...Я так и не понял, что произошло. Боли я не почувствовал, только какой-то черный провал в сознании, будто отключили свет. Затем произошло вообще что-то странное: я увидел чье-то тело, распростертое возле рельсов, и каких-то людей, склонившихся над ним. О том, что это тело раньше принадлежало мне, я как-то и не подумал. Но зато обратил внимание на фигуру человека, быстро удалявшегося от места происшествия в сторону станции. «Это убийца Горбунов, который уносит картину Ван Дейка», — подумал я. Мне хотелось вскочить на ноги и бежать за убийцей. Однако в теперешнем моем состоянии делать это было совсем не обязательно. Стоило только пожелать, и я тут же окажусь рядом с ним. Но он этого даже не почувствует...
Фиксатый бегом добрался до станции, купил билет и сел в первую же электричку, шедшую в сторону Москвы. Сойдя с электрички на станции «Коломенское», он спустился в метро и, подойдя к телефону-автомату, куда-то позвонил.
— Картина, которую вы хотели получить, находится у меня. Можете приехать за ней по адресу Нагатинская набережная, дом 15, квартира 25. Да, я буду вас ждать ровно через час...
Горбунов проехал на метропоезде одну остановку и вышел. Поднявшись наверх, он пешком отправился в глубь жилого массива. Минут через десять свернул к пг»тп,езлу пятиэтажки.
Я видел, как Семен входит в подъезд, поднимается на третий этаж и открывает ключом замок входной двери.
В однокомнатной квартире, почти без мебели, Фиксатый снял пальто, прошел в ванную и тщательно вымыл руки. Вернувшись в комнату, он вытащил из тубуса картину и хотел уже ее развернуть, но помешал звонок в дверь.
Фиксатый подошел к двери и осторожно заглянул в «глазок».
— Кто там? — спросил он, видимо, никого не разглядев.
— Вам телеграмма, — ответил мужской голос.
— Входите, — сказал Семен и открыл дверь, но тут же, вспомнив, что телеграммы ему ждать не от кого, попытался быстро ее захлопнуть. Увы, было уже поздно — в живот ему уперлось дуло браунинга.
Марадона втолкнул Фиксатого в комнату.
— Где картина? — спросил он, прикрывая ногой дверь.
— Я же сказал, через час! — грубо ответил Фиксатый и тут же получил кулаком в челюсть, отлетев к самому дивану.
— Ты что, сявка, хозяина не признал? На кого тявкаешь? — с плохо скрытой злобой прошипел Марадона. — Картину давай, падла!
— Ладно, — согласно кивнул Семен, но тут же изловчился и выбил из руки Марадоны пистолет, а потом каким-то немыслимым приемом сбил его самого с ног.
Схватив картину, Семен выскочил в коридор, влетел в ванную комнату и заперся там на задвижку.
Марадона очухался довольно быстро, поднял с пола пистолет и ринулся в коридор.
— Все, сявка, тебе крышка! — крикнул он и со всего размаха саданул ногой в дверь. То, что он увидел, его потрясло. Полотно буквально полыхало в ванне. А Фиксатый тупо смотрел на дело рук своих и что-то мычал себе под нос.
Марадона, с трудом переваривая случившееся, медленно поднял пистолет и выпустил в Фиксатого всю обойму. Он не видел, как в квартиру ворвались четыре милиционера. Он только услышал властный голос:
— Брось оружие!
Один из ворвавшихся был в гражданском, и я сразу
признал в нем оперуполномоченного уголовного розыска, допрашивавшего меня в Вологде.
«Чтобы сержант сдался без боя? На него это не похоже...» — пронеслось в моем сознании.
И точно! Марадона врезал милиционеру, питавшемуся нацепить ему на запястье наручники, ударил головой в живот опера и бросился бежать. Пуля настигла его на лестничной клетке...
* * *
За окном моего рабочего кабинета рассветало. Следователь транспортной прокуратуры Матвиевский прикорнул в кресле. Ему, наверное, снилось что-то неприятное, потому что он все время хмурил лоб.
Я встал из-за стола, потянулся. Эта ночь отняла у меня много сил. Подойдя к умывальнику, я открыл кран и с наслаждением сунул голову под струю холодной воды. Тяжесть, давившая на виски, отступила, и я почувствовал себя в полной боевой форме.
Приготовив кофе, я налил себе чашечку, сделал пару обжигающих глотков и вспомнил Скорина. Теперь, когда я совершенно точно знал основные приводные ремни, раскрутившие кровавую интригу в судьбе этого, в общем-то неплохого человека, мне стало жаль его. Скорин заигрался в чужие игры, глупо подставился и пропал. Не помогли ему ни специальная подготовка, ни жизненный опыт. Желание побольше урвать на сделке, связанной с продажей уникальных картин, довело его до печального, но вполне логичного конца.
Сев за стол, я придвинул к себе блокнот, взял ручку и затлеал для следователя несколько основных наводок:
«I. Зима прошлого года. Убийство девушки. Дело ведет вологодская милиция. Убийца Семен Горбунов (кличка Фиксатый).
II. Лето прошлого года. Убийство в Вологде у гостиницы. Убийца кто-то из подручных журналиста
Стрелкова (кличка Газетчик).
III. Осень прошлого года. Убийство Стрелкова в Вашингтоне.
IV. Перестрелка на стройплощадке у Четвертой градской больницы (2 неопознанных трупа. Один из них Иннокентий Серебров. Кличка Генерал. Убийца — Викторенко, по кличке Марадона).
V. Трагическая смерть искусствоведа Скорина. К
его гибели имеет прямое отношение Горбунов, по
кличке Фиксатый. Он толкнул Скорина на рельсы под
2 электричку.
VI. Разборка на час гной квартире в доме на Нзгатинекей набережной (2 трупа. Один — Горбунов. Его И застрелял Вшторенко. Второй ~~ сам Викторенко. -Его убил при попытке к бегству с места преступления старший лейтенант милиции Шебаршов».
Оторвавшись от записей, я левой рукой потер нос. Вроде бы основная цепочка событий указана. По ней можно определить события, предшествовавшие гибели Скорина и последовавшие после его смерти. Еще две ключевые фразы, и «исповедь окончена моя»...
«Цель цепочки преступлений — овладение ранее не известной картиной Ван Дейка. Заказчик — банкир Мартынко».
— Леонид Васильевич! — потрепал я Матвиевского за плечо. — Проснитесь!
— Что?.. Ах да! Прошу меня извинить, Виталий Севастьянович! Так на чем мы остановились?
— Хочу предоставить вам кое-какие данные по интересующему вас делу, — официальным тоном проговорил я.
— Так, так, интересно!
— Ознакомтесь вот с этими записями. Думаю, что их проверка поможет вам разобраться в этом деле.
Попрощавшись, Матвиевский ушел, пообещав вскоре позвонить.
Но позвонил он мне только через месяц и с грустью в голосе сообщил, что дело о смерти искусствоведа Скорина закрыто вышестоящей инстанцией. Вердикт по нему остался прежним: «Скорин погиб из-за собственной неосторожности, угодив под колеса электропоезда...» Да и на Мартынко компрометирующих материалов собрать не удалось. К тому же и собирать-то их было не на кого, так как он, после покушения на его жизнь, окончившуюся взрывом его «линкольна» и ранением шофера, тут же укатил в длительное зарубежное турне.
— Остальные данные абсолютно подтвердились, — «обрадовал» меня в конце разговора Матвиевский и дал отбой.
Летом, находясь в Санкт-Петербурге, я отыскал мастерскую художника Садикова. От домработницы, присматривающей за мастерской, узнал, что недавно к Ь ней приходил молодой парень спортивного типа, назвавшийся Павлом Никитиным. Он принес общую тетрадь, в которой находились записи Садикова. Она показала мне эту тетрадь. Именно ее я «видел и читал», когда пытался разобраться в деле Скорина.
Поблагодарив домохозяйку, я оставил ей свою визитку, попросив передать ее художнику Садикову, 15 когда он вернется из своей длительной «творческой В
командировки» в Америку. Только когда это будет? Да и будет ли вообще? В России сейчас художнику жить трудно...
Тот свободный от приема пациентов день я решил посвятить написанию давно обещанной статьи для научного журнала. Однако продвинулся не слишком далеко, как в прихожей прозвучал звонок.
— Кто там? — спросил я, заранее послав про себя пришедшего к черту.
— Откройте, милиция! — прозвучал мужской голос по ту сторону.
Как законопослушный гражданин, я не ведал за собой никаких грехов и потому совершенно спокойно отворил дверь и тут же увидел на лестничной площадке небольшую группу людей, среди которых я знал только двоих. Первым был наш участковый инспектор старший лейтенант милиции Каблуков, которому я однажды помог перевоспитать потомственного алкоголика и буйного хулигана Ниточкина, наводившего страх на всю округу. Второй оказалась дворничиха по имени Алла, которая заочно училась в Институте кинематографии на киноведческом факультете и работала в нашем ДЭЗе.
— Гражданин Сретенский Виталий Севастьянович? — спросил меня капитан милиции, возглавлявший, судя по всему, эту группу.
— Да, вы не ошиблись.
— Прошу принять участие в санкционированном обыске в квартире гражданина Телегина в качестве понятого. Сразу же предупреждаю вас, что вы имеете полное право отказаться от этого следственного действия, но это, замечу, не в ваших интересах... Зачем вам неприятности?
Подумав, что неприятности мне действительно ни ' к чему, а процедура обыска у Телегина, жившего двумя этажами выше, скорее всего, много времени не займет, я дал согласие. Капитан милиции назвал себя: — Следователь РОВД Стороженко... Вы, Виталий Севастьянович, и вы, Алла Борисовна, предупреждаетесь об ответственности за разглашение данных предварительного следствия.
— А что мы должны будем делать? — полюбопытствовала Алла.
— Только присутствовать в течение всего обыска и внимательно наблюдать за ходом всего следственного действия...
Говоря откровенно, Телегина из квартиры номер 320 я толком и не знал, видел раза два-три в месяц и отвечал на его поклоны. Жил Телегин тихо, соседи на него не жаловались. Да и вообще этот человек производил на меня впечатление делового живчика, в вечной суете и спешке стремившегося объять необъятное — всюду попасть и везде поспеть. Но надо было видеть физиономию этого Телегина, когда он услышал об обыске! Его буквально перекосило от злости и страха. Сейчас он напоминал воздушный шарик, который ненароком прокололи гвоздем. Однако это продолжалось недолго, он сумел взять себя в руки, когда первая волна чувств и эмоций у него прошла.
— Предъявите ордер, — боязливо проблеял он.
— Пожалуйста. — Стороженко протянул Телегину постановление, подписанное прокурором. — Можете ознакомиться. После этого вы вправе сделать любое заявление, которое мы занесем в протокол...
— Какие там заявления, — возвращая ордер, простуженно прогундосил Телегин. — Никаких заявлений не будет. Коли в чем подозреваете, то ищите, вольным воля!..
— Значит, вы отказываетесь от добровольной выдачи похищенного? — снова задал вопрос следователь.
— Ничего не знаю и не ведаю! Никогда ни у кого не крал...
— Тогда приступим к делу, — кивнул Стороженко сотрудникам, а сам, пройдя в гостиную, уселся за стол и открыл свой портфель.
Телегин молча курил сигарету за сигаретой, а я зачем-то диагностировал его на расстоянии, применяя свою уникальную методику, как будто он был моим па циентом и ему необходима была консультация.
«Э, да у тебя, друг любезный, налицо все признаки
базедовой болезни, а поскольку ее провоцируют главным образом психические переживания, постоянные стрессы, значит, не так уж безоблачна и спокойна твоя
жизнь. Вот! У тебя даже наступила атрофия яичек...
Это серьезный симптом! Кстати, хороший пример для
моей статьи...»
Один из опоров — высокий усатый парень — прервал мои медицинские изыски и пригласил нас с Аллой пройтись по телегинским хоромам. И они впрямь заслуживали такого названия. Судите сами, все пять комнат были заставлены мебельными гарнитурами лучших итальянских фирм, какие я только знал. Гостиную украшала мебель фирмы «Турри» из дорогих пород дерева, сочетавшихся с мраморными скульптурами. В других помещениях мебель, произведенная фирмами «Медеа» и «Гарофоли», окончательно убедила меня, что Телегин не зря суетился в этой жизни, кое-что стоящее он действительно приобрел. Один только спальный гарнитур в дальней комнате, созданный знаменитой «ОАК», сам по себе тянул на целое состояние.
У Аллы от всей этой шикарной обстановки глаза вылезли из орбит, и она напомнила мне школьницу, впервые пришедшую на выставку художника и увидевшая там «ню»...
Никак не ожидал, что рядом со мной живет настоящий Крез. Подумав это, я гораздо внимательнее пригляделся к Телегину. Право же, мне очень захотелось пообщаться с ним на уровне «информационного поля», что я и не преминул сделать, вызвав в своем воображении образ хозяина квартиры и задав ему вопрос: «Чего ты боишься в настоящий момент?» Ответ, как обычно в таких случаях, не заставил себя долго ждать...
* * *
...О том, что обыкновенный фельдшер «Скорой помощи» Валерий Булавин неожиданно разбогател, я проведал от одного из своих мальчишек-информаторов, тринадцатилетнего Вадика, к имени которого дворовая за постоянный насморк добавила прозвище Шмыга. Вадик-Шмыга обожал наличные и, прежде чем сообщить мне что-то интересное из жизни семей несовершеннолетних подведомственного ему района, всегда предварительно обдумывал примерную стоимость информации. Вот и при той нашей встрече он, шмыгнув носом, заявил:
— Новость обойдется вам в пятьдесят тысяч. — Рассказывай, — кивнул я.
— На улице Обручева в доме тридцать девять проживает один докторишко-фельдшеришко по фамилии Булавин. У него имеется младший братец Алешка — восьмилетний сопляк. Он-то и имел глупость похвастаться вчера перед своими друзьянами, что брат Валерик притаранит домой целую шкатулку старых орденов, и даже показал им какой-то облезлый крест, на котором сзади видна надпись: «Измаил взят декабря 11 1790...»
— Может, в той шкатулке и был только этот крестик, — сказал я, сделав вид, что это сообщение меня не интересует.
— Аванс! — тут же потребовал юный вымогатель, и мне пришлось раскошелиться на десять тысяч, после чего он продолжил: — Нет, там было полно всяких орденов! Я о таких и слыхом не слыхивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55