моем министерстве?! Лупашку не упустил случая сострить:
— Ах, извините, пожалуйста! Я еще не видел сегодняшних газет и ничего не знаю о вашем назначении.
Косма аж позеленел с досады, но промолчал.
Через широко распахнутую дверь Лупашку ввел их в зал совещаний. В первую минуту им показалось, что они попали не туда.
— Куда ты нас привел, Лупашку?— недовольно спросил Косма.
— Как — куда? В комиссию по согласованию отказов. Кроме наших экспертов, здесь присутствуют также представители тех организаций, которые не удовлетворены вашими отрицательными ответами на их заказы.
Косма молчал. И хотя Лупашку прятал глаза за дымчатыми стеклами очков, от Савы не укрылись прыгавшие в них озорные чертики.
Дверь открылась, и вошли двое. Первого все хорошо знали — это был начальник главка Димаке Оанча, второй — смуглый молодой человек с черными как смоль волосами, проницательными глазами и пухлым ртом. Он сказал приятным баритоном:
— Садитесь, пожалуйста. — Сам уселся во главе овального стола. Справа от него занял место Оанча. Левый стул был предложен Павлу Косме.
Сава расстроился: «Держится пока наш людоед! В президиум посадили. Какому богу служит этот Оанча? Неужели забыл все, что мы ему говорили и писали? Или такой хитрый дипломат?» Тем временем смуглый продолжал:
— Товарищ министр просит извинения. Он намеревался лично провести это совещание, которое носит, по существу, межведомственный характер, но его срочно вызвали на заседание Совета министров. Мне поручено заменить его. Я, правда, в этом министерстве недавно, переведен с партийной работы — сначала в провинции, потом в Центральном Комитете. Позвольте же представиться, Дезидериу Панаит.— Говорил он легко, свободно, с юмором, видно было, что привык выступать. Сава внимательно рассматривал первого заместителя министра. Тщательно напомаженные волосы, кокетливые баки, модный галстук и взгляд, слащавый и настороженный одновременно, не понравились ему. А Панаит уже перешел к существу дела: — Итак, перед нами множество обращений от министерств, ведомств и предприятий республиканского подчинения с просьбой утвердить отказы завода «Энергия» на проектирование и производство электрических моторов, нужных различным отраслям промышленности в новой пятилетке, от которой, как известно, нас отделяют лишь несколько месяцев. Главк разбирался в этом вопросе на месте. Как считаете, товарищи, может быть, мы послушаем сначала, что скажет генеральный директор Павел Косма, потом дадим слово руководителю главка товарищу Оанче, а в заключение, в случае надобности, устроим общую дискуссию? Однако Оанча тут же возразил:
— Я не согласен. Считаю, что в первую очередь необходимо предоставить слово заказчикам, пусть выскажут свои претензии. А Павел Косма сразу сможет уточнить, каковы наши возможности. Это сэкономит время.
Уголки рта Дезидериу Панаита недовольно дрогнули, но он сказал доброжелательно:
— Это было лишь предложение. Мы примем тот порядок, который вы сочтете более удобным и эффективным.
Присутствующие бурно поддержали предложение Оан-чи. Один за другим поднимались представители заказчиков и, ссылаясь на специфику запрашиваемых моторов, доказывали необходимость импорта. Сава, которому все это было хорошо известно, следил за Космой. Странно, куда делось привычное выражение «железного менеджера»? Весь какой-то желто-серый, темные мешки под глазами, будто всю ночь не спал. Пиджак помят, галстук сбился, даже седина на висках стала заметнее. Сава оглянулся з зеркало, занимавшее чуть ли не всю стену, придирчиво осмотрел себя. «Молодец, Ион! Так держать!» И подмигнул своему улыбающемуся отражению. Он ведь тоже не выспался — переживал последний разговор с Космой, когда категорически отказался сохранять нейтралитет и по-прежнему отмалчиваться. Сказал, что такое поведение недостойно его не только как коммуниста, но и как инженера. «На войне как на войне,— думал он. — Времени для передышек нет. Лишь бы язык у меня в нужный момент не отсох». Он был единственным здесь, кто оделся не по протоколу — без галстука, воротник рубашки выпущен поверх воротника модной спортивной куртки. Когда в зале стало жарко, он, не спрашивая ни у кого разрешения, скинул куртку и остался в рубашке с короткими рукавами. Панаит скорчил недовольную гримасу, но Оанча немедленно последовал примеру инженера.
— Так-то будет лучше! В такую духотищу без этих официальных доспехов и мысль свежее, и речь короче.
Через несколько минут только Панаит да несколько работников министерского аппарата остались при галстуках и в пиджаках. А выступления становились все острее и откровеннее. Суть их сводилась к одному: если нет возможности удовлетворить нужды промышленности собственными силами, значит, путь один — импорт. Косма одобрительно кивал. Впрочем, немало выступавших были его старыми знакомыми, с которыми он много лет сотрудничал. Явно опасаясь произнести хоть слово, он краешком глаза все время следил за реакцией Панаита. Еще больше он боялся Оанчи. Чувствовал, что тот раскрыл его игру и не упустит случая назвать вещи своими именами.
Представитель министерства горнодобывающей промышленности говорил о моторах, которые могли бы работать под водой; представитель транспортников доказывал, что они не могут остаться без моторов для автокранов, без специальных преобразователей для столичного метро, без асинхронных моторов для различных судов. Кто-то требовал усовершенствованные моторы для компрессоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50