— Недавно барышня Баочай сделала ему замечание, так он даже не дослушал, кашлянул с досады и ушел. Не подумал, что она может оскорбиться. Барышня Баочай покраснела от смущения. А будь на ее месте барышня Дайюй! Представляю себе, сколько было бы пролито слез! Уже за одно то, что барышня Баочай сдержалась, она достойна уважения! Я думала, она рассердится, но мои опасения оказались напрасными. Барышня Баочай поистине великодушна. Но Баоюй этого не оценил и стал ее избегать! А вот к барышне Дайюй всякий раз бегает просить прощения.— Дайюй никогда не говорила глупостей! — отрезал Баоюй. — Иначе я давно поссорился бы с ней!— Значит, ты считаешь, что это глупости? — спросили Сянъюнь и Сижэнь.Дайюй, надо вам сказать, знала о приезде Сянъюнь и была уверена, что Баоюй сразу побежит к ней и заведет разговор о цилине. Поэтому она подумала:«В последнее время Баоюй увлекается чтением частных жизнеописаний и неофициальных историй выдающихся людей и знаменитых красавиц, которые соединяли свою судьбу с помощью различных безделушек: утки с селезнем, фениксов, яшмовых колец и золотых подвесок; платков и поясов. Эти пустяковые вещицы способствовали соединению влюбленных!»Заметив у Баоюя золотого цилиня, Дайюй испугалась, что эта безделушка может отдалить от нее Баоюя, который совершит с Сянъюнь то, о чем говорится в любовных романах. Поэтому она тоже пошла к Сижэнь, чтобы узнать, что да как, но в комнату не вошла, а осталась за дверью. Она не ожидала, что Сянъюнь заведет речь о житейских делах, а Баоюй скажет: «Дайюй никогда не говорит подобных глупостей, иначе я давно поссорился бы с ней!»Эти слова и обрадовали, и встревожили Дайюй, и она невольно вздохнула. Разумеется, хорошо, что в Баоюе она не ошиблась, что он и в самом деле верный, преданный друг. Но зачем он так открыто говорит о своих самых заветных чувствах? И в то же время дружит с остальными девушками! И потом, эти разговоры о «золоте» и «яшме»! Яшма касается только их двоих. А при чем здесь Баочай? Затем Дайюй вспомнила, что рано осиротела и, хотя родственники о ней заботятся, она все равно одинока.Дайюй жила в постоянной тревоге, и это усугубляло ее болезнь. Врач сказал, что слабое дыхание и малокровие могут привести к чахотке. Значит, ей не прожить долго. Но стань Баоюй другом ее жизни, она не была бы так несчастна!От этих печальных мыслей на глаза навернулись слезы. Дайюй так и не решилась войти и, утирая слезы, ушла.Баоюй между тем оделся и вышел из дому. Заметив впереди Дайюй, которая медленно шла, утирая слезы, он подбежал к ней и спросил:— Куда направляешься, сестрица? Ты снова плачешь! Кто тебя обидел?Дайюй через силу улыбнулась.— Я не плачу.— Неправда! У тебя глаза мокрые! — Баоюй хотел вытереть ей слезы, но Дайюй отстранилась, сказав:— Опять, видно, собрался умирать! Нечего распускать руки!— Прости меня, сестрица, — произнес Баоюй, — это я случайно! Забыл, что речь идет о жизни и смерти.— Стоит ли говорить о смерти! — язвительно заметила Дайюй. — Хотела бы я знать, что было бы с тобой, потеряй ты золото или цилиня!Эти слова задели Баоюя за живое, и, подойдя вплотную к девушке, он спросил:— Ну что ты без конца твердишь одно и то же? Хочешь рассердить меня или накликать на мою голову беду?Вспомнив о недавней ссоре, Дайюй пожалела о сказанном и примирительно произнесла:— Не сердись, я не хотела тебя обидеть. Ну что такого я сказала? Погляди, у тебя от волнения даже все жилы вздулись и на лице выступил пот!Она вынула платочек и принялась вытирать Баоюю лицо. Тот долго в упор смотрел на нее, а потом сказал:— Напрасно ты беспокоишься!— А разве я беспокоюсь? — удивилась Дайюй. — Объясни, почему я должна беспокоиться?— Неужто ты меня не поняла? — Баоюй вздохнул. — И все мои чувства напрасны? А может быть, я тебя не понимаю? Тогда нечего удивляться, что ты постоянно на меня сердишься!..— Я и в самом деле не поняла, о каком беспокойстве ты говоришь, — уверяла Дайюй.— Эх, сестрица! — покачал головой Баоюй. — Уж лучше бы ты меня не обманывала! Но если ты действительно не поняла, о чем идет речь, значит, я не только понапрасну изливал свои чувства, но и обманулся в твоих. Ведь ты болеешь только потому, что все время обо мне беспокоишься. Тебе вредно волноваться, от этого болезнь обостряется.На Дайюй эти слова подействовали, как удар грома, до того искренними они были, исторгнутыми из самой глубины души. Она хотела что-то ответить, но не могла, только смотрела на Баоюя широко раскрытыми глазами. Баоюю тоже хотелось ей сказать о многом, но он до того растерялся, что слова не мог вымолвить.Так они долго стояли, потом Дайюй кашлянула, из глаз ее покатились слезы, и она зашагала прочь.Баоюй бросился за ней.— Дорогая сестрица, постой! Позволь сказать тебе хоть слово!Дайюй оттолкнула его:— Что ты мне можешь сказать? Я все давно знаю!И, даже не оглянувшись, она пошла дальше. Баоюй, оторопев, смотрел ей вслед.Баоюй, надо вам сказать, уходил из дому с такой поспешностью, что даже забыл веер, и Сижэнь, схватив его, бросилась за Баоюем вдогонку. Вдруг она заметила, что Баоюй о чем-то беседует с Дайюй, потом Дайюй неожиданно ушла, а Баоюй так и остался стоять на месте. Сижэнь подошла к нему и сказала:— Как же ты ушел без веера? Хорошо, что я заметила и догнала тебя!Баоюй, поглощенный своими мыслями, даже не заметил, кто перед ним, и задумчиво произнес:— Дорогая сестрица! Сейчас впервые я набрался смелости и хочу открыть тебе свои чувства, пусть даже за это мне грозит смерть! Я тоже из-за тебя болею, хотя никому об этом не говорю. И, видимо, излечусь, лишь когда выздоровеешь ты. Даже во сне мысли о тебе не покидают меня!Эти слова удивили Сижэнь, но вместе с тем она смутилась и испугалась.— Что это ты говоришь? — она легонько толкнула Баоюя. — Что с тобой? Почему ты стоишь здесь?Поняв, что перед ним Сижэнь, Баоюй словно очнулся от сна и густо покраснел. Но ничего не ответил, взял веер и удалился в глубокой задумчивости.Сижэнь сразу поняла, к кому были обращены слова Баоюя, и подумала, что добром это не кончится. Но что могла она сделать?— О чем ты здесь размышляешь на солнцепеке? — раздался неожиданно голос Баочай.— Наблюдала, как дрались воробьи, — мгновенно нашлась Сижэнь и улыбнулась. — Так интересно!— А куда убежал брат Баоюй? Он был так взволнован, что я даже не решилась обратиться к нему.— Его позвал отец, — ответила Сижэнь.— Ай-я! — вскричала Баочай. — И зачем он ему понадобился в такую жару? Не иначе, как отец сердится и решил дать ему нагоняй!— Не думаю, — возразила Сижэнь, — вероятно, приехал какой-нибудь гость.— Значит, гость бестолковый, если приехал в такую жару вместо того, чтобы сидеть дома и наслаждаться прохладой, — заключила Баочай.— Вполне с вами согласна, — заметила Сижэнь.— Что поделывает Сянъюнь? — снова спросила Баочай.— Ничего особенного. Мы с ней немного поболтали, и я попросила ее доделать туфли, которые недавно начала шить.Баочай оглянулась и, не обнаружив никого вокруг, сказала:— Ведь ты умная девушка, неужели сразу не поняла, что дома Сянъюнь не очень-то балуют. Это видно даже по тому, как она держится. У них в семье лишнего не потратят, поэтому вышивальщиц не держат и почти все вышивают сами. Сянъюнь мне не раз намекала, что очень устает дома. А когда я прямо спросила, как они там живут, она пробормотала в ответ что-то невразумительное и на глаза ее навернулись слезы. Оно и понятно. Ведь она сирота с самого раннего детства. Мне так ее жаль!— Верно, вы правы! — вскричала Сижэнь и всплеснула руками. — Не удивительно, что, когда в прошлом месяце я попросила ее завязать для меня несколько бантов в форме бабочек, она прислала их лишь через несколько дней со служанкой, велев передать: «Прости, что плохие. Вот приеду к вам в гости — тогда получше сделаю». Теперь я поняла, что она согласилась выполнить мою просьбу лишь потому, что неудобно было отказать. Я не представляла себе, что дома ей приходится работать иногда до полуночи! Как я глупа! Знай я об этом раньше, ни за что не попросила бы!— В прошлый раз она мне сказала, — продолжала Баочай, — что ей приходится работать до поздней ночи и, если она делает что-нибудь для других, родственники недовольны.— А вот наш господин упрям. Желает, чтобы все до мелочей ему делали служанки, — сказала Сижэнь, — никого больше не признает. А у меня времени не хватает!— Не слушай ты его! — посоветовала Баочай. — Все, что нужно, заказывай вышивальщицам!— Да разве его обманешь? — махнула рукой Сижэнь. — Он сразу все видит! Нет уж, лучше я как-нибудь буду сама делать!— Подожди, я тебе помогу, — предложила Баочай.— Правда? Какое счастье! — вскричала Сижэнь. — Тогда я вечером к вам зайду.Разговор был прерван появлением старухи.— Ну что же это происходит! — говорила она взволнованно. — Барышня Цзиньчуань ни с того ни с сего утопилась в колодце!— Какая Цзиньчуань? — в один голос вскричали Баочай и Сижэнь.— Какая! У нас их что, две? — в сердцах ответила старуха. — Служанка нашей госпожи. Позавчера госпожа ее прогнала. Она вернулась домой, целый день убивалась, но некому было ее пожалеть. А сегодня исчезла. Сейчас одна служанка ходила за водой и в колодце, что в юго-восточном углу сада, заметила тело и стала звать людей. А когда вытащили, оказалось, что это Цзиньчуань! Поднялась суматоха, пробовали ее спасти, да где там!..— Странно! — покачала головой Баочай.Сижэнь вспомнила, как они были прежде дружны с Цзиньчуань, тяжело вздохнула, и глаза ее увлажнились слезами. Она возвратилась домой, а Баочай поспешила к госпоже Ван.В доме госпожи Ван стояла мертвая тишина. Сама госпожа сидела во внутренней комнате и плакала. Баочай сочла неудобным заводить разговор о Цзиньчуань и села на стул поодаль.— Ты откуда? — вдруг спросила госпожа Ван.— Из сада.— Баоюя видела?— Видела, он только что куда-то ушел.— Ты, наверное, уже знаешь о том, что случилось? — со вздохом проговорила госпожа Ван. — Цзиньчуань утопилась в колодце.Поскольку госпожа Ван сама завела разговор на эту тему, Баочай сказала:— Не пойму, с чего это ей вдруг вздумалось топиться?— Недавно она испортила мне одну вещь, я побила ее и выгнала, — стала рассказывать госпожа Ван. — А потом перестала сердиться и решила взять ее снова к себе через несколько дней. Кто мог подумать, что такое случится?! Это я во всем виновата!— Тетушка, вы всегда были добры к служанкам! — принялась успокаивать ее Баочай. — Потому и берете вину на себя! А я думаю, что не бросалась она нарочно в колодец, просто играла там, оступилась и сорвалась вниз. Ведь когда она служила у вас, для забав времени не было, а тут, обретя свободу, она стала везде ходить, все смотреть и забыла об осторожности. Пусть бы даже она расстроилась, стоило ли из-за этого бросаться в колодец? А если она это сделала, то лишь по собственной глупости, и нечего сокрушаться.— Все это так, — со вздохом произнесла госпожа Ван, — и все же на душе у меня неспокойно!— Не принимайте близко к сердцу, тетушка! Подарите на ее похороны несколько лянов серебра и считайте свой долг перед ней выполненным.— Я дала ее матери пятьдесят лянов, — проговорила госпожа Ван. — Хотела еще подарить одно или два платья твоих сестер, чтобы обрядить покойницу, но, как назло, не нашлось ни одного нового. Есть, правда, два платья, которые сшили Дайюй ко дню рождения, но я не решилась отдать их. Дайюй очень мнительная, а все уже знают, что платья сшиты для нее. Как же после этого они могут служить погребальным одеянием? В общем, я не стала скупиться и велела сшить для Цзиньчуань новое платье. Она всегда находилась при мне, и я к ней относилась как к дочери!По щекам госпожи Ван текли слезы.— Тетушка, зачем вы приказали шить платье? — сказала Баочай. — У меня есть два, совсем новых, одно можно отдать и избавить вас от хлопот. Цзиньчуань не раз надевала мои старые платья, ведь мы с ней одного роста.— Может быть, ты и права, — промолвила госпожа Ван. — Но неужели ты не боишься отдать свое платье покойнице?— Не беспокойтесь, тетушка, я никогда не была суеверной, — заявила Баочай, поднялась и пошла к себе.Госпожа Ван послала следом за ней двух служанок.Когда Баочай вернулась с платьем, она увидела рядом с госпожой Ван плачущего Баоюя. Госпожа Ван бранила его, но при появлении Баочай умолкла. Баочай сделала вид, что ничего не заметила, и молча протянула платье госпоже Ван.Госпожа Ван тотчас же велела позвать мать Цзиньчуань.О том, что произошло дальше, вы узнаете из следующей главы. Глава тридцать третья Злобный завистник распространяет гнусную клевету; непутевый сын подвергается жестоким побоям
Итак, госпожа Ван позвала мать Цзиньчуань, отдала ей платье, несколько шпилек и колец, а затем распорядилась пригласить буддийских монахинь, чтобы помолились об усопшей. Мать Цзиньчуань поклонилась, поблагодарила госпожу Ван за милость и вышла.Баоюй как раз возвращался к себе после встречи с Цзя Юйцунем, когда узнал о гибели Цзиньчуань, и очень расстроился. Госпожа Ван его поругала, но он ни слова не мог сказать в свое оправдание. Тут пришла Баочай, и он, воспользовавшись моментом, улизнул. На душе у него было так тяжело, что он места себе не находил и, бесцельно бродя, очутился у большого зала. Обогнув каменный экран, он собирался войти внутрь, как вдруг раздался грозный окрик:— Стой!Баоюй испуганно замер — перед ним был отец. Дрожь пробежала по телу Баоюя, и, вздохнув, он невольно попятился назад.— Ты что вздыхаешь? — спросил Цзя Чжэн. — Господин Цзя Юйцунь целых полдня тебя дожидался! А ты, вместо того чтобы побеседовать с ним о чем-нибудь возвышенном, болтал всякую чепуху! Что случилось? Ты чем-то встревожен?Обычно находчивый, Баоюй не мог сейчас слова вымолвить и стоял в полной растерянности. Уж очень он горевал о Цзиньчуань.Это вывело из себя Цзя Чжэна. Он уже готов был напуститься на сына, но тут появился привратник и доложил:— Из дворца Преданного и Покорнейшего светлейшего вана прибыл человек, который желает видеть лично вас, господин!Цзя Чжэн сразу заподозрил неладное и подумал:«С домом Преданного и Покорнейшего у меня никогда не было никаких отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80