Вернувшись к себе, он застал обоих инженеров за столом заседаний, заваленным рулонами ватмана. Глядя на сложные чертежи, инженеры улыбались, довольные друг другом. Наста удовлетворенно усмехнулся: «Попадись они сейчас на глаза Косме, его инфаркт хватит». А те, не обращая никакого внимания на вошедшего, расхаживали вокруг стола, останавливались, восхищенно глядя один на другого.
Наста уселся в свое кресло, еще некоторое время по-отечески взирал на них, потом громко сказал:
— Все это прекрасно, мои дорогие. Но позвольте и мне разделить вашу радость...
Оба замерли, будто нашкодившие мальчишки. Потом от души рассмеялись, забыв, что находятся в «святая святых», как прозвали на заводе кабинет Насты. Со свойственной ему непринужденностью Сава воскликнул:
— Вы даже не догадываетесь, дядюшка Наста, какой клад, какой колоссальный ум есть среди нас! Теперь все как на ладони. Это же гений! — И он закружил Дана по кабинету.
Овидиу Наста улыбался. Он любил этих людей, как любил и Франчиска Надя, и Аристиде Станчу, и Марию Журкэ, и Санду Попэ,— любил за их безграничную преданность делу, щедрость, с какой они отдавали свою энергию. По душе ему были и их упорство, и та легкость, с какой они могли поставить под сомнение и даже отрицать самые незыблемые авторитеты. Ничто не принималось ими на слово по принципу «так уж повелось». Да, нигде Наста не чувствовал себя так свободно и хорошо, как в лабораториях «белого дома»...
Сава вдруг понял, что они ничего не объяснили главному инженеру, и сразу посерьезнел. Дан, извинившись за них обоих, попросил разрешения сесть и в нескольких словах изложить их идею.
— Не слушайте его, товарищ главный инженер! Это он придумал, а я всего лишь помог в расчетах.— Он повернулся к Дану: — Послушай, если ты мне друг, не выставляй меня на смех. Кстати, за эту штуку, что ты придумал, ни званий, ни авторских свидетельств не дадут. Разве что премию получишь. Маленькую, разумеется.
Дан кивнул и начал объяснять. Наста слушал с напряженным вниманием, не пропуская ни слова. Лицо его было непроницаемо, но, по мере того как Дан приближался к концу, взгляд его постепенно теплел.
— Послушай, Испас, ты сам-то соображаешь, что для нас означает ниспровержение принципа Димитриу? Ведь тем самым мы ставим крест на целом направлении в отечественном моторостроении... Но истина за нами, именно в твоей идее выход из тупика. Не все, правда, так просто, как кажется. Много еще придется подсчитывать, экспериментировать, проверять. Одной идеи мало. Всему заводу придется вступить в борьбу. Но нужно как можно быстрее обговорить все это в уездном комитете.
— Разумеется,— сказал Дан.— Я вот целый день ищу и не могу найти Штефана Попэ. После обеда мне сказали, что он у первого секретаря и дано указание не беспокоить их.
Только сейчас Наста вспомнил о вызове в Бухарест и сказал, что решено послать Испаса и Саву.
— А как же мы без вас-то поедем? — поднял брови Сава.
— Мне лично кажется,— произнес, как бы размышляя вслух, Дан,— что именно там мы сможем решить проблему в целом. А? По-моему, нам теперь нечего бояться!
Наста снял трубку и набрал номер. Ответила Елена Пыркэлаб:
— Да, он был здесь. Ушел пару минут назад. Наверное, он сейчас у себя в кабинете.
Наста положил трубку, и тут же раздался звонок. Это был Штефан.
— Извините за беспокойство, но я должен вас срочно увидеть. Не смогли бы вы зайти в уездный комитет?
— Да, конечно, ведь я вас сам разыскиваю.
— Ну вот и хорошо. Мне тут еще звонили Испас, Сава и Кристя. Так что приходите вчетвером. Речь идет о деле исключительной важности.
— Испас и Сава сейчас у меня. Но завтра нас вместе с генеральным директором вызывают в министерство.
— Почему же я ничего не знаю? Может, товарищ Иордаке в курсе?
— Безусловно. Так мне сказал и Косма.
— Ну, тогда приходите сейчас.
Пока добирались до уездного комитета, Наста сообщил Кристе и о вызове в Бухарест, и об идее Дана. Марин сначала помолчал, словно переваривая услышанное, потом повернулся к Испасу, крепко пожал ему руку и, не говоря ни слова, торжественно расцеловал в обе щеки. Они двинулись было к экономическому отделу, но тут появился Штефан.
— Нет, товарищи, вас вызывает первый секретарь. Минуту спустя они сидели за столом заседаний, на
котором дымились чашечки с кофе, и, еле сдерживая нетерпение, ожидали начала разговора. Догару дал гостям освоиться, а потом, положив на стол руки ладонями вверх, как он делал всегда, когда принимал окончательные решения, сказал тихим низким голосом:
— Похоже, товарищи, настала пора важных и глубоких перемен. А чтобы вы не подумали, что это только слова, я подчеркну: перемен радикальных. В центре нашего внимания — завод «Энергия». Проблема, возможно, переросла рамки одного завода и должна решаться на другом, более высоком, уровне, но мы, партийный комитет уезда, должны взглянуть правде в глаза, проанализировать и хорошее, и плохое, во всеуслышание указать на допущенные ошибки и исправить их, если понадобится — весьма жесткими мерами. Своевременное решение проблем, возникших на «Энергии», станет тем звеном, за которое надо тащить всю цепь. Поначалу обсудим два вопроса: первый — новая специализация завода, второй — стиль и методы работы парторганизации. Согласны? И пусть вас не смущает тот факт, что на нашем совещании отсутствуют товарищи Косма и Нягу. О причинах вы вскоре узнаете.
Овидиу Наста поднял руку.
— Это очень хорошо. Но прежде всего я предложил бы выслушать короткую информацию о принципиально новом техническом решении инженера Дана Испаса и мое сообщение о вызове руководства завода в министерство.
Догару вопросительно посмотрел на Штефана, тот согласно кивнул. Совещание началось.
Возвратившись из уездного комитета, Наста еще в коридоре услышал, как в его кабинете надрывается телефон — словно зашедшийся в плаче ребенок. Он спокойно поднял трубку.
— Овидиу Наста слушает. Что случилось, товарищ Ласку?
— Генеральный вас разыскивает уже целый час. Ради бога, приходите поскорее, а не то живой он меня отсюда не выпустит...
Но Наста не спешил. Передал Дану, что отправляется к Косме, наметил с парторгом намоточного цеха, где работа шла с прохладцей, провести после второй смены собрание, попросил Санду Попэ подготовить выступление на тему «Политическая сущность новых подходов к технике» и только после этого отправился в дирекцию.
В испытующем взгляде Космы было нескрываемое раздражение.
— Где вы ходите? У меня всего несколько часов до отъезда.
— А к чему такая спешка? Всего-то на день-два уезжаете!
— Человек полагает, министерство располагает...— скаламбурил Косма.— Хочу дать вам ряд конкретных указаний по текущим делам... Да, но где вы все же пропадали? Иордаке сказал, что видел вас в уездном комитете.
— Точно. Я был у Штефана Попэ. Он одобрил ваше решение: я останусь на заводе. Кроме того, он считает, что Испасу тоже ехать не надо, чтобы обсуждение не сошло с практических рельсов.
— А я что говорил! — обрадовался Косма.— Но Саву я возьму с собой. Товарищ Иордаке предложил взять и Василе Думитреску, ведь нам непременно понадобится бухгалтер. Он, чего греха таить, звезд с неба не хватает, но зато специалист грамотный, в курсе всех дел и может на месте проверить выкладки партнеров.
Наста ничего не ответил. Он-то знал, что кандидатура Думитреску шла не от Иордаке, а минуя Иордаке. Имя Думитреску назвал первый секретарь, и Штефана Попэ это не удивило. Когда Испас спросил: «А кто будет отстаивать нашу точку зрения?», Догару улыбнулся и легонько похлопал его по плечу: «Не беспокойся, товарищ Испас. Вот тебе партийное поручение — и я его считаю основным,— необходимо разработать план новой специализации цехов. Пока что готовьте все в общих чертах и без лишнего звона. Товарищ Наста соберет вас всех на совещание: тебя, Станчу, Маню, Кристю, Барбэлатэ, Санду Попэ, Надя и Марию Журкэ. Непременно пригласите и Панделе Думитреску. Обмозгуйте" все в спокойной обстановке. Косма на три дня задержится в Бухаресте, так что времени у вас будет достаточно. В отсутствие Космы Василе Нягу, думаю, не осмелится совать вам палки в колеса». И всем стало ясно, что первый секретарь не преувеличивал: грядут большие перемены.
Наста попрощался с Космой корректно, но холодно, а тот вдруг стал хвалить его за лояльность.
— Не забудьте, пожалуйста, товарищ генеральный директор,— жестко ответил Наста,— что мое мнение разительно отличается от того, какое вы будете высказывать в Бухаресте. Я чувствую, вы не собираетесь излагать там мою точку зрения.
— Именно за это я вас ценю и уважаю! — искренне заявил Косма.
«Лояльность? — думал Наста, спеша в свой кабинет.— Улыбается, а в моем личном деле уже несколько месяцев лежит решение об отправке меня на пенсию, и он ждет только моего дня рождения, чтобы оформить приказ. Пять недель осталось, а Косма — вот каналья! — о своем подарке помалкивает».
Наста заглянул к Дану. Утонув в большом кресле, тот перелистывал иностранные проспекты с техническими данными последних образцов электромоторов. Наста присел, выпил воды и, заметив тревогу в глазах инженера, спросил:
— Опять что-то задумал?
Дан привычным жестом отбросил волосы со лба, сказал неуверенно:
— Не так чтобы... Но вот мучает меня мысль: порядочно ли я поступаю по отношению к профессору Димитриу? Мы ведь долго вместе работали, он помогал мне, а теперь я наношу ему такой жестокий и неожиданный удар.
— Ну и что ты предлагаешь? Отказаться от всего?
— Да нет, об этом и речи быть не может. Думаю, было бы правильно поговорить мне с ним самому, сказать все напрямую. Как думаете, побежит он к Косме?
— Нет, разумеется. Он его терпеть не может. К тому же Косма унижал его страшно, а Димитриу прощать не умеет. Позвони-ка ему прямо сейчас. Только предупреждаю: ни одной технической детали, ничего конкретного!
— Как так? — удивился Дан.
— Поверь мне, Антона Димитриу я хорошо знаю. И Двух слов не успеешь сказать, как в центральной прессе появится статья с твоими идеями за подписью «профессор университета А. Димитриу»...
Димитриу был дома. Он пригласил Дана зайти попозже, когда спадет жара. «Поужинаем вместе. Сто лет, почитай, не виделись».
С тех пор как у профессора Димитриу умерла жена, а единственная дочь переехала в Бухарест, он зажил размеренной жизнью пожилого вдовца. В его небольшой библиотеке была только техническая литература, беллетристики профессор не держал. На стенах — несколько картин известных мастеров, на полу — персидские ковры. Поведу тяжеловесная немецкая мебель стиля бидермейер. Претенциозность проглядывала и в обивке стен, и в неумеренном количестве украшений из кованого железа, и в оконных витражах на библейские темы.
Ужин подавала пожилая женщина с увядшим лицом. Она не спускала с профессора внимательных глаз, явно опасаясь хозяйского гнева. Блюда были приготовлены с большим искусством и на западный манер сдобрены белым и красным вином. За трапезой они обменялись лишь парой ничего не значащих фраз: Димитриу слыл гурманом, ужин для него был настоящим ритуалом. Пить кофе они перешли в кабинет.
— Мне, дорогой Испас, доставляет особое удовольствие принимать тебя в моем логове. Не знаю, почему и как это случилось, но, проработав столько лет вместе, мы так и не установили более тесных отношений, не нашли общего языка, даже ссорились. Правда, как люди интеллигентные, но ссора есть ссора-Дан смущенно молчал. Не знал, как начать. В конце
концов решился.
— Видите ли, профессор, я и на этот раз чувствую себя неловко...
— Нет, нет, только не это! — не без тщеславия улыбнулся Димитриу.
Испас нахмурился.
— Поймите меня правильно. В общем-то, мне не в чем себя упрекать. Вы и сами знаете, как я был убежден в незыблемости ваших основных положений. Да и моя диссертация основана на одном из таких положений.
— Что-то я тебя не пойму.
— Но многолетние исследования, практическая работа в промышленности, острая потребность в самых разнообразных и специальных моделях электромоторов привели меня к выводам совершенно противоположным. Не малосерийное производство предопределяет сегодня успех, а принцип большого потока, конвейера, крупных комбинированных серий.
— Хорошо, но как же тогда совместить различные требования к моторам — скажем, для подводной среды и авиационным?
— Проводя унификацию в рамках возможного. Проектируя детали таким образом, чтобы их можно было использовать в моделях различного назначения.
— Но это же невозможно!
— И я так думал многие годы. Однако нужда учит. Немало поломал я голову и после долгих неудачных экспериментов решил всерьез пересмотреть прежнюю концепцию. Теперь у нас создаются новые модели, в которых конструкторская мысль развивается не от общего замысла к детали, а наоборот, от детали к целому. Я закончил теоретическую работу, которая доказывает правоту такого подхода.
Антон Димитриу побледнел. Лохматые седые брови сошлись на переносице в сердитой складке, в глазах застыло изумление. Дан продолжал, вдохновляясь все больше:
— Вы не представляете, сколько металла и других материалов можно таким образом сэкономить! И насколько облегчается человеческий труд. Одним словом, мы на верном пути. Похоже, что и министерская комиссия поддержит наш поиск.
Димитриу поднялся, подал Дану блокнот и попросил дать выкладки и примеры на бумаге. Тот, помня совет Насты, вначале отложил блокнот и сказал, что вся работа будет завтра представлена в министерство машиностроения и что начальник главка Димаке Оанча уже давно в курсе дела, но потом все-таки не удержался и сделал несколько набросков. Димитриу глубоко задумался. Он, казалось, весь ушел в проблему, и ничто больше для него не существовало. «Нет, он, конечно, не простой исполнитель,— подумал Дан.— Косма создал на заводе такую обстановку, что любой думающий конструктор превращается в послушную собачку, встающую на задние лапки по первому требованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50