Я подошел поближе к стене и посмотрел на спортивное фото внимательнее, подключив одновременно собственное подсознание. И тут же осознал, что Шорин жив! Такой получил я ответ из информационного поля, охватывающего все жившее и существовавшее, все живущее и существующее и даже то, что будет жить и существовать на этой земле.
«Шорин, поведай о себе», — попросил я, а всю остальную работу проделало подсознание. Оно настроило восприятие на информацию, поступавшую от психофизической сущности Шорина. В моем мозгу зазвучал его голос...
...Я часто задумываюсь над тем, что привело меня к мысли заняться боксом, посвятить свою жизнь большому спорту. И понимаю, что основной силой, сподвигнувшей меня на это, была потребность самоутвердиться. Именно это желание заставило меня приехать в столицу и поступить в Московский институт физической культуры.
Здоровьем меня, деревенского парня, Бог не обидел, силенкой тоже. Не хватало, правда, увертливости, сноровки, но ее я поднабрался в кулачных драках, которые случались в нашей новгородской глуши регулярно. Обычно по воскресеньям после обеда мужики одной деревни стенкой шли на другую. Такие уж у нас были развлечения. В тех драках я и поднабрался опыта и хитрости.
О боксе в те времена у нас знали мало, поэтому я очень удивился, когда мне в институте предложили всерьез им заняться.
— У вас для этого вида спорта есть все данные, — сказал мне преподаватель. — А общей учебе это не помешает. Наоборот, у нас приветствуют и поощряют тех, кто является классным спортсменом на практике. Ему будет потом гораздо легче на тренерской работе.
После этого разговора я твердо решил при первом удобном случае побывать на московском стадионе «Динамо», где часто проходили боксерские соревнования. В ближайший выходной я туда и отправился, захватив с собой однокурсника Сергея Бровкина...
...Постой, постой! Что-то я не то пишу... Наоборот, это Сергей Бровкин затащил меня на «Динамо», где проходили финальные бои на первенстве страны по боксу. Надо в воспоминаниях быть предельно точным.
Да, я сочиняю мемуары! А почему бы и нет? Вряд ли кто-нибудь их захочет издать, а самому мне денег на издание книги сроду не накопить. Не умею я зарабатывать деньги.
Взять хотя бы вчерашний день. Я сижу дома, строчу свои мемуары, никого не трогаю. Вдруг ко мне заявляется сам господин Веретенников, собственной персоной.
— Здравствуйте, — говорит, — уважаемый Владимир Степанович. Не согласитесь ли вы передать за хорошую цену свою развалюшку в мои руки? Я слышал, вы книжку пишете и вам необходимы деньги на издание... Так вот, пользуйтесь случаем. Я дам вам столько денег, что хватит на издание книги и на безбедную жизнь. У вас ведь имеется квартира и в городе... Точнее, у вашего сына и его супруги. Будете жить вместе с ними.
Я просто опешил от такого предложения. Будь это
не Веретенников, а кто-нибудь другой, я точно бы врезал ему промеж рогов, и весь разговор. Но Георгий
Ильич — человек серьезный, в наших местах известный. Уж если он сам ко мне пожаловал, а не прислал
своих шестерок, которых у него хоть пруд пруди, значит, что-то знает, чего не знаю я.
— Правильно, Владимир Степанович, что зад умались над моим предложением. Я вас очень уважаю и хочу вам помочь. И потом, мне совсем не хочется, чтобы ваш дом прибрали к рукам бесплатно.
— Не понял! — позволил я себе чуть повысить голос. — Это кто же еще собирается покуситься на мою собственность?
— К сожалению, развелось много нечестных людей, желающих заполучить жилье в наших благодатных местах. Вот и шустрят... Так и норовят поперек батьки в пекло!.. Ну да все! Извините, спешу! И думайте, Владимир Степанович, очень серьезно думайте над моим предложением. Собачку свою успокойте, пожалуйста...
— Альма, к ноге! Задали вы мне задачку, Георгий Ильич...
— Что делать? Такова се ля ви, как говорят у них. Прощайте!..
...Перед поединком на ринге разминались два спортсмена. Мое внимание привлек тот из противников, что был пониже росточком. Вся его фигура — приземистая, с мощным торсом и чуть покатыми плечами, налитыми мускулами, казалась специально созданной для боя. Даже бритая голова со слегка оттопыренными ушами не портила общего впечатления силы и мощи.
— Кто это? — поинтересовался я у приятеля.
— Ты что? Николая Королева не знаешь? Ну ты и деревня! А боксировать он будет с грузином Андро На-васардовым...
К своему' стыду признаюсь, что эти имена и фамилии в тот момент мало о чем мне говорили.
И вот боксеры сошлись. О драке тут и речи не было. Был до мелочей выверенный, продуманный поединок. Чувствовалось, что соперники хорошо знают возможности друг друга. И все же схватка закончилась за считанные минуты. Я видел, как грузин бросился в атаку, дважды ударил Королева по корпусу, пытаясь сбить у него дыхание, но тут же получил нокаутирующий встречный удар справа, который выбил у него почву из-под ног и бросил на пол.
— Коронный удар Королева: правый встречный... Смотри, друг, ты еще ученикам своим будешь рассказывать об этом гиганте! — воодушевленно проговорил Бровкин, когда мы уходили со стадиона.
Как же он оказался прав! Просто удивительно! Бокс завладел мною целиком и полностью. Через два дня я опять пришел на «Динамо» и спросит. — Где тут записывают в боксеры?
Усатый мужчина средних лет, .к которому я сбратился, внимательно меня смотрел со всех сторон, мускулы на руках и отстал:
— Здесь и записывают и отбирают. Иди в раздевалку, переоденься, а я тебе партнера пока подберу.
Кого-то в настоящее время может удивить такое, но в наши годы молодых проверяли на прочность боем, не требуя от них медицинских справок и долгой предварительной подготовки. На мой взгляд, это лучший способ научить чему-нибудь новичка. Фигурально выражаясь, нужно просто бросить его в воду — если поплывет, значит, выплывет!
Переодевшись, я вышел на ринг и тут же увидел своего противника. Он мне чем-то сразу не понравился, весь какой-то дерганый, вертлявый. Не было в нем столь ценимой мною основательности.
— Начинайте! — разрешил усатый.
И этот дерганый ударил меня по скуле, а потом провел серию ударов по корпусу, от чего я переломился пополам. И все же я заставил себя не обращать внимания на боль. Уклонился от следующего выпада, и сам врезал противнику по физиономии. От моего единственного удара дерганый отлетел назад, его спружинило о канаты и катапультой сбросило на пол.
— Ого! — только и сказал усатый. — Плюха у тебя что надо! Только вот голову высоко задираешь... Будем готовить из тебя «тяжа»...
...Предупреждение Веретенникова, сделанное во время его визита ко мне, припомнилось через пару дней, когда я отправился в город, чтобы навестить единственного сына, работавшего поваром в ресторане.
В квартире, которую снимал Виктор, его не оказалось. Не было и на работе.
— Виктор Владимирович взял отгулы на неделю, — сказал мне шеф-повар ресторана «Морской», под началом которого трудился сын.
Тогда я решил узнать, где он может быть, у бывшей жены Виктора, с которой он разошелся, оставив ей и дочери Наде свою квартиру.
Бывшей невестки дома тоже не оказалось. Дверь же открыла внучка Надя, подросшая и похорошевшая за тот год, что я ее не видел.
— Привет, дед, — сказала она, не очень обрадованная моим приходом. — Ты не вовремя, я убегать собираюсь...
— ПОГОДИ, Надюха! Ты не знаешь, где сейчас 3 может находиться твой отец? — спросил я, протискиваясь в прихожую.
— Дед, я ничего не знаю! И вообще, у меня гость... о
— Ну-ка, ну-ка! Посмотрим на твоего гостя..,
В маленькой комнатушке на Надюхином диванчике
расселся моложавый мужчина. При моем появлении он встал и на ломаном русском языке представился:
— Борисав... А вы есть дедушка Надюшки?
— Это Борис, значит? Вы кто по национальности?
— Дед, тебе все равно? — вмешалась внучка. — Югослав он...
— А почему же он здесь, а не у себя на родине? Тем более что там воюют...
— Нет воюют! В Югославии спокойно. Война на окраинах, — заметил Борисав.
— И где ты его подцепила? — обернулся я к Наде.
— Это строитель. Он и его друзья строят недалеко от города новый санаторий, — пояснила Надя.
— Ну да, мало у нас старых санаториев, которые не работают!.. Кстати, дорогуша, а тебе не рановато принимать взрослых мужчин, пусть даже и иностранцев, у себя?
— Деда! Мне скоро семнадцать, а ты меня все опекаешь, как дошкольницу...
— Извините, Борис! Мне надо с внучкой посекретничать, — намекнул я.
— Это есть хорошо! Это я понимаю! Воспитательная работа! У меня в Югославии есть жена и две дочери. Я с ними тоже делаю воспитательная работа.
— А Надя вам тогда зачем? — тут же спросил я.
— Она будет моя любимая жена! У меня недалеко от Белграда трехэтажный дом. На первом этаже живет жена с дочками, на втором я, а на третьем будет жить Надя с нашей дочкой...
— Гарем, значит? Чего, чего?.. С какой еще дочкой, прости Господи?
— Я могу делать только дочек, сыновья у меня не получаются...
— Господин Борисав, а не пойти ли бы вам вон!
— Да, да! Я все понял! Воспитательная работа... Надюха, у тебя отличный дед! Я зайду в другой раз...
Югослав ушел, а я принялся расстегивать брючный
ремень. ,
— Дед, ты чего делаешь?.. — испуганно спросила внучка, пятясь от меня к окну.
— Хочу преподать тебе хорошую порку. А ну, заголяй попку!
— Ты чего, дед? Совсем с катушек съехал? Меня ни мать, ни отец пальцем не трогали.,. — В этом их большая ошибка, но я ее постараюсь исправить!
Проговорив это, я схватил внучку за руку и швырнул ее на диван.
— Нет! Не надо!..
— Надо, надо!
Отстегал я ее на совесть, так, что она потом спокойно сидеть не могла, все елозила. Но это было потом, когда мы спокойно пили чай на кухне.
— Ну ты и суров! — поминутно говорила Надя, пряча красные глаза.
— А ты подумай, прежде чем решиться заводить ребенка от женатого иностранца... Ладно, ладно! Тебе жить! Поступай как знаешь. А меня интересует одно: когда ты в последний раз видела отца?
— Два дня назад. Я была у него вечером. Взяла вещички для стирки, прибралась немного. Да он все куда-то спешил. Костюм новый надел...
— В гости, значит?
— Сказал, что скоро у него денег будет воз и маленькая тележка и он купит мне к свадьбе в подарок новенький «мерседес».
— Понятно! И у твоего отца крыша поехала. Вот так всегда! Стоит только заняться своими делами и оставить вас без присмотра, как вы начинаете творить непотребности. Ну вот куда он мог пойти? Даже на работе отпуск взял за свой счет.
— Дед, мне кажется, он снова начал играть в карты. Помнишь, еще в прошлом году ты его карточные долги оплачивал? Он тогда еще поклялся, что больше в жизни не сядет за карточный стол...
— И что же?
— Так вот, он все равно играл всю дорогу. Мать поэтому и решила с ним расстаться. Кому нужен муж-картежник?
— Что же вы мне-то об этом ничего не говорили? Я бы из него эту дурь повыбил!
— Эх, дед! Горбатого могила исправит...
— Это ты брось, специалистка хренова! Ты лучше скажи, что дальше делать намерена? Куда поступать будешь?
— Дед, я выхожу замуж, неужели не ясно!
— За югослава?
— За него или за другого, какая разница? Я, к твоему сведению, уже на пятом месяце беременности — ?з живот скоро на нос полезет... А перспектива остаться
матерью-одиночкой меня нисколько не прельщает...
— Что же ты сразу не предупредила, глупая? Я бы тебя и бить не стал...
— Ладно, дед! Чего уж там? Все правильно. А отца о надо выручать' Каюсь, что он опять проигрался в пух и прах?
...Поставить удар — штука трудная. Много дней тренировался я в спортивном обществе «Динамо», молотил то по «груше», то по мешку с песком. Я хотел добиться максимального эффекта от удара, чтобы энергия вся до капли уходила не в толчок, а взрывалась на поверхности мешка. Так, чтобы он «всхлипнул», будто живой, от боли.
Мой усатый тренер, которого звали Иван Иванович Патерик, очень обрадовался, узнав, что у меня «прорезался» удар.
— Главное теперь закрепить успех. Давай-ка попробуем на лапы...
Лапы на руках Патерика больше напоминали живого противника, чем мертвая «груша». Да и попасть по лапе было куда сложнее. И все же я попал! Этим ударом я чуть было не вывихнул тренеру руку.
— Считай, что твой противник в нокауте, — болезненно морщась, проговорил Патерик, потирая плечо. — Считай, что удар у тебя пошел!
— А если больше не получится? — усомнился я.
— Да ты просто по-другому теперь не сможешь!.. Готовься, я подберу тебе достойного противника для спарринга...
...На следующее утро я вновь поехал в Туапсе. В предыдущий день я так и не смог разыскать непутевого сына и потому вернулся домой не солоно хлебавши. От этого и ночные мои бдения над чистым листом бумаги оказались не столь плодотворными, как раньше. Сосредоточиться мешало беспокойство за сына, за внучку. Казалось, если бы я больше уделял им внимания, никаких несчастий с ними не случалось бы. Права была моя жена-покойница Алевтина, часто повторявшая: «Ты, Володичка, весь в себе, в своих мыслях, в своих проектах. Выйди из кокона хоть ненадолго, взгляни на то, что делается вокруг». Но я не очень-то прислушивался к ее словам.
В городе я сразу же пошел на квартиру сына и, слава Богу, застал его дома.
— Заходи, — сказал он, прикрывая рукой здоровенный фингал под левым глазом.
— Кто это тебя разукрасил? — спросил я, усмехнувшись, когда оказался в комнате за столом, на котором стояла початая бутылка водки и одиноко лежал надкусанный соленый огурец. — Да и пьешь ты практически без закуски с самого утра.. — Эх, батя! Знал бы ты, на что подписали.... Давай выпьем, — схватился сын за бутылку, как утопающий И за соломинку.
— Постой! Рассказывай с самого начала, что у тебя стряслось?
— Нарушил я свой зарок и опять сел за карты. Ну и нарвался на банду шулеров, проиграв все на свете. Только жизнь и осталась...
— Да кто же они такие? — спросил я. — Заезжие гастролеры или наши, местные?
— Там сам черт не разберет! Есть и наши, есть и приезжие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55