Усаживаясь в кресло рядом с радиоприемником, услужливо подставляемое ему госпожой Фои и капитаном Беляевым, Репнин вообразил себе отвратную и грустную сцену любви этого старца и обворожительной девушки! Не похож ли он на одногорбого верблюда с этой своей раскачивающейся походкой, быть может, сэр Малькольм и был им в прежней своей жизни? Или превратится в старого верблюда в будущем? Все это было так гнусно. Репнин нахмурился и стал ждать, когда Беляев начнет ловить станции.
Леди Парк не сводила с него озабоченного взгляда. Как младшая сестричка, которой у Репнина тоже не было. Сентиментальное чувство охватило его. Она напомнила ему Надю, какой он увидел ее в Керчи. В ней было очарование девочки, появившейся из темноты в освещенных дверях. И он позавидовал матерому шотландцу, глядя на ее прелестные оголенные плечи и сильные ножки молодой балерины. Она не сознавала еще, его юная соотечественница, что в ней зреет будущая великолепная женщина, которой не заслужил этот старый верблюд.
Но вот Беляев нашел передачу из Франции. Репнин бегло ее переводил. Ему зааплодировали. Огромный шотландец не сводил с него изучающего взгляда. Затем в эфире зазвучали итальянские новости, Репнин вновь давал синхронный перевод. Публика была в восторге.
(«Князь несколько лет жил в Италии!» — крикнул Беляев.)
Беляев поймал немецкую волну. Перевод с немецкого также был отличным.
— Господа,— воскликнул Беляев,— а сейчас мы переносимся в Испанию! Оля-ля!
Репнин на секунду замешкался. Для чего это все? — спрашивал он себя.— К чему эта комедия? С какой стати он должен участвовать в ней?
Бежать, бежать отсюда, чтобы не слышать больше от госпожи Крыловой, посетившей дамскую уборную, ее восторженных сентенций о белом свете, который представляется ей усыпанным розами!
Тут его окликнул Беляев, и Репнин, склонившись к радиоприемнику, перевел передачу с испанского. Он бубнил слова себе под нос. Заодно перевел какую-то португальскую песенку. Fado, fado.
Шотландец делал пометки в тетради.
— Недурно! Good enough! — сказал он.
«Ну все, , конец»,— подумал с облегчением Репнин.
Но Беляев его не отпускал. Еще одна попытка. Беляев нашел передачу из Праги. Затем послышался голос Варшавы, Репнин, все больше раздражаясь, переводил с польского на английский. Но вот он услышал Москву. Репнин замолк. Наступила тишина. Репнин перевел передачу из Москвы, но тут же встал, как бы давая понять, что на этом он свою миссию закончил. Громадный шотландец объявил очки. Репнин выходил победителем. Он почему-то стал оправдываться: бывают переводчики в сто раз лучше его. Был такой Каминкер, например. Он работал в Организации Объединенных Наций. Шотландец замахал руками. Репнин великолепно переводит.
Шотландец произносил фамилию Репнина, как прирожденный русский.
Вокруг Репнина поднялся шум и гам. Все его наперебой поздравляли.
Репнин иронично посматривал на них. Что за странное общество? Куда он попал? Кто все эти люди, эти мужчины, эти женщины?
Если они хотят, он может переводить и с финского, он нечаянно выучил его в детстве. Но сэр Малькольм его остановил — довольно! Раньше впереди всех шла генеральша Барсутова, теща графа Андрея. Но теперь у него на два очка больше. (К тому же финского никто из присутствующих не знал.)
Генеральша Барсутова пожала ему руку. Разрез ее юбки доходил едва ли не до бедра. Репнин поневоле отметил изумительную ногу генеральши. Она перехватила его взгляд. Эту моду впервые привезла в Париж жена Чан Кайши. Не правда ли, эффектно?
Репнин поспешил выйти из бара, в углу о чем-то перешептывались Беляев и Сорокин и громко хохотали. К ним подошел хромой офицер с палкой и двое других в тропической униформе.
В холле Репнин помедлил несколько секунд.
Что за странную роль разыграл он в этом радиосеансе? С этим переводом?
Ему хотелось прогуляться одному по Сантмаугну и, решив на секунду зайти к себе в комнату, он столкнулся в коридоре с госпожой Петере. Он увидел, как она входит в их общую прихожую. Госпожа Петере задержала его на лороге. Взяла под руку. Не следует брать пример с доктора Крылова, который так рано отправляется спать. Ведь он побудет еще немного в баре? Скоро начнутся танцы. Госпожа Петере стала перед ним извиняться — не тревожат ли они с дочерью Репнина, когда выходят из общей ванной комнаты? К сожалению, в отеле не было других мест. Она уступила ему одну из своих комнат. Исключительно ради него. По просьбе Сорокина. Это была единственная возможность поместить его в отеле. Она надеется, он прекрасно проведет здесь свой отпуск. Ей кажется, он чувствует себя одиноким без жены? Он не танцует? Не курит? Если бы он курил, она рискнула бы время от времени приглашать его к себе на балкон выкурить по сигарете. С ее балкона открывается вид до самого моря. Изумительно красиво. Видно, он тут скучает один по вечерам?
Они были в прихожей одни, и это ее стремление задержать его и тем более взять под руку приводило его в недоумение. Спасибо, нет, спускаться в бар ему не хочется. Он решил прогуляться. Репнин вежливо отделался от госпожи Петере, отлично понимая, что она язвительно усмехается ему вслед. Он не стал заходить в свою комнату. Выскочил поскорее на улицу. И почувствовал, что его окутывает облако тяжелого, опьяняющего дыма,— это был запах сигарет, которые курила госпожа Петере.
Казалось, сигаретный запах пропитал «го одежду. Какая нелепость эти ее сигареты и желание взять его под руку. Он решил избегать местного общества. И тем более общества госпожи Петере.
TRISTE TRISTAN l
После вечера с прослушиванием заграничных радиостанций, госпожа Петере (иначе Петряева) то и дело тормошила Репнина: почему бы ему не выбраться из его обувного подвала и не найти себе другую работу. Скажем, устроиться переводчиком на радио. Там вполне приличные заработки. Она постарается ему помочь.
Репнин пресек эти разговоры, и довольно резко. Она обиделась. И весь следующий день, хотя они и жили бок
о бок, старалась с ним не встречаться. Зато ее дочка не пропускала случая с ним поговорить. Расспросить его о лошадях, о верховой езде.
Казалось, и громада шотландец избегает его, нарочно глядя в другую сторону при встрече. Так богатый всадник в старину, завидев своего бедного знакомца, упорно не отрывался взглядом от седла или от собственных сапог. Беляев проходил мимо него, сухо покашливая. И часто он слушает Москву? — спросил его Беляев в тот вечер. Сорокин при встрече смотрел ему прямо В глаза и чуть-чуть улыбался. И только граф Андрей дружески к нему подходил и приглашал перекинуться в шахматы. Двигался он точно во сне и так же играл в шахматы.
Куда он попал, с возмущением бормотал про себя Репнин, в какое пестрое сборище снобов, хамелеонов он угодил, а может быть, все это платные агенты, отдыхающие в отеле после своих авантюр? Возможно, и ему в будущем прочат ту же роль? Уж не думают ли они, что теперь на очереди он? Беляеву он так и сказал, когда тот спросил его о передачах из Москвы: это его любимая радиопрограмма. Он русский и останется таковым до самого конца. Самое большое удовольствие для него — слушать песни, которые передают из Москвы. Беляев обругал Москву и отошел.
К концу первой недели пребывания в отеле «Крым» Репнин, судя по всему, сумел стать самым нежеланным гостем. В Корнуолле шел дождь, и никто не ходил на
1 Печальный Тристан (фр.).
берег купаться. Репнин проводил время за чтением в своей комнате, вынужденный слушать разговоры матери с дочкой за стеной. Госпожа Фои дала ему почитать книгу о Корнуолле и новое, запрещенное издание маркиза de Sade. Ее муж только что его прочитал. Она не читает французские книги. Интересно, почему все русские обожают непристойные книги? Обособленность нового гостя всем бросалась в глаза. И тогда как он, всеми оставленный, сидел в одиночестве, общество собиралось веселиться в баре госпожи Фои, куда приходили и молодые летчики с ближайшего аэродрома, где работал мистер Фои. На танцы.
В конце недели госпожа Фои напомнила Репнину: в субботу предстоит экскурсия в замок, ставший ареной грешной любви Тристана и Изольды. Захваченный врасплох, Репнин пытался было увернуться, однако госпожа Фои поставила его на место — он заранее был записан на поездку в Tintegel.
Репнин сопротивлялся: у него нет машины и он не хотел бы быть кому-то в тягость, ни в коем случае, но госпожа Фои и в этом его предупредила — она все уже устроила. Сэр Малькольм изъявил желание пригласить Репнина с ними в машину. Все гости просят его принять участие в экскурсии. Казалось, океан был послушен воле госпожи Фои: в конце первой недели погода исправилась, а в^субботу занялся ясный солнечный день. Небо сияло голубизной. Море успокоилось. Над местечком кружили чайки.
В отеле оставались только госпожа Фои и две незнакомки в трауре, прозванные Репниным «барышнями из Смольного института». Все остальные отправлялись в гости к королю Артуру, особо почитаемому в Англии. Все шумно рассаживались по машинам. В последнюю минуту, сам не зная почему, развеселился и Репнин. (Сэр Малькольм посмотрел на него с изумлением.)
По случаю отъезда на экскурсию госпожа Фои вместо обеда вручала своим гостям пакетики с едой, по возвращении в отель вместо ужина гостям предлагали чай с пирожными. Надо отдать должное хозяйке, еда в пакетике была очень вкусной. За этот день плата с гостей взималась как обычно.
Караван машин возглавлял доктор Крылов в своей малолитражке цвета сливочного пломбира. Кроме жены, он вез в машине капитана Беляева. Доктор был уравновешен и меланхоличен, как всегда. Репнину он мимоходом сообщил — это единственная экскурсия, которая ему симпатична, хотя он, в отличие от своей жены, и не является поклонником оперы «Тристан». А вот Изольда напоминает ему немок, у которых он снимал комнаты, когда изучал медицину в Берлине. Он ходил с ними в оперу, но на самом деле они жаждут не столько Тристана, сколько простого соития. (К чему столько шума из-за незавершенной партитуры?)
За докторской машиной следовал черный лимузин госпожи Петере (Петряевой), в нем подле ее дочери находился Сорокин. Когда лимузин поравнялся с ними, Репнин невольно услышал, как леди Парк сказала своему мужу: госпожа Петере и Сорокин мечтают остаться наедине. Сэр Малькольм сделал вид, что не слышит.
Затем мимо Репнина проехала машина генеральши Барсутовой. Экстравагантный пляжный туалет генеральши напоминал костюм корабельного юнги. И хотя он страшно шел к ее грациозной фигуре, Репнин не без удивления подумал про себя: с чего это она вздумала так странно одеться? Он не мог знать о ее обязанности одеваться по строгим указаниям модного дома, где она работала в Париже. Покровский, садясь в машину, дружески ему кивнул. Генеральша несело помахала рукой.
Такие женщины были в Санкт-Петербурге! Таких женщин больше нет!
У нее был военный джип, купленный, видимо, в какой-то военной части. Они вошли в моду после войны. Генеральша вела машину левой рукой, Покровский сидел рядом с ней на тесном сиденье и обнимал ее за плечи — ни дать ни взять любовная чета. Юная леди Парк, жена старого шотландца, с завистью посмотрела на них. Но вот «джип» удалился, и теперь им оставалось лишь дождаться сэра Малькольма. Его молодая супруга в задумчивости сделала знак рукой, приглашая Репнина садиться рядом и, когда он влез в машину, стараясь занять подле нее как можно меньше места, велела ему, точно старшему брату, придвинуться ближе. Сэр Малъкольм, сказала она, забыл свои очки. Он вечно их забывает. Ему пришлось вернуться. Где только он не терял свои очки!
Усаживаясь на место водителя, она пробормотала, * что сама поведет машину, хотя ее муж и будет недоволен. Она водит машину гораздо лучше его. Он уже старый, и ему запретили водить машину, но он никого не желает слушаться. А как он скачет верхом — чудо! Гоняется за лисой, как будто ему двадцать лет, а не семьдесят четыре. Ее мужу понравился Репнин. И он хотел бы пригласить его к ним в гости в Шотландию — так он ей сказал. Ей это страшно приятно. Репнин будет первым русским в их доме. Что же касается ее, то она постоянно думает о России. Она знает о Санкт-Петербурге только из рассказов своего отца. Для нее это как сказка для ребенка. Стоит ли после всего этого говорить, как она счастлива познакомиться с ним.
Она смотрела на Репнина и улыбалась.
Репнин не собирался принимать приглашение старого шотландца, но сказал, что любит и знает Шотландию, а памятник воинам, павшим в мировой войне, его потряс, второго такого он не видел нигде.
Она непременно передаст его слова мужу. Сэр Малькольм будет просто в восторге. Ее муж прежде всего шотландец.
Все это юная леди произнесла непринужденно и легко. Но ему не часто приходилось слышать, чтобы женщины в лондонском обществе так горячо высказывались о своих мужьях. Она щебетала с ним доверчиво, как с братом. Репнин, наверное, поражен — как она могла, такая молодая, выйти замуж за старика. Об этом страшно говорить. В начале брака ее обожествляли, молились на нее. Зато потом чего только не было! И представить себе невозможно! Вот такие дела. Пусть лучше все это он услышит от нее, чем от других. За спиной у нее, она знает, все перемывают ей кости — как она могла выйти замуж за человека на пятьдесят лет старше ее? На полвека! Наверное, и Репнин думает об этом про себя? Она ему ответит откровенно. Она вышла замуж, чтобы вызволить из нищеты и убожества своего полусумасшедшего отца, которого любит так, как никогда в жизни ни одного мужчину не полюбит. «Ах, опять он со своими птицами!» — вдруг воскликнула она и рассмеялась.
Пораженный ее откровенностью, Репнин молчал, не зная к чему относятся последние ее слова. И изумился еще больше, узнав, что птицы возбуждают ее мужа эротически, о чем леди Парк со смехом ему сообщила.
— Мы опаздываем! We are late, darling! — крикнула она и посигналила. Тут только Репнин увидел сэра Малькольма. Он замер у входа в отель, уставясь перед собой. Репнин разглядел на земле маленькую птичку.
Птаха прогуливалась перед огромным 'шотландцем, прыгала и скакала, как скачут дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97