— А как же без епископа? — обращается он к четвертому.— Я и то не пошел бы тогда на освященье.
— Будет епископ,— говорит четвертый. Он взял кирпич, передал его и уже дожидается другого.
Пятый. Шестой. Седьмой.
Восьмой хватает кирпич за кирпичом. Этим заняты и остальные. Поток не останавливается. Семнадцатый: — О чем это вы там?
— Не задерживайся! Бери! — огрызается на него шестнадцатый.
— На такое дело,— говорит седьмой,— могут и двое приехать.
— Не помешало бы,— говорит одиннадцатый.
— Ну дубина!—Ага, и восьмой отозвался.— Какой же епископ помешает?
— Я слыхал об одном,— говорит пятый шестому.— Но двое... Могли бы приехать и двое...
Шестой молчит, за словом не гонится.
Седьмой.
Восьмой.
— Знаете, что я слышала? — Ну наконец! Отозвался ' и девятый, случайно оказалось, что это женщина, но она из себя изображает мужчину и смело может у пас сойти за девятого.— Говорят, будут ходить по домам.
— И я эго слышал,— раздается голос первого.
Пятый торопится: — Я дал молодого бычка. Эти кирпичи аккурат на него куплены. Когда будут ходить по домам, священник беспременно укажет на меня: теленок из этого двора был.
Третий: — Да и меня не обойдут. Четвертый: — Ведь и я пожертвовал.
— А кто не пожертвовал?! — улыбается двенадцатый. Поток кирпичей не останавливается.
Семнадцатый: — О чем это балаболят?
— О вислоухом,— опять огрызается шестнадцатый.— Коли туг на ухо, то помалкивай!
Одиннадцатый: -— Каждый что-нибудь да внес. Должно быть, только цыганка...
Седьмой хватает кирпич и подает восьмому: — Она что, не дала бы?
И восьмой сразу: — Только брать умеет.
Одиннадцатый: — Я же говорю, каждый понемногу, от каждого что-нибудь.
— Встретила я ее,— слово опять берет девятый, точнее, женщина, которая прикидывается мужчиной, а впрочем, и выглядит так, по какая разница — мужчина или женщина, главное, что трудится,— встретила я ее. Петуха несла. Я как раз шла из прихода.
Пятый дергается: —- Петуха, говорите? У меня пропал петух.
— Да что ты?! Петух?—улыбается двенадцатый,— Придется тебе колокольни дожидаться, авось он па пей закукарекает.
— Я серьезно,—не сдается пятый.— Мировой был петух. Здоровенный такой петушище.
— Ты ведь и тельца дал,— не перестает улыбаться двенадцатый.— Вот будут ходить по деревне, буду г теленка поминать, а ты высунешь из окна голову — кука-реку-у-у! Сразу же епископам и закукарекаешь...
8
Что происходит? Каменщики сразу как-то выдохлись. Один-другой еще что-то ладят па боковой стене, остальные лениво слоняются по лесам. Ученики-начинашки вхолостую дергают вверх-вниз лебедку.
Раствор не убывает. Бетонщицы время от времени притрагиваются к нему, да только затем, чтобы не лодырничать. Подключается к ним и маленький конопатый мужичишка, берет грабельки и так рьяно гребет, будто хочет наверстать упущенное в поле.
Вниз спускается подручный-каменщик и объявляет: — А теперь, люди, внимание! Слушайте во все уши! Нужно повое, хорошо набухшее корыто, потому как мы уже укрепили анкерами кровлю в стенах и скоро плотники покажут вам, какие они мастера. Но укрепили мы кровлю пока только так, на скорую руку,— ни один плотник на нее не взберется. А кровлю положено как следует укрепить. Поэтому наш мастер и послал меня объявить вам, что сперва надо сделать подходящую колоду, чтобы все эти анкера, а особенно главные, как следует вошли в пяту, то есть в ту пяту, в те анкера, в стены и в колоду, которая через все главные анкера насаживается на все пяты, а стало быть, и на главную, а потом уж сядет как следует и будет прочно держать, вот для этого — для э-э-этого! — нам и требуется набухшее корыто. Новое, как есть новое и изрядно набухшее — другое корыто для каменщиков гроша ломаного не стоит. Где его взять и где дать ему набухнуть — поразмыслите сами! А мы до тех пор подождем. Пока не будет корыта, ни один каменщик пальцем не двинет и плотники не смогут работать. Люди, я должен был вам это сказать, а теперь бегу, не то мастер мне всыплет.
Что ж это такое? Адлатус в растерянности. Оглядывается, пет ли тут поблизости строителя, хорошо бы с ним посоветоваться, но строитель, будто нарочно, за минуту до этого куда-то исчез. В приходе быть он не может, поскольку священник здесь. Адлатус подбегает к нему.— Пан священник, каменщики прекратили работу. Им нужно корыто! Собираются делать колоду!
— Слышу, слышу,— кивает священник, а в голове у него сверлит: на что сдалось каменщикам корыто? Что за колода такая?! И в голове адлатуса мелькают те же мысли. С минуту они друг на друга растерянно смотрят, потом священник начинает поторапливать прихожан: ~ Люди добрые, отыщите это корыто, побыстрей отыщите, • не то у нас каменщики будут до вечера болтаться без дела!
В Церовой корытам счету нет, да только не новым.. Были бы хоть в деревне корытники, была бы хоть поблизости ярмарка!
— Люди, пораскиньте умом! Найдите корыто! Смотрите! Каменщики на лесах лоботрясничают! Неужто глядеть па них будем? Не для того же мы их сюда звали. Вот ведь мы уже дошли до колоды, а теперь, что ж, бросить все недоделанным? Главные анкера уже в пятах, но такая стройка спустя годы осядет, а потому уже сейчас все надо предусмотреть; может, эта колода и должна быть как раз сверху насажена. А иначе-то как объяснить? Корыт сюда!# Корыто! Церовчане, корыто! Где корыто? Гоиля, церовчане, корыто, подайте корыто, корыто!
Вдруг кого-то осеняет, что, в сущности, полугодовое корыто тоже новое и что новое может быть новым до той поры, покуда не куплено еще более новое, а у него дома как раз есть полугодовое корыто, да к тому же еще и набухшее — жена в нем вчера купалась.— Пан священник, есть корыто! — Мужик хлопает себя в грудь.—У меня корыто! Пан священник, потерпите чуток, и у нас будет корыто для колоды!
А тот маленький, конопат конопатый, все еще шурует граблями в растворе, но вдруг оглядывается и видит — сосед его куда-то бежит, тут и он ускоряет темп, и, чем быстрее сосед перебирает ногами, тем проворней конопат конопатый орудует мотыгой, ибо грабли у пего и вправду сменились мотыгой, и он окапывает, окапывает, вот уже и вторую гряду окопал, и, ежели так дело пойдет, он минут через десять со всем полем.
Священник — своим прихожанам: — Видите? Стоит человеку захотеть — все ему но плечу. Вот мы поднажали и сразу отыскали колоду. Где-то люди гибнут, воюют друг против друга, а мы тут, в Церовой, костел строим. Колоду собираемся делать. Спаситель к нам милостив! Возблагодарим же господа за милость его!
— Ох вы ж и проказник, преподобный отец! — улыбается синдик.— Вы и над самим господом нашим подтруниваете. Еще и отца небесного подстрекаете. Это мне по душе. В кои-то веки и всевышний, может, развеселится.
— А вы думаете, господь бог шуток не любит? — ухмыляется причетник.— Он ведь и Адама сотворил шутки ради.
— А вообще, как живете? — спрашивает синдик.— Что нового? Преподобный отец, что слышно? Конца войны еще не видать? Уж вам-то непременно должно быть известно.
— Не знаю, право, не знаю,— вертит головой священник.— Я и то ничего не знаю. Мой отец всегда, бывало, говорил: беда в дом — малые дети под стол! Иной раз мне кажется, что оно так и есть — будто сидим мы под столом и пикнуть боимся. Сперва-то мы вообразили себе, что другим стало хуже, а нам — лучше, кое в чем оно и впрямь стало лучше, но, стоит высунуться, либо вас сразу по носу щелкнут, либо сзади кто-то наступит на пятки. Боюсь, еще придется нам всяко вывертываться,
— Я тоже так думаю,— соглашается синдик.— Такой уж мы народ. Только и знаем, что вывертываемся. Когда господь нам пашу землю пожаловал, верно, на карту забыл поглядеть.
— Нет, я с этим не согласен,— возражает причетник.— Разве позор какой лежит на нашей земле? Не надо было ему телят сотворить.
Крестьянин, что пожертвовал молодого бычка на костел, весь передернулся:
— Ишь как! Ты поосторожней! А то еще случаем на меня кто в пну свалит!
— Ну, ну, ну! — успокаивает их священник.— Однако не будем тут ссориться. Как станет совсем плохо, спрячемся в костеле, может, стороной все и пронесет!
Кто-то замечает: — А вон и корыто1 Смотрите! Люди, столпившись вокруг священника, указывают па мужика с корытом: — Паи священник, корыто!
— Ну и бежит! Ого, как бежит! Корыто, корыто, святой отец, корыто! Глядите, глядите, вот и корыто!
— Вижу, вижу, вижу!
— Ну и бежит!
— Вот это чешет!
— Ну п дует!
— Вот это ловко!
— Корыто что надо!
— Ну и чешет!
— А вы думали, он бегать не умеет! Он во как чешет!
— А почему бы ему не уметь?
— Еще как бегает!
— Еще как бегает. Скорый на ногу.
— Скорый на ногу, оттого так и бежит.
— Сколько раз уж так бегал. Сколько раз! Мы вместе!
— Они бегали!
— Здорово ты сегодня бежал! Ого, как бежал! Ну ты и разбежался, несся как угорелый!
— Молодец!
— Молодец!
— Стоящее корыто!
— Прыткий малый!
— Ей-ей, у тебя и впрямь корыто что надо! Нынче 1Ы здорово бежал, так бежал, что аж вспотел весь, ох и пришлось же тебе попотеть, а молодец, молодец! Корыто раздобыл, да и подналег здорово — сегодня ты молодец.
Мужик с корытом взбирается на леса. Вскоре он среди каменщиков, потный, запыхавшийся, едва не давится словами: — Вот оно... корыто! Можете... начинать!
Каменщики не двигаются. Мастер говорит: — Не можем мы начать.
Крестьянин таращит на них глаза: — Н-иовое!..--- Он показывает на корыто. — Вчера вечером у жены... оно на-на-на-набухло... Оно набухшее!
Каменщики гогочут:—Что нам до того, что было вчера? Нам полное корыто подавай. Нам надо знать, набухло ли оно как положено.
— Вам в-воды? — спрашивает мужик. Пот катится с него, он утирается обеими руками. — Сейчас принесу воды и... и... оно набухнет!
— К чему нам воды? Какая при воде работа? Надо, чтоб корыто и колода честь по чести набухли! — Мастер-каменщик встает.—Ребята, айда. Придется ставить костел без колоды!
Крестьянин пугается. Переводит взгляд с одного на другого. В/друг его осеняет: — А-а, понятно! — смеется он.— Вот когда дело пойдет! Набухнет оно, набухнет, стоит только сказать! Раз колода, то надо... смочить ее!
Десять минут спустя на лесах стоит корыто, полное вина, есть и закусить чем... Каменщики едят, пьют, пою г, никто их потревожить не смеет. По очереди наклоняясь к корыту, они вволю отхлебывают.
К обеду все в стельку, лежат словно колоды. Мастер с великим трудом подымается, пытается еще глотнуть из корыта, но только . обливает себя. Бормоча что-то нос, он изо всех сил толкает корыто и сбрасывает его вниз. Потом приваливается к остальным и вскоре начинает храпеть.
К пяти часам они просыпаются.—Вставайте, братцы! С колодой мы управились, теперь что упустили, должны наверстать!
Священник выглядывает из окна прихода: — Так вот, значит, что за колода! Нечестивцы! Устроили себе тут колода !
9
Работа продвигается. Церовчане глаз почти не смыкают. То бегут в поле, то копошатся в саду, а между тем нет да и завернут к костелу — там все еще нужна помощь.
Плотники уже подняли кровлю, теперь другая на очереди — полувальма над ризницей или, скорей, полувальмочка, ибо ризница -— всего лишь низенькая пристройка к стене возле алтарной части. Кровли друг друга не касаются: гребень полувальмы подходит как раз под сток главной двускатной кровли. Была бы ризница больше да стены повыше, допустим достигали бы высоты стен нефа, то можно было -бы говорить об угловой кровле, о кровле на два ската, в которой обе кровли прилегают друг к другу; стыкуются они в так называемом разжелобке, или ендове, и создают одно целое. Такое решение было б, конечно, занятным, Гульданы могли бы в разжелобке немного повозиться. Само собой, двускатных крыш у них за спиной не перечесть, по прежде дело касалось построек поменьше со средними подпорками, ну скажем деревенских домушек, которые, известно, разделены внутренними перегородками, ибо каждому хозяину хочется заглянуть и в горницу, и в кухню, даже в кладовую, в которой всегда найдется чем полакомиться (это ведомо и мышам, а потому не лишне поставить мышеловку). Иногда в доме появляются орехи — «сольбар» или «лайштайн», их надо упрятать в чулан, чтобы дети не съели. Имущий человек хочет, чтобы была и парадная, воскресная горница, в которой, стоит самая красивая мебель; хозяин, коли в воскресенье гость не наведается, моя^ет тут и кое-что почитать: «Посланца божьего сердца Иисусова», «Словака»', «Святое семейство», «Друга деток», «Католическую газе-, ту», «Сердце золотых часов», «Семь ступенек до неба», Нонпи и Маннп», «Школяра Кайя Маржика», «Ичко Шибал ьского», «Когда оживут руины» или о той графине, что влюбилась в графа, а потом, когда они поженились, то не смогли народить детей; здесь есть также «Сигнал», «Красоты Словакии», «Жертва тайны исповеди», «Александр и Александра», «Сердце Данко», «Кровь и песок», сказки «Тысяча и одна ночь», «Будкачик и Дубкачик», или та самая книжка, где написано: «море женкой моряку, корабль ему домом, далеко Ямайка, пойдем, будем знакомы!» Есть там и книжка, как Иисус Христос ходил со святым Петром по земле и святой Петр хотел Иисуса Христа околпачить, но у него ничего не вышло. Можно и стихи почитать. Например, вот Рильке. Уже само имя толкает к рифме: на шпильке! Проза есть проза, так и прет на человека. Читаете что-нибудь о топ самой графине, и вдруг вам примстится, что вы схватили ее за ляжку. Тогда лучше бросить читать или несколько страниц проскочить. Если наткнетесь на какое-нибудь сражение, тогда все возместится. Убиение, это уже не так опасно. Четыре раза кряду можете прочитать, как кому-то вспороли живот, и никто этим не возмутится, напротив, такое вспарывание живота можно даже объявить геройским поступком. Но хватать кого-то за ляжку, упаси бог! Запретить, и баста! Лучше писать о подвигах. Но мы-то хорошо знаем, какие мы писатели. О подвигах мы почти что не поминаем: болтаем, несем всякий вздор, и вдруг нате вам —- подвиг! А разделаемся с ним, снова болтаем, будто только и помышляем о том, как бы подвиг свести на нет. К дьяволу такое! Уж если я о чем напишу, то напишу как положено:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90