— И она вздернула свой конопатый носик.
— Тоже мне женщина... — не удержался я от сарказма. — Ладно, рассказывайте дальше.
— Он ее привез сюда, чтобы она родила в спокойной обстановке, а тут появилась эта лахудра с подружкой — его законная жена, окрутившая Семена в зоне. Она там вроде бы заведовала прачечной, ну и...
— Понятно, — кивнул я.
— Что понятно?! — взвилась Ира. — Ничего не понятно! Эта кикимора все и открыла Лене. Оказывается, Семена осудили не за любовь, а за мародерство. Видели у него золотые зубы? Так вот, это он снял коронки с убитого душмана. Первый раз ему все сошло с рук. Он даже смог переправить золото в Россию с помощью какого-то Марадоны. Был там такой раненый сержант, который, улетая в госпиталь, прихватил с собой золото Семена. Потом, кстати, он ему часть вернул, а часть... Не знаю, что там с ним сделал Семен... Ну вот, а второй раз Семена поймали с поличным. Он грабил трупы мирных жителей одного афганского поселка, расстрелянных самими душманами за сотрудничество с кабульскими властями.
— Мразь он, этот ваш Семен! — не сдержался я. Меня, конечно, раздражало и то, как просто и легко говорила Ирина о делах запредельных, или, что, пожалуй, вернее, — беспредельных.
— Ну, он все-таки отправил Лену домой, дал ей много денег, — опустила глаза Ира.
— Убил он Лену! — жестко сказал я и добавил: — Его за это убийство вся областная милиция ищет, а вы тут сидите и ничего не знаете в своей глуши.
— Не может быть...
Из рук Иры выпала кочерга, и она заплакала, размазывая испачканными сажей руками слезы по лицу. Мне стало ее жалко, я обнял девушку за плечи и сказал:
— Ладно, Иришка, не время сейчас плакать. Сейчас надо предупредить твоего отца и каким-то образом «вязаться с милицией. Телефон где-нибудь поблизости имеется?
— Только в конторе сельхозкооператива, а это километрах в двадцати отсюда.
— Понятно. Пешком надо целый день шагать. А поближе?
— В райцентре.
Мы решили не терять времени. Пока я буду продолжать сушиться, Ира сбегает домой и приведет сюда своегоо отца, который должен был уже вернуться с рыбачки.
— Только действуй очень осторожно, чтобы Семен не пронюхал,—предупредил я ее.
В ожидании Бромберга-старшего я продолжал размышлять. Меня просто поражал тот факт, что Лена, в общем-то положительная во всех отношениях девица, могла так бездумно, очертя голову
броситься за первым попавшимся мужиком. Ведь в нем не было ничего от столь дорогих девичьим сердцам романтических принцев. «Неужели, — подумал я, — всему виной была любовь?..»
Бромберг приехал на своем «уазике» даже раньше, чем я ожидал. Увидев меня, он искренне обрадовался, сказав, что страшно испугался за мою жизнь тогда, на озере. И добавил:
— Ну, это в прошлом, а теперь все слава Богу!
— Если бы, уважаемый Николай Вениаминович, если бы... — покачал я головой. — К сожалению, я должен вас разочаровать. И хочу развеять ваше неведение в отношении Семена Горбунова. В номере вечерней газеты за прошлый месяц было объявление о розыске опасного убийцы. Там же напечатана его фотография. Так вот, этот убийца и ваш работник Горбунов — одно и то же лицо.
Тяжело вздохнув, Бромберг произнес:
— Мне дочка в общих чертах все рассказала. Невероятно! Жить вместе с сексуальным маньяком и убийцей!.. Он ведь, я замечал, подбирался и к Нине, моей старшенькой. Но я ей строго-настрого запретил с ним встречаться. Все боялся, что Арнольд узнает о шурах-мурах жены и прибьет и ее и Семена...
— Кстати, Семен не заподозрил, что вы поехали сюда?
— Не должен был. Я послал его проверить, как идет заготовка кормов на дальних лугах.
— Что мы предпримем дальше?
— Думаю, нам с вами надо поскорее садиться в машину и гнать в Кириллов за подмогой, — без раздумий ответил Бромберг.
— Да, это единственный выход в нашем положении, — согласился я.
Переодевшись в свою повседневную одежду, привезенную Николаем Вениаминовичем, я почувствовал себя увереннее и сказал:
— Я готов.
Мы сели в машину и помчались в город. Но не проехали и километра, как увидели, что узкая дорога, петлявшая между крутыми склонами холмов, поросших лесом, завалена свежеспиленными деревьями. — Это еще что такое? — нахмурился Бромберг, не терпевший, как рачительный хозяин, ни одного случая бесхозяйственности и головотяпства.
Резко тормознув, он выскочил из машины и стал, ругаясь, стаскивать деревья с дороги.
— Куда это вы собрались, Николай Вениаминович? — неожиданно раздался ехидный голос из-за завала.
— Куда надо, туда и еду, — пробурчал Бромберг. — Вас не спросил.
И тут неожиданно для нас из-за завала ударила автоматная очередь.
— Придется повернуть оглобли назад, — проговорил все тот же насмешливый голос.
— Эй, Никита Федорович, а я ведь тебя узнал! — крикнул Бромберг. — Что за глупые шутки?
— Ручки в горку! — приказал худой человек с нездоровым желтым лицом, появившийся с автоматом из-за лесин. — Шутки кончились. В машину, на заднее сиденье, живо!
Бромберг молча повиновался приказу.
— Художник! Ты тоже лезь взад! — грубо прикрикнул на меня другой человек, подошедший к машине. Он был необычайно толст и очень пестро и безвкусно одет. Я вспомнил, что видел его пару раз на фермерском подворье. В руках у толстяка была охотничья двухстволка.
Когда я перебрался на указанное мне место, толстый уселся за руль, а хилый, держа нас на мушке, устроился рядом с ним и сказал:
— Трогай!
— Не командуй! — прорычал толстый, включая стартер. — Тоже мне командир нашелся...
Внутри у меня воцарилась полная пустота. Я плохо соображал и мог только фиксировать события.
Громилы довезли нас до фермерского особняка, загнали в подвал и заперли там в каких-то невообразимых клетушках.
— Здесь раньше находилась псарня, — успел шепнуть мне Бромберг.
Оставшись один, я все-таки попробовал оценить сложившуюся обстановку.
Власть в фермерском поселке, судя по всему, перешла в руки Семена Горбунова. Он готовился к этому заранее, воспользовался свободой рук, которую ему
дал хозяин, и нанял на работу своих дружков-налетчиков. Бромберг ему явно передоверился и за это поплатился. Теперь хозяева превратятся в рабов, как в Древнем Риме...
Постепенно мои глаза адаптировались к подвальной темноте, и я смог кое-как рассмотреть свою клетушку. Для собак она, конечно, годилась, но вот для людей — не очень.
— Что будем делать? — услышал я голос Николая Вениаминовича.
— По-моему, наше положение безнадежно, — ответил я.
— Не отчаивайтесь, что-нибудь придумаем, — подбодрил меня Бромберг. — Насколько я помню, в одной из клетей должен быть люк, ведущий прямо в подземный ход, прорытый в прошлом веке. Осмотритесь там у себя, а я погляжу здесь...
Около часа я ползал по клетушке на карачках, тщательно обследуя на ощупь плотно утрамбованный земляной пол, покрытый кое-где охапками соломы. И вот, когда, казалось, надежд уже совсем не осталось, я вдруг нащупал металлические кольца, но не в полу, а в боковой стенке, выложенной кирпичом. Потянув кольца на себя, я почувствовал, как из ниши выдвигается некий я шик, больше похожий на сундук. Хорошо рассмотреть его я не мог, но сумел пальцами нащупать какие-то выпуклые рисунки на его стенках.
Скорее всего, это был сундук китайской работы. Я вдруг вспомнил, как однажды знакомый кинорежиссер с «Ленфильма» пригласил меня участвовать в постановке фильма в качестве художника-постановщика. Сценарий был написан на историческую тему. Подбирая реквизит для съемок, я наткнулся в «запасниках» на два точно таких же сундука, которые сыграли потом свою «роль» в фильме. Как сейчас помню, в них должны были храниться золотые изделия, за которыми охотились французские авантюристы в 1812 году...
Что было в этом сундуке?.. Крышку я открыл сравнительно легко, потому что она оказалась без замка.
Внутри сундук был битком набит какими-то книгами, альбомами, скатанными в трубочки холстами. На всем на этом лежал такой толстый слой пыли, что сомнений быть не могло — сундук находился здесь много десятилетий.
— Кажется, я нашел! — крикнул я Бромбергу.
— Вы отыскали люк? — с надеждой в голосе спросил он.
— Нет, я нашел сундук, а в нем, похоже, картины, а — Вот что, Петр Петрович! Давайте-ка вызовем сюда Семена и наведем тень на плетень. Скажем ему, что нашли клад, который оценивается в тысячи долларов. Он все равно в этом деле профан, зато жаден безмерно. Мы постараемся убедить его, что поможем В продать находку повыгоднее.
— За рубеж, например... — подхватил и продолжил я мысль Бромберга.
— Да хоть бы и так. Мне, правда, не очень верится, что в этом сундуке есть серьезные ценности. Скорее, барахло какое-нибудь.
— Возможно. Так или иначе, я согласен, давайте попробуем. Чем черт не шутит, когда Бог спит...
И мы начали орать во всю глотку, звать Семена.
— Что за шум, а драки нет? — зло спросил Горбунов, заглядывая к нам в подвал и включая мощный электрический фонарь, от света которого я даже зажмурил глаза. — Как вы тут устроились, каторжные мои?
— Можно бы хуже, да некуда, — проговорил Бромберг. — Слушай, Семен, я ведь к тебе всегда по-доброму относился и теперь не собираюсь тебя подводить под монастырь. Больше того, от нас с Петром Петровичем ты сможешь получить большую пользу.
— Какую такую пользу? Что вы там лепечете? — нахмурился Семен.
— Да ты послушай! В этих клетях, как оказалось, запрятаны уникальные клады, зарытые еще до революции. Здесь ценностей на миллионы...
— Бросьте, Николай Вениаминович, загибать. А то я здешних подвалов не знаю! — усмехнулся Семен.
— Посмотри вон туда, где сидит художник, и сам убедишься.
Горбунов посветил фонарем на найденный сундук и, пробормотав: «Может, и правда золотишко надыбал», полез открывать мою клеть.
— Ну-ка, ну-ка... — Семен подполз к сундуку, отпихнул меня в сторону и стал вынимать оттуда и разворачивать художественные полотна. — Да тут картинки какие-то дерьмовые... Где тут золото?
— Дурак ты, Семен, — проворчал Бромберг. — Этим картинам цены нет. На любом аукционе на Западе за них миллионы отвалят.
— Ага! Догонят и добавят! — не поверил Горбунов.
Пока Николай Вениаминович продолжал расхва-
ливать картины, а Семен, развесив уши, слушал его, я
смог наконец при свете разглядеть одно из полотен. А
когда разглядел, почувствовал, что теряю почву под
ногами: передо мной почти наверняка находился под
линник Ван Дейка. о
— А ты, художник, что молчишь? — спросил у с!
меня Семен. — Стоит эта старая мазня хоть два цента
или все враки?
— Эта, как вы изволили выразиться, мазня стоит гораздо дороже, — просипел я.
— Ладно, уговорили. Только, чур, мужикам моим ни полслова об этой находке, а то тут такое начнется... Я вас освобожу, только чуть погодя. И картины перетащим наверх только ночью, чтобы ни одна падла не увидела...»
* * *
И снова в моей голове прозвучат щелчок, будто отключилась видеомагнитофонная запись. Оглядевшись, я не обнаружил за столом следователя Матвиевского, но по запаху довольно крепкого табака понял, что Леонид Васильевич вышел в коридор покурить. Я не стал звать его, чтобы продолжить наше разбирательство. Мне захотелось воспользоваться одиночеством и поэкспериментировать над своими возможностями в экстрасенсорике.
Первым делом я настроился на образ Лены Старостиной, который создался в моем представлении после ознакомления с частью записок художника Садикова. Хотя я был твердо уверен, что где-то действительно существуют эти записи, ссылаться на них было бы преждевременно.
Итак, передо мной поплыла череда женских лиц. Когда же появилась миловидная физиономия с карими глазами, небольшим прямым носиком и тонкими губами, обрамленная густой кудрявой шапкой черных волос, я сразу решил, что это и есть Лена.
Остановившись на этом образе, я мысленно задал девушке вопрос: «Как ты познакомилась с Семеном?» И тут же почувствовал, что нахожусь в небольшой городской квартире, где за столом собрались человек десять молодых парней и девчат. Семен и его приятель выделялись своей возмужалостью, выглядели посолиднее остальных. Почему-то все происходившее в комнате я видел глазами Лены. А потом зазвучат и ее голос: «Маринка, мне определенно нравится твой Константин. Он просто завалил меня подарками! Вот и сегодня — золотая цепочка... А как он говорит... а Прямо Цицерон!.. Что? Ты мне советуешь обратить внимание на его приятеля? Но он староват для меня. Кстати, куда они пошли? Видно, перекурить. Интересно, о чем они там разговаривают? Пойду потихоньку подслушаю». Должно быть, Лена прошла на кухню, потому что я увидел раковину мойки, заполненную грязной посудой. Затем побежала вода, и чьи-то руки принялись мыть тарелки, чашки, ложки. А за спиной девушки в это время звучат диалог двух подвыпивших мужчин.
— Ты говоришь о той милашке, что сидит за столом возле окна? — спрашивал Костя у Семена. — Слов нет, она хороша. Она сексуальна. Она сверкает и лучится, как ее бриллиантовая сережка... Но вот тебе мой совет: бери ноги в руки и беги от таких милашек как черт от ладана. Это существо с горящим взглядом, осиной талией и в модном «прикиде» называется одним простым и точным словом — западня. Врачи-сексопатологи называют таких женщин — вамп. Ее сексуальность — ловушка, ее тело — оружие, а ее любовник — жертва.
«Это Костя говорит о Верке. Мужчины сохнут по ней пачками...»
— Мне больше нравится подружка твоей Маришки.
— Так в чем же дело? Вот она! Делает вид, что моет посуду, а сама наверняка прислушивается к нашему с тобой разговору...
— Ну уж дудки! — сказала Лена, проходя мимо Семена и Константина, стоявших у открытой форточки и дымящих сигаретами... — Ничего я не подслушивала. Очень надо!
— Да, хороша девка! — услышала Лена, возвращаясь в комнату, голос Семена.
Потом за столом они шептались с Мариной, и та спросила:
— Как тебе Семен? По-моему, он вульгарный...
— Он мне нравится, — ответила Лена. Возвратились Костя и Семен. Костя переглянулся с
приятелем, встал и предложил тост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55