душевые кабины размеры
Из проулка выехали двое верховых. Егор завернул за угол и припал к стене. Всадники сонно проехали мимо, и снова где-то запоздало тявкнула соба-
чонка. Егор пересек улицу и на углу остановился, привлеченный необычным объявлением, наклеенным на забор. Объявление было действительно необычное, со множеством заглавных букв, четко выделявшихся на бумаге.
«Временно, впредь до установления связи с Верховным Управлением Северной Области или с Самарским Комитетом членов Учредительного Собрания,— прочитал он,— Верховную власть в Южном Округе Вятской губернии вручить Временному Управлению в составе: члена Учредительного собрания от Вятской губернии Кропо-това, уполномоченного Северного областного центра Союза возрождения России Н. П. Чиркова, командира передового отряда Народной Армии А. А. Степанова и полковника В. П. Пантюхина».
«Вот гады! — чуть не вскрикнул от возмущения Егор и, оглянувшись, чтоб никто не заметил, рванул с забора лист, скомкав бумагу, швырнул ее в сторону.— Надо вначале разыскать Ксену. Она должна знать обо всем...»
Через полчаса Егор уже был у дома Ксены и, стараясь быть незамеченным, тихонько подобрался к окну, постучал.
— Кто-й там? — отозвалась спросонья старуха — Ксенина мать.
— Ксена дома? — спросил вполголоса Егор.
— Ксена-то... Ксена в штабу...
— У Степанова?
— У кого же теперь? Кому ни служи, все надо служить. Работы-то вон сколь... Сутками сидит там...
«Ксена — у Степанова? Как же это так? — метались мысли в голове Егора.— Ужель и в тебе, Ксена, я ошибся? Ужель ошибся? Ксена, Ксена...»
Все стало здесь чужим — и крыльцо с точеными столбиками, и окно с голубыми наличниками, и садик с кустами сирени, в котором встречался он с Ксеной,— все, все стало чужим, захотелось скорей убежать, никогда сюда не возвращаться... Но как разыскать Ложенцова? Где он сейчас? Однако разыскать надо. И быстрее — время не ждет...
Вторые сутки Ложенцов находился в подвале небольшого дома, затерявшегося на окраине городка. Сюда ночью тайком приходили люди и, получив поручение, так же тайком уходили.
Узнав от знакомых о местопребывании Ложенцова, Ветлугин спустился по лесенке в подвал. Ложенцов сидел в углу и, положив лист бумаги на днище перевернутой бочки, что-то писал при свете коптилки. Ветлугин сразу даже не узнал его: Ложенцов сбрил усы и бороду, одет он был по-крестьянски в старую рубаху, из-под которой на боку выпирал револьвер.
Увидев Ветлугина, Алексей Никитич обрадовался.
— Наконец-то ты вернулся,— протянув руку, сказал он негромко.— Без тебя, вот видишь, какие события тут,— и, повернувшись, кликнул: — Выходи на свет, Си-пягин... Свои...
«И Сипягин тут?» — удивился Егор.
— Так вот, Сипягин,— продолжал Ложенцов.— Как только воззвание укома отпечатаешь, сразу же надо расклеить. На афишных тумбах, на заборах... А потом — в Прислон топай.
— Все будет сделано, как надо.
— Надеюсь, что не подведешь. А насчет прошлого... Дай вот клятву перед двоими нами, подтверди, что сэрами у тебя порвана ниточка.
— Чего же много говорить — делом докажу,— пряча в карман бумагу, ответил Сипягин.,— Теперь вот она где, клятва,— в самом сердце... Когда уж мать-старуху обидели... Да разве я... Расстреливая старый прогнивший строй, разве я думал, что они так поступят. Против нас оружие, гады, подняли. Да мы еще скажем свое слово! — и, махнув рукой, Сипягин неуклюже стал подниматься по лесенке наверх.
— Вот видишь, Егор, как обернулось все,— проводив взглядом Сипягина, сказал Ложенцов.— Жаль, что нам с Капустиным тогда не удалось разоружить Степанова. Надеялись, что удастся это сделать в Малмыже. А он возьми да и опереди нас. У него же такая силища, что бы могли сделать? Хорошо, что кассу эвакуировали... Народ свой разослали по деревням. Создаем революционные дружины. Сегодня сам вот собираюсь в Аркуль, к судоремонтникам. Надо поднимать людей. В Тереби-ловке уже Сормах наш сколотил свою дружину. Почти полностью вооружил.
«Этот сумеет»,— подумал Ветлугин, с восхищением вспоминая невысокого плотного мужичка с русой клинышком бородкой.
Это был Николай Сорокин — по прозванию Малахов, рабочий затона из Аркуля. Там он с двенадцати лет работал, вначале кочегаром, потом матросом, потом плотником по ремонту судов, пока не отправлен был на фронт. Воевал, получил за храбрость два Георгия, с войны вернулся подпрапорщиком, вступил в партию и целиком отдался ее делу. Звал он себя кратко — Сормах (по первым слогам своей двойной фамилии) и был грозой для местных богачей. А теперь он организовал, как рассказывал Ложенцов, свыше пятисот человек бедноты в боевую дружину, надел на свою плешистую голову папаху и сказал: «Теперь я готов лупить белую банду!»
— Он будет лупить! — согласился Ветлугин.— А мне какое дадите поручение, Алексей Никитич?
— Может, доедешь до Нолинска — ты легок в седле. Узнай там обстановку. Попробуй связаться с Вяткой. Чуть что — сообщи мне в Аркуль. Ну, а потом... Потом, Егор, сам решай, как лучше.
— Сипягин-то что, с нами? — выслушав Ложенцова, спросил Ветлугин.
— С нами... И не только Сипягин. Конечно, кое-кто перебежал и к Степанову. С усиками-то который, на телеграфе,— тоже сбежал.
«Значит, Ксена в самом деле изменила нам,— подумал с горечью Ветлугин.—Прав ты, Никитич, тогда был, гуляй, мол, да классовое чутье не теряй».
— А матрос Сипягин перешел в наш лагерь,—продолжал Ложенцов.— У него мать шомполами исполосовали.
— Степановцы?
— Кто же кроме их... Смотри, ты тут не попади к ним в лапы.
— Чуть уж не попал, Алексей Никитич. Жаль, отца схватили. Провожал из дому меня, и почти у самого города,—И Егор рассказал о случившемся.
— Доверчивы мы были, Егор, очень доверчивы,—-промолвил с укором Ложенцов.—В исполком Степанова как своего родного брата приглашали. Да его бы и близко подпускать не следовало.
— У него ведь вон какие были документы.
— Документы что... Разобрались бы... Оружием он силен, черт возьми,— и Ложенцов встал.— Ну что ж, Егор, если тебе все ясно — действуй. Счастливого пути.
Штаб мятежников располагался в центре города на углу Воскресенской и Спасской в большом купеческом доме. У массивной кирпичной ограды с дремлющими львами на воротах стояли наизготове два пулемета. В распахнутые двустворчатые двери дома входили и выходили купцы, лавочники, мещане — все те, кто с радостью приветствовал возвращение Степанова.
Риторик теперь уже не ходил пешком, а подъезжал к штабу на рессорной пролетке — он стал начальником так называемого «Правительственного комитета». Когда лошади,— а он ездил на паре,— останавливались у крыльца, Риторик быстро соскакивал с пролетки, прикладывал к блестящему козырьку новенькой офицерской фуражки два пальца и скрывался в дверях. К его низенькой, юркой фигурке здесь уже привыкли — он был свой человек.
Приезжали сюда и городской голова, и помещик Деп-рейс, тучный и неразговорчивый, и купцы города — Казанцев и Жмакин. У каждого были, как считали они, неотложные дела, каждый хотел по-своему угодить «заступнику многострадального Уржума». Не остались в стороне и местные попы: они первыми возвестили колокольным звоном вступление в город степанов-цев.
Но больше всего здесь сновало бывших офицеров. Это были в основном молодые — сынки местных богатеев. С неделю назад при Ложенцове они не показывались, стараясь уклониться от мобилизации в Красную Армию, а тут вдруг оживились и хлынули в штаб, чтоб предложить свои услуги. Хотя они и не имели на плечах погон (сорванные новенькие погоны лежали дома в пузатых маминых комодах), но по одежде, по бравой выправке, по всему поведению их сразу можно было отличить от степановских солдат.
На другой день после того, как схватили Евлаху, Са-фаней Вьершов подъехал на рыжем жеребце к штабу. Остановившись у ограды, он слез с седла и, неуклюже ставя ноги, затекшие от верховой езды, направился к крыльцу.
— Кто таков? — остановил его часовой с винтовкой в руках.
— Сафаней Вьершов, из Нолинска — руководитель повстанческого отряда,— козырнул тот.
— Это, что ль, за нашего командира который? Тогда проходьте,— равнодушно сказал часовой и, провожая его глазами, подмигнул второму: — Ишь ты, тоже руководить хочет.
— А как же,— усмехнулся стоявший рядом мужик.— Отец-то его в купцы из веретеньщиков выбился. А сынок-от, Сафанейко, вишь, в военном, в ениралы, видать, метит...
Тем временам Сафаней Вьершов поднялся по крашеной широкой лестнице наверх. Войдя в прихожую и увидев среди военных плечистого и круглоголового Степанова, он шагнул вперед и, щелкнув каблуками, представился:
— Вьершов. Прибыл в ваше распоряжение из Нолинска с отрядом граждан. Готов служить верой и правдой...
— Ах, это вы и есть руководитель повстанцев? Вольно, вольно... Приятно познакомиться,— протянул ему руку Степанов и пригласил к себе в кабинет.— Мне уже доложили, что вы поймали отца комиссара Ветлугина.
— Да, это я...
— Ваше воинское звание?
— Подпрапорщик.
— Будете у меня прапорщиком.
— Благодарю за доверие, господин...
— Садитесь, рассказывайте о складывающейся ситуации в вашем городе.
— Ждем, господин командир, от вас подкрепления,— сказал торопливо Вьершов.— Мы ведь тоже пробовали восстать... Сломали замки на складах, захватили оружие... Но тут пронесся слух, будто по тракту от Вятки движутся красные. Не устоять, думаем, одним нам,— и, приложив руку к груди, он взмолился: — Все наготове, господин командир, все... Ждем подкрепления, пока Вятка не двинулась.
— Значит, ждете своих освободителей?
— Ждем, господин командир! На вашей стороне все купечество города, офицеры — цвет молодежи. Кстати, могу вам передать приятную весть. Слышал собственными ушами — в Бушковском лесу ваши обнаружили денежную кассу....
— Об этом я уже знаю,— ответил Степанов и само довольно добавил: — Вот видите, коммунисты похитили казну, а мы, социалисты-революционеры, спасли народное достояние.
— Поздравляю, господин командир, поздравляю и надеюсь...
— Спасибо, прапорщик. Насчет вашей просьбы вы доложите моему заместителю Звереву. Да, кстати,— перебив самого себя, спохватился Степанов.— Петровское, что на пути к вам, большое село?
— Немаленькое, волостное.
— И, говорят, отрицательно настроенное к Советам?
— Совершенно правильно.
— Так почему бы вам не пополнить силы там? Сколько вас, прапорщик?
— Полсотни...
— Ну, вот видите...
— Это только офицеры, а штыков — куда больше.
— Прекрасно, прапорщик Вьершов, прек-рас-но...
— Ждем, господин командующий. Хлебом-солью встретим...
Вьершов раскланялся, щелкнул каблуками начищенных сапог и, повернувшись, быстро вышел.
Степанов, проводив Вьершова, плотно прикрыл за ним дверь, как будто опасаясь, что этот длинноногий прапорщик вернется и снова будет клясться в верности,— штабс-капитан не любил этого. Теперь он ждал от своих сподвижников не слов, а дела.
«Такие говоруны, пожалуй, могут вызвать у мужиков недовольство против нас,— подумал он с недоверием.— С мужиками надо ладить умеючи, по-мужицки, как говорит наш Кропотов...»
Прихрамывая, он снова вышел в приемную. И уже через несколько минут вернулся обратно с рыжебородым мужиком.
— Вот что, Илья Калиныч,— сказал Степанов.— Пиджак тебе надо сменить, надеть попроще. Жилетку — совсем снять. И сапоги — тоже, сапоги другие надо...
— Что это вы задумали, Анатолий Ананьич?
— Поедешь свой полк сколачивать, мужицкий,— смотря в красное, лоснящееся от жары лицо Ильи Кро-потова, сказал Степанов.— В Петровское поедешь... с прапорщиком Вьершовым. Наши там были, но, говорят, произошла осечка. Кое-кто к красным метнулся.
Может, Ложенцов уже там? Определить надо... Поезжай сегодня же. Собери тамошних мужичков. Начни по душам... Спроси их, что им дала Советская власть? Хлеба, спроси, дала? Соли, спичек дала? Керосину дала? Ситцу дала?
— Это уж как есть, Анатолий Ананьич. Я наскребу с достатком примеров.
— Иначе мужика не возьмем... Как думаешь?
— Золотые слова...
— Жилетку, жилетку сними,— опять посоветовал Степанов.— Теперь кулака-мироеда в жилетке больше представляют.
— Знаю... Там, в Петровском, у меня шуряк живет.
— Тем лучше. Ну-с, Илья Калиныч... За тобой — и Зверев мой следом. Как говорят мужики, надо ковать железо, пока оно горячо... Так, что ли?
— Вроде бы так, Анатолий Ананьич...
Добравшись до Нолинска, Егор Ветлугин пошел сразу же разыскивать, как ему советовал Ложенцов, своего старого товарища, теперь здешнего военного комиссара Андрея Вихарева. Он знал, что военкомат располагался там же, где и уком партии, напротив собора, в бывшем духовном училище, и, не теряя ни минуты, направился туда. У крыльца Егор остановился, поправил фуражку, расправил под ремнем складки гимнастерки,— он помнил, что его друг не терпел неряшливости. Кивнув постовому, Егор легко взбежал по гулким чугунным ступеням на третий этаж и неожиданно в коридоре лицом к лицу столкнулся с самим Вихаревым.
— Чертушка, да какими же судьбами? — схватив его за плечи, обрадовался Вихарев.
— Обожди, задушишь, Андрей,— оглядывая его, как всегда стройного и подтянутого, сказал Егор.— Вчера чуть степановцы не задушили, а сегодня ты...
— Чего же ты поддаешься этим гадам?
— Хорошо тебе говорить, когда у вас отряд Жодяли-са стоит,— упрекнул его шутливо Ветлугин.
— Да где он, отряд-то? — посерьезнев, на вопрос вопросом ответил Вихарев.— Ему исполком поручил охрану города, а он, как только со стороны Медведок офи-
церье осветило ракетой,— на телефон: так-то, мол, и так — не устоять отряду... Погрузился и — в Кырчаны. Тут, понятно, здешние богачи и зашевелились: красные, мол, бежали. Пошли слухи, что Сафанейко Вьершов всех комиссаров перевешать собирается. Я за Жодялисом, догнал в Кырчанах, взял у него пулемет и обратно сюда... А он в Вятку, по вызову, мол. Ну, мы и без него восстановили порядок. Заканчиваем вот переосвидетельствование офицеров,— и, взяв Егора под руку, повел по коридору к себе.— Не спим, Егор, кое-кого уже взяли крепко за бока. Да.еще, к счастью, по пути товарищ Дрелевский к нам заехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
чонка. Егор пересек улицу и на углу остановился, привлеченный необычным объявлением, наклеенным на забор. Объявление было действительно необычное, со множеством заглавных букв, четко выделявшихся на бумаге.
«Временно, впредь до установления связи с Верховным Управлением Северной Области или с Самарским Комитетом членов Учредительного Собрания,— прочитал он,— Верховную власть в Южном Округе Вятской губернии вручить Временному Управлению в составе: члена Учредительного собрания от Вятской губернии Кропо-това, уполномоченного Северного областного центра Союза возрождения России Н. П. Чиркова, командира передового отряда Народной Армии А. А. Степанова и полковника В. П. Пантюхина».
«Вот гады! — чуть не вскрикнул от возмущения Егор и, оглянувшись, чтоб никто не заметил, рванул с забора лист, скомкав бумагу, швырнул ее в сторону.— Надо вначале разыскать Ксену. Она должна знать обо всем...»
Через полчаса Егор уже был у дома Ксены и, стараясь быть незамеченным, тихонько подобрался к окну, постучал.
— Кто-й там? — отозвалась спросонья старуха — Ксенина мать.
— Ксена дома? — спросил вполголоса Егор.
— Ксена-то... Ксена в штабу...
— У Степанова?
— У кого же теперь? Кому ни служи, все надо служить. Работы-то вон сколь... Сутками сидит там...
«Ксена — у Степанова? Как же это так? — метались мысли в голове Егора.— Ужель и в тебе, Ксена, я ошибся? Ужель ошибся? Ксена, Ксена...»
Все стало здесь чужим — и крыльцо с точеными столбиками, и окно с голубыми наличниками, и садик с кустами сирени, в котором встречался он с Ксеной,— все, все стало чужим, захотелось скорей убежать, никогда сюда не возвращаться... Но как разыскать Ложенцова? Где он сейчас? Однако разыскать надо. И быстрее — время не ждет...
Вторые сутки Ложенцов находился в подвале небольшого дома, затерявшегося на окраине городка. Сюда ночью тайком приходили люди и, получив поручение, так же тайком уходили.
Узнав от знакомых о местопребывании Ложенцова, Ветлугин спустился по лесенке в подвал. Ложенцов сидел в углу и, положив лист бумаги на днище перевернутой бочки, что-то писал при свете коптилки. Ветлугин сразу даже не узнал его: Ложенцов сбрил усы и бороду, одет он был по-крестьянски в старую рубаху, из-под которой на боку выпирал револьвер.
Увидев Ветлугина, Алексей Никитич обрадовался.
— Наконец-то ты вернулся,— протянув руку, сказал он негромко.— Без тебя, вот видишь, какие события тут,— и, повернувшись, кликнул: — Выходи на свет, Си-пягин... Свои...
«И Сипягин тут?» — удивился Егор.
— Так вот, Сипягин,— продолжал Ложенцов.— Как только воззвание укома отпечатаешь, сразу же надо расклеить. На афишных тумбах, на заборах... А потом — в Прислон топай.
— Все будет сделано, как надо.
— Надеюсь, что не подведешь. А насчет прошлого... Дай вот клятву перед двоими нами, подтверди, что сэрами у тебя порвана ниточка.
— Чего же много говорить — делом докажу,— пряча в карман бумагу, ответил Сипягин.,— Теперь вот она где, клятва,— в самом сердце... Когда уж мать-старуху обидели... Да разве я... Расстреливая старый прогнивший строй, разве я думал, что они так поступят. Против нас оружие, гады, подняли. Да мы еще скажем свое слово! — и, махнув рукой, Сипягин неуклюже стал подниматься по лесенке наверх.
— Вот видишь, Егор, как обернулось все,— проводив взглядом Сипягина, сказал Ложенцов.— Жаль, что нам с Капустиным тогда не удалось разоружить Степанова. Надеялись, что удастся это сделать в Малмыже. А он возьми да и опереди нас. У него же такая силища, что бы могли сделать? Хорошо, что кассу эвакуировали... Народ свой разослали по деревням. Создаем революционные дружины. Сегодня сам вот собираюсь в Аркуль, к судоремонтникам. Надо поднимать людей. В Тереби-ловке уже Сормах наш сколотил свою дружину. Почти полностью вооружил.
«Этот сумеет»,— подумал Ветлугин, с восхищением вспоминая невысокого плотного мужичка с русой клинышком бородкой.
Это был Николай Сорокин — по прозванию Малахов, рабочий затона из Аркуля. Там он с двенадцати лет работал, вначале кочегаром, потом матросом, потом плотником по ремонту судов, пока не отправлен был на фронт. Воевал, получил за храбрость два Георгия, с войны вернулся подпрапорщиком, вступил в партию и целиком отдался ее делу. Звал он себя кратко — Сормах (по первым слогам своей двойной фамилии) и был грозой для местных богачей. А теперь он организовал, как рассказывал Ложенцов, свыше пятисот человек бедноты в боевую дружину, надел на свою плешистую голову папаху и сказал: «Теперь я готов лупить белую банду!»
— Он будет лупить! — согласился Ветлугин.— А мне какое дадите поручение, Алексей Никитич?
— Может, доедешь до Нолинска — ты легок в седле. Узнай там обстановку. Попробуй связаться с Вяткой. Чуть что — сообщи мне в Аркуль. Ну, а потом... Потом, Егор, сам решай, как лучше.
— Сипягин-то что, с нами? — выслушав Ложенцова, спросил Ветлугин.
— С нами... И не только Сипягин. Конечно, кое-кто перебежал и к Степанову. С усиками-то который, на телеграфе,— тоже сбежал.
«Значит, Ксена в самом деле изменила нам,— подумал с горечью Ветлугин.—Прав ты, Никитич, тогда был, гуляй, мол, да классовое чутье не теряй».
— А матрос Сипягин перешел в наш лагерь,—продолжал Ложенцов.— У него мать шомполами исполосовали.
— Степановцы?
— Кто же кроме их... Смотри, ты тут не попади к ним в лапы.
— Чуть уж не попал, Алексей Никитич. Жаль, отца схватили. Провожал из дому меня, и почти у самого города,—И Егор рассказал о случившемся.
— Доверчивы мы были, Егор, очень доверчивы,—-промолвил с укором Ложенцов.—В исполком Степанова как своего родного брата приглашали. Да его бы и близко подпускать не следовало.
— У него ведь вон какие были документы.
— Документы что... Разобрались бы... Оружием он силен, черт возьми,— и Ложенцов встал.— Ну что ж, Егор, если тебе все ясно — действуй. Счастливого пути.
Штаб мятежников располагался в центре города на углу Воскресенской и Спасской в большом купеческом доме. У массивной кирпичной ограды с дремлющими львами на воротах стояли наизготове два пулемета. В распахнутые двустворчатые двери дома входили и выходили купцы, лавочники, мещане — все те, кто с радостью приветствовал возвращение Степанова.
Риторик теперь уже не ходил пешком, а подъезжал к штабу на рессорной пролетке — он стал начальником так называемого «Правительственного комитета». Когда лошади,— а он ездил на паре,— останавливались у крыльца, Риторик быстро соскакивал с пролетки, прикладывал к блестящему козырьку новенькой офицерской фуражки два пальца и скрывался в дверях. К его низенькой, юркой фигурке здесь уже привыкли — он был свой человек.
Приезжали сюда и городской голова, и помещик Деп-рейс, тучный и неразговорчивый, и купцы города — Казанцев и Жмакин. У каждого были, как считали они, неотложные дела, каждый хотел по-своему угодить «заступнику многострадального Уржума». Не остались в стороне и местные попы: они первыми возвестили колокольным звоном вступление в город степанов-цев.
Но больше всего здесь сновало бывших офицеров. Это были в основном молодые — сынки местных богатеев. С неделю назад при Ложенцове они не показывались, стараясь уклониться от мобилизации в Красную Армию, а тут вдруг оживились и хлынули в штаб, чтоб предложить свои услуги. Хотя они и не имели на плечах погон (сорванные новенькие погоны лежали дома в пузатых маминых комодах), но по одежде, по бравой выправке, по всему поведению их сразу можно было отличить от степановских солдат.
На другой день после того, как схватили Евлаху, Са-фаней Вьершов подъехал на рыжем жеребце к штабу. Остановившись у ограды, он слез с седла и, неуклюже ставя ноги, затекшие от верховой езды, направился к крыльцу.
— Кто таков? — остановил его часовой с винтовкой в руках.
— Сафаней Вьершов, из Нолинска — руководитель повстанческого отряда,— козырнул тот.
— Это, что ль, за нашего командира который? Тогда проходьте,— равнодушно сказал часовой и, провожая его глазами, подмигнул второму: — Ишь ты, тоже руководить хочет.
— А как же,— усмехнулся стоявший рядом мужик.— Отец-то его в купцы из веретеньщиков выбился. А сынок-от, Сафанейко, вишь, в военном, в ениралы, видать, метит...
Тем временам Сафаней Вьершов поднялся по крашеной широкой лестнице наверх. Войдя в прихожую и увидев среди военных плечистого и круглоголового Степанова, он шагнул вперед и, щелкнув каблуками, представился:
— Вьершов. Прибыл в ваше распоряжение из Нолинска с отрядом граждан. Готов служить верой и правдой...
— Ах, это вы и есть руководитель повстанцев? Вольно, вольно... Приятно познакомиться,— протянул ему руку Степанов и пригласил к себе в кабинет.— Мне уже доложили, что вы поймали отца комиссара Ветлугина.
— Да, это я...
— Ваше воинское звание?
— Подпрапорщик.
— Будете у меня прапорщиком.
— Благодарю за доверие, господин...
— Садитесь, рассказывайте о складывающейся ситуации в вашем городе.
— Ждем, господин командир, от вас подкрепления,— сказал торопливо Вьершов.— Мы ведь тоже пробовали восстать... Сломали замки на складах, захватили оружие... Но тут пронесся слух, будто по тракту от Вятки движутся красные. Не устоять, думаем, одним нам,— и, приложив руку к груди, он взмолился: — Все наготове, господин командир, все... Ждем подкрепления, пока Вятка не двинулась.
— Значит, ждете своих освободителей?
— Ждем, господин командир! На вашей стороне все купечество города, офицеры — цвет молодежи. Кстати, могу вам передать приятную весть. Слышал собственными ушами — в Бушковском лесу ваши обнаружили денежную кассу....
— Об этом я уже знаю,— ответил Степанов и само довольно добавил: — Вот видите, коммунисты похитили казну, а мы, социалисты-революционеры, спасли народное достояние.
— Поздравляю, господин командир, поздравляю и надеюсь...
— Спасибо, прапорщик. Насчет вашей просьбы вы доложите моему заместителю Звереву. Да, кстати,— перебив самого себя, спохватился Степанов.— Петровское, что на пути к вам, большое село?
— Немаленькое, волостное.
— И, говорят, отрицательно настроенное к Советам?
— Совершенно правильно.
— Так почему бы вам не пополнить силы там? Сколько вас, прапорщик?
— Полсотни...
— Ну, вот видите...
— Это только офицеры, а штыков — куда больше.
— Прекрасно, прапорщик Вьершов, прек-рас-но...
— Ждем, господин командующий. Хлебом-солью встретим...
Вьершов раскланялся, щелкнул каблуками начищенных сапог и, повернувшись, быстро вышел.
Степанов, проводив Вьершова, плотно прикрыл за ним дверь, как будто опасаясь, что этот длинноногий прапорщик вернется и снова будет клясться в верности,— штабс-капитан не любил этого. Теперь он ждал от своих сподвижников не слов, а дела.
«Такие говоруны, пожалуй, могут вызвать у мужиков недовольство против нас,— подумал он с недоверием.— С мужиками надо ладить умеючи, по-мужицки, как говорит наш Кропотов...»
Прихрамывая, он снова вышел в приемную. И уже через несколько минут вернулся обратно с рыжебородым мужиком.
— Вот что, Илья Калиныч,— сказал Степанов.— Пиджак тебе надо сменить, надеть попроще. Жилетку — совсем снять. И сапоги — тоже, сапоги другие надо...
— Что это вы задумали, Анатолий Ананьич?
— Поедешь свой полк сколачивать, мужицкий,— смотря в красное, лоснящееся от жары лицо Ильи Кро-потова, сказал Степанов.— В Петровское поедешь... с прапорщиком Вьершовым. Наши там были, но, говорят, произошла осечка. Кое-кто к красным метнулся.
Может, Ложенцов уже там? Определить надо... Поезжай сегодня же. Собери тамошних мужичков. Начни по душам... Спроси их, что им дала Советская власть? Хлеба, спроси, дала? Соли, спичек дала? Керосину дала? Ситцу дала?
— Это уж как есть, Анатолий Ананьич. Я наскребу с достатком примеров.
— Иначе мужика не возьмем... Как думаешь?
— Золотые слова...
— Жилетку, жилетку сними,— опять посоветовал Степанов.— Теперь кулака-мироеда в жилетке больше представляют.
— Знаю... Там, в Петровском, у меня шуряк живет.
— Тем лучше. Ну-с, Илья Калиныч... За тобой — и Зверев мой следом. Как говорят мужики, надо ковать железо, пока оно горячо... Так, что ли?
— Вроде бы так, Анатолий Ананьич...
Добравшись до Нолинска, Егор Ветлугин пошел сразу же разыскивать, как ему советовал Ложенцов, своего старого товарища, теперь здешнего военного комиссара Андрея Вихарева. Он знал, что военкомат располагался там же, где и уком партии, напротив собора, в бывшем духовном училище, и, не теряя ни минуты, направился туда. У крыльца Егор остановился, поправил фуражку, расправил под ремнем складки гимнастерки,— он помнил, что его друг не терпел неряшливости. Кивнув постовому, Егор легко взбежал по гулким чугунным ступеням на третий этаж и неожиданно в коридоре лицом к лицу столкнулся с самим Вихаревым.
— Чертушка, да какими же судьбами? — схватив его за плечи, обрадовался Вихарев.
— Обожди, задушишь, Андрей,— оглядывая его, как всегда стройного и подтянутого, сказал Егор.— Вчера чуть степановцы не задушили, а сегодня ты...
— Чего же ты поддаешься этим гадам?
— Хорошо тебе говорить, когда у вас отряд Жодяли-са стоит,— упрекнул его шутливо Ветлугин.
— Да где он, отряд-то? — посерьезнев, на вопрос вопросом ответил Вихарев.— Ему исполком поручил охрану города, а он, как только со стороны Медведок офи-
церье осветило ракетой,— на телефон: так-то, мол, и так — не устоять отряду... Погрузился и — в Кырчаны. Тут, понятно, здешние богачи и зашевелились: красные, мол, бежали. Пошли слухи, что Сафанейко Вьершов всех комиссаров перевешать собирается. Я за Жодялисом, догнал в Кырчанах, взял у него пулемет и обратно сюда... А он в Вятку, по вызову, мол. Ну, мы и без него восстановили порядок. Заканчиваем вот переосвидетельствование офицеров,— и, взяв Егора под руку, повел по коридору к себе.— Не спим, Егор, кое-кого уже взяли крепко за бока. Да.еще, к счастью, по пути товарищ Дрелевский к нам заехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48