Только ведь могут пострадать невинные люди... — сказал я.
— Например, твой приятель, что пашет на Семиречного, — усмехнулся Режиссер.
— А откуда вы про него... — начал было я, но тут же осекся.
— Правильно мыслишь, — удовлетворенно заметил президент фирмы «Наташа». — Я знаю про тебя все. Знаю, на что ты способен. Собственно, таких мужиков, как ты, я и подбираю для выполнения боевых задач в разных регионах нашей страны и за рубежом. За вас, «солдат удачи», хорошо платят в наше время. На хорошо обученного русского супермена сейчас очень хорошая цена...
Только теперь до меня дошло, чем я должен буду заниматься, «выполняя отдельные поручения». Но отступать было уже поздно. Я должен был справиться с любым заданием.
— Мы сделаем таким образом... — начал излагать свой план Режиссер.
Я внимательно выслушал его и не нашел ничего, к
чему мог бы придраться. Фейерверк должен был полу
читься на славу!..
* * *
Голос Дмитрия Воронова смолк так же неожидан-
но, как и возник. Видимо, кто-то или что-то мешало
его психофизической сущности продолжать свою исповедь.
Вот ведь интересно получается, подумалось мне, говорю об этом человеке как о живом, а он лежит совсем рядом в могиле. Значит, прав мой приятель Блохнин, когда утверждает, что жизнь бесконечна и не ограничивается рамками одного лишь бренного тела. Кроме физической оболочки, есть еще и иная разумная субстанция, не разлагающаяся после смерти.
Я поискал место, куда бы мог присесть в ожидании следующей «порции информации», но никакой скамейки рядом с могилой Воронова не оказалось. И тогда, вынув из кармана областную газету, я разорвал ее на две части, постелил одну из них прямо на бетонную стенку цветника, уселся поудобнее и непроизвольно глянул на вторую часть газеты, оставшуюся у меня в руках. В глаза сразу бросился крупный заголовок — «шапка»: «Известный меценат Сергей Павлы-шев передает в дар детскому дому игрушки и сладости. Дети в восторге!» А под этим двусмысленным заголовком была напечатана большая, на четверть полосы, фотография еще молодого человека с прямыми волосами, свободно спадавшими на лоб и закрывавшими часть лица.
«Вот ты какой, Режиссер!» — подумал я и тут же решил попробовать установить с его сущностью прямой контакт: даже растиражированное клише фотографии продолжало нести слепок его психофизической личности.
И он откликнулся, хотя и не сразу: мешали «летучие образы» фотокорреспондента, рабочих-печатников и даже детей, изображенных на фото рядом с ним.
...Раздался дьявольский смех, от которого у меня мурашки побежали по спине...
* * *
...Знаю, чего ты хочешь! Тебя интересует, почему я с таким рвением взялся помогать тому деревенскому кретину с неплохой боевой подготовкой? Все до занудства просто. С депутатом Семиречным у меня были собственные счеты. В самом начале карьеры в предпринимательстве я хотел вложить весь свой основной капитал, полученный от одной удачной авантюры, выкупку ликеро-водочного завода. Семиречный, у которого под началом был небольшой заводик, отказался его мне продать. Не знаю уж, из каких соображений, но он продал его моему конкуренту. Я не люблю подставлять левую щеку, когда мне съездили по правой. Подослал к Семирсчному наемного убийцу. Но
мой противник, что называется, сумел выстрелить первым, при этом угрохал не только наемника, но и молодую женщину, случайно оказавшуюся «на линии огня». После этого, как ты, наверное, догадываешься, каждый прожитый день для Семиречного стал подарком судьбы...
В один из душных летних вечеров депутат законодательного собрания в компании приятелей ужинал на открытой террасе ресторана. Ровно в 23.00 к их столику подошли четверо мужчин в камуфляжных костюмах и с автоматами в руках. Представившись сотрудниками ОМОНа, они приказали приятелям Семиречного лечь на пол. «Будем изымать оружие и наркотики!» — сказал один из «омоновцев». Возмущенный Семиречный начал размахивать перед носом предводителя группы своим депутатским удостоверением.
— Ты-то нам и нужен! — сказал предводитель.
Семиречный позволил усадить себя в легковую машину и молчал до тех пор, пока «нива» не свернула на проселочную дорогу, ведущую в лес.
— Куда вы меня везете? — спросил он. Предводитель похитителей, обернувшись с переднего сиденья, ухмыльнулся.
— Что же ты, дорогу в собственный «гарем» запамятовал? Тебя там с нетерпением поджидают твои курочки...
На лесном кордоне, где постоянно «отдыхали» несколько молоденьких девушек, отбором которых для увеселения начальства занимался лично Тугриков — зам Семиречного по коммерции, стоял дым коромыслом. Топилась банька на берегу речки. В саду, под яблонями, накрывался стол. Все было как всегда. Одного Никодим Евграфович не мог припомнить: когда это он отдавал приказ о подготовке очередного банкета на свежем воздухе? Видимо, Тугриков проявил самодеятельность.
«Омоновцы» вели себя довольно нахально. Они, как
только увидели красоток, казалось, вовсе позабыли о Семиречном. Красотки выскочили из бани в чем мать родила, чтобы охолонуться в струях лесной речушки.
«Омоновцы», молодые мужики, с гоготом бросились к
реке и, быстро раздевшись, принялись гоняться в воде за
«нимфами». Семиречный понял, что судьба предоставляет ему шанс. Он еще раньше заметил, что ключи остались в машине, и стал перебираться на переднее силе :
. Но я неожиданно для него открыл дверцу и делан
но-укоризненным тоном произнес: о
— Что же это вы, Никодим Евграфович, из собственного «гарема» лыжи навострить собираетесь?.. Нехорошо! Вот помоемся, закусим от щедрот ваших, покайфуем, а там я вас и... пришибу.
— Что ты сказал, мерзавец?! — заорал побагровевший Семиречный. — Да я тебя!..
— Не волнуйтесь, я пошутил, — улыбнулся я. — Люблю, знаете, пошутить с моими врагами.. Выходите, Никодим Евграфович, из машины и марш в баню! Там вас ваши девочки обмоют напоследок...
Я вытащил сразу как-то сникшего Семиречного за шкирку из салона «нивы» и пинками погнал к бане.
Мои помощники между тем развлекались с «нимфами». Я не очень на них сердился. В «горячих точках» планеты, где они окажутся очень скоро, такой возможности им может больше и не представиться. Жизнь наемника, как известно, слишком коротка...
— Раздевайтесь, Семиречный! — приказал я. — Сейчас ребятки закончат баловаться и вместе с девочками попарят вас веничками...
Примерно через час полуживой Никодим Евграфович выполз из баньки на четвереньках. Не замечая меня, он пополз прямиком все к той же «ниве», в которой его привезли. Я с некоторым даже уважением смотрел на его действия. А когда он кое-как влез на водительское место и, заведя мотор, рванул со стоянки на приличной скорости, я быстро сел в стоявший рядом другой автомобиль и поехал за ним.
Я следовал за машиной Семиречного так, чтобы не упускать ее из виду, но держался от нее на почтительном расстоянии.
На повороте проселочной дороги Семиречный увидел машину ГАИ и решил, что он спасен. Но метров за сто до своих спасителей в его машине рванул заряд динамита, заложенный как раз под передним сиденьем. После взрыва от машины Семиречного мало что осталось...
Осторожно объехав горевший остов «нивы», я подрулил к машине ГАИ, из которой вышел улыбавшийся Федор Штурм.
— Класс! — показал он большой палец. — Ваш специалист меня вполне устроит. В общем, по рукам!..
Он буквально подкрался ко мне и сказал:
— Вот вы где, оказывается, Виталий Севастьяно-вич! А мы с отцом Сергием вас обыскались...
На челе дьяка было самое радушное выражение.
— Отец Сергий, — продолжил он, — просит вашего извинения за то, что не может уделить вам внимания. Он сейчас в воскресной школе, преподает детишкам главный предмет — православие. Мне же он поручил позаботиться о вас, пригласить на обед. Моя матушка Клавдия Степановна сегодня расстаралась в честь столичного гостя. Наготовила чего только душе угодно.
— Большое спасибо, — сказал я, неохотно отвлекаясь от размышлений. — С удовольствием приму ваше приглашение.
Я аккуратно сложил газету с портретом Павлышева и убрал ее в карман пиджака.
По дороге в деревню дьяк, которого звали-величали Игнатием Северьяновичем, то и дело пытался выведать цель моего визита. Я повторял одно и то же: приехал сюда на денек отдохнуть, подышать свежим воздухом. Но по-моему, он мне не поверил.
За столом, уставленным блюдами со всевозможными кушаньями, мы с Игнатием Северьяновичем заговорили на религиозные темы.
— Вот вы утверждаете, что религия во благо всякой твари, в том числе и человеческой, так? — спросил я.
— Конечно, — ответил дьяк.
— А как же вписываются в вашу теорию жуткие жертвоприношения у ацтеков? Я вас понимаю, современные ученые объясняют их изуверства мифологическими воззрениями на конец света. Ацтеки, как известно, разделяли свою историю на эры четырех солнц. Самым первым воплощением солнца считался у них Тескатли-пока. Его эра завершилась уничтожением поколения великанов ягуарами. Эпоха второго солнца — Кепалькоатля — кончилась ураганами, а люди имели несчастье превратиться в обезьян. Очередная эра — Тлалока — ознаменовалась величайшим всемирным пожаром. При эре четвертого солнца — Чальчиутликуэ — они жили и очень боялись наступления эры пятого солнца — Тона-тиу, которое должно было уничтожить все живое на земле. Потому-то они и применяли регулярные жертвоприношения своим богам, чтобы те отсрочили наступление последней эры жизни...
Я промочил горло домашней наливочкой и, убедившись в том, что дьяк с интересом меня слушает, продолжил:
— Вы можете сказать, что древние ацтеки вам не указ, что христианство более снисходительно к своим апологетам. Ан нет! Давайте вспомним Торквемаду из средневековой Европы и его дикие сожжения еретиков на кострах...


— Вы о святой инквизиции? — робко спросил Игнатий Ссверьянович.
— Разумеется! Вы говорите, что первооснова всего сущего — Господь Бог. Но это, любезнейший, не совсем так. Сам-то ОН откуда появился? Из Мирового яйца! Есть такое понятие в мифологии ряда стран. Именно из Мирового яйца рождается демиург, который создает, творит вселенную. Значит, начало начал в Мировом яйце...
— Тогда у меня вопрос, — поднял руку, будто школьник, дьяк. — А кто снес это яйцо?
Игнатий Северьянович явно был из простого мужицкого рода-племени, обладал крестьянской сметкой, но, к сожалению, не имел хорошего образования. И потому я не стал отвечать на его наивный вопрос. Впрочем, если бы я даже и захотел ответить, то не успел бы. В гостиную дома неожиданно ввалились четыре здоровяка в камуфляжной форме. Вслед за ними в дверь вошел человек, которого я сразу узнал. Это был Режиссер...
— Э, да у вас пир горой! — сказал он, бросив на меня быстрый испытующий взгляд. — А я вот проезжал мимо, дай, думаю, проведаю знакомца.
Дьяка словно подменили. Куда девались его вальяжность и неторопливость. Он сразу превратился в истого холерика, забегал вокруг гостя на полусогнутых, не зная, как ему услужить.
— У тебя, Севсрьяныч, гость... Откуда будете,, господин хороший? — спросил Режиссер.
Я счел неуместным сердиться на главаря местной мафии и постарался изобразить из себя придурковатого интеллигента.
— С вашего разрешения, проездом. Врач из столицы. Отец Сергий прихварывает, потому есть нужда ему помочь: проконсультировать, диагностировать...
— С хорошими врачами нам не повезло, — уже без всякого видимого интереса к моей персоне сказал Режиссер. — Ладно, кушайте на здоровье, мешать не стану. А ты, Северьяныч, выдь на крыльцо, у меня к тебе разговор имеется.
Я остался один в просторной гостиной, хотя мне очень хотелось оказаться рядом с дьяком и Режиссером, а Невидимым для них!.. Увы, даже мне, меченному шаровой молнией, такого не дано. Зато я мог вызвать фантомные изображения беседующих во дворе людей, услышать их диалог, но выходя из комнаты. Что я и еде тал...
Что это ты, друг ситный, полные штаны наложил от страха? — спросит Режиссер дьяка.
— Я вам позвонил на всякий пожарный, как вы приказывали...
— Я после твоего звонка подумал, что к вам прибыл «важняк» из Генеральной прокуратуры, а тут... Словом, у меня и без твоих детских страхов и ночных кошмаров дел по горло. Члены нашего не очень уважаемого законодательного собрания такую свистопляску устроили после исчезновения своего драгоценного депутата Семиречного, что только держись! Слышал небось?
— Да, наслышан...
— Семиречный принадлежал к либерально-демократической партии. Ее лидеры очень опасны, любят пошуметь, раздуть дело. Они считают, что это политическое убийство, как и убийство депутатов Государственной думы Мартемьянова, Айздердзиса и Скороч-кина. Поэтому смотри в оба, могут быть провокации...
— Не извольте беспокоиться, Сергей Никитич, я всегда на посту, вы же меня знаете...
Вернувшись в гостиную, Игнатий Северьянович, заикаясь, проблеял:
— Ме-е-естное руководство!.. Вы уж извините, что оставил вас одного...
— Все в порядке! — сказал я и мысленно перекрестился.
* * *
Признаться, дьяк заинтересовал меня чрезвычайно. И даже не сам дьяк, а то, какую роль он играл в истории с подменой иконы. По всему было видно, что он не так прост, как могло показаться на первый взгляд. И потому я с удовольствием принял его предложение посидеть после сытной трапезы на берегу речушки с удочкой.
— Вот мы сейчас червячка насадим и поймаем пес-карика... Их здесь уйма! — Сидя на берегу реки у плакучей ивы, дьяк разматывал удочку. — Матушка Клавдия Степановна терпеть не может чистить этих рыбешек. Они же мелкие и скользкие. Так я сам их чищу для ухи. Приноровился не ножом, а обыкновенным гвоздем тушки вскрывать. Получается отлично!
За два часа мы наловили около сотни пескарей и обеспечили его котов хорошим ужином. Когда клев прекратился и дьяк начат подремывать, я решил «разговорить» его своими методами. И вот что узнал...
...Семиречному о драгоценной иконе, находившейся в церковном иконостасе, поведал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55