Она рано останется вдовой. Отсюда и сравнение ее с цветами персика и груши, которые весной недолго цветут.

А с чем сравнить нам эту орхидею,изящно так украсившую вазу?Уж раз напрасно рассуждать, что лучше —обычная вода иль, скажем, льдина,Нет смысла с посторонними судачить,смеяться над вдовою господина… И, наконец, Баоюй увидел рисунок с изображением двухэтажных палат, в палатах повесившуюся красавицу, а ниже стихи: Не слишком ли звучит красиво:Любовь как небо! Любовь как море!Преувеличивать не надо значенье нынешних услад.Любовь порою и вульгарна, когда при обоюдном вздореОт необузданности чувства на смену ей идет разврат! Зря говорят, что от ЖунгоНеправедных происхожденье,Скорей всего в роду НингоИсточник склок и наважденья! Баоюй собрался было читать дальше, но Цзинхуань знала, как он умен и талантлив, и, опасаясь, как бы он не разгадал небесной тайны, проворно захлопнула книгу и с улыбкой сказала:— Стоит ли рыться в непонятных для тебя записях? Прогуляемся лучше, полюбуемся чудесными пейзажами!Баоюй невольно выпустил из рук книгу и последовал за Цзинхуань. Взору его представились расписные балки и резные карнизы, жемчужные занавеси и расшитые пологи, благоухающие цветы бессмертия и необыкновенные травы. Поистине великолепное место! О нем можно было бы сказать стихами: Створы красных дверей озаряющий свет,чистым золотом устланный пол.Белоснежная яшма на раме окна, —вот каков из нефрита дворец! И снова слуха Баоюя коснулся ласковый голос Цзинхуань:— Выходите скорее встречать дорогого гостя!Не успела она произнести эти слова, как появились бессмертные девы. Закружились в воздухе их рукава, затрепетали на ветру крылатые платья; красотой девы не уступали весенним цветам, чистотой и свежестью — осенней луне.Увидев Баоюя, девы недовольным тоном обратились к Цзинхуань:— Мы не знали, о каком госте идет речь, сестра, и потому вышли его встречать. Ведь вы говорили, что сегодня сюда должна явиться душа нашей младшей сестры — Пурпурной жемчужины. Мы давно ее ждем. А вы привели это грязное создание. Зачем оно оскверняет ваши владения?Смущенный Баоюй, услышав эти слова, хотел удалиться, но Цзинхуань взяла его за руку и, обращаясь к девам, молвила:— Сейчас я вам все объясню. Я как раз направлялась во дворец Жунго, навстречу Пурпурной жемчужине, когда, проходя через дворец Нинго, встретила души Жунго-гуна и Нинго-гуна. И вот они говорят мне: «С той самой поры, как стала править ныне царствующая династия, наши семьи прославились своими заслугами, из поколения в поколение наследуют богатство и титулы. Но минуло целых сто лет, счастье нашего рода кончилось, его не вернуть! Много у нас сыновей и внуков, но достойного наследника нет. Разве что внук Баоюй. Нрав у него весьма странный и необузданный, зато мальчик наделен умом и талантом. Вот только некому его наставить на путь истинный. Теперь же мы уповаем на вас. И если вы покажете ему всю пагубность мирских соблазнов и поможете вступить на путь истинный, счастью нашему не будет предела!» Они так умоляли меня, что я пожалела их и решила привести Баоюя сюда. Сначала подшутила над ним, разрешила полистать книгу судеб девушек его семьи, но он ничего не понял, — так пусть здесь, у нас, испытает могучую силу страсти. Быть может, тогда прозреет.С этими словами фея ввела Баоюя в покои.— Что здесь за аромат? — спросил Баоюй, ощутив какой-то неведомый ему запах.— Это — аромат ароматов настоянной на душистом масле жемчужных деревьев редчайшей травы, произрастающей в волшебных горах. Ничего подобного нет в мире, где ты обитаешь, ибо мир этот погряз в скверне. — Цзинхуань холодно усмехнулась.Баоюю оставалось лишь удивляться и восхищаться.Когда они сели, служанка подала чай, необыкновенно прозрачный, с удивительным запахом, и Баоюй спросил, как этот чай называется.— Этот чай называется «благоуханием тысячи роз из одного чертога». Растет он в пещере Ароматов на горе Весны, — пояснила Цзинхуань, — а заварен на росе, собранной с цветов бессмертия.Баоюй, очень довольный, кивнул головой и окинул взглядом покои. Чего здесь только не было! И яшмовый цинь Цинь — китайский музыкальный инструмент.

, и драгоценные треножники, и старинные картины, и полотнища со стихами. На окнах — шелковые занавеси, справа и слева от них — парные надписи, одна особенно радовала душу: Изысканность и таинство —земля,Загадочность, необъяснимость —небо! Баоюй прочел надпись, а потом спросил Цзинхуань, как зовут бессмертных дев. Одну звали фея Безумных грез, вторую — Изливающая чувства, третью — Золотая дева, навевающая печаль, четвертую — Мудрость, измеряющая гнев и ненависть.Вскоре служанки внесли стулья и столик, расставили вино и угощения. Вот уж поистине: Рубину подобен напиток:хрустальные чаши полны!Нефритово-терпкая влага:янтарные кубки влекут! Баоюй не удержался и спросил, что за аромат у вина.— Вино это приготовлено из нектара ста цветов и десяти тысяч деревьев, — отвечала Цзинхуань, — и настояно на костях цилиня Цилинь — мифическое животное, единорог.

и молоке феникса. Потому и называется: «Десять тысяч прелестей в одном кубке».Баоюй в себя не мог прийти от восхищения.А тут еще вошли двенадцать девушек-танцовщиц и спросили у бессмертной феи, какую песню она им прикажет исполнить.— Спойте двенадцать арий из цикла «Сон в красном тереме», те, что недавно сложены, — велела Цзинхуань.Танцовщицы кивнули, ударили в таньбань Таньбань — ударный музыкальный инструмент.

, заиграли на серебряном цине, запели: «Когда при сотворенье мира еще не…», Цзинхуань их прервала:— Эти арии не похожи на арии из классических пьес в бренном мире. Там арии строго распределены между героями положительными и отрицательными, главными или второстепенными и написаны на мотивы девяти северных и южных мелодий. А наши арии либо оплакивают чью-либо судьбу, либо выражают чувства, связанные с каким-нибудь событием. Мы сочиняем арии и тут же исполняем их на музыкальных инструментах. Кто не вник в смысл нашей арии, не поймет всей ее красоты. Поэтому пусть Баоюй прочтет сначала слова арий.И Цзинхуань приказала подать Баоюю лист бумаги, на котором были написаны слова арий «Сон в красном тереме».Баоюй развернул лист и, пока девушки пели, не отрывал от него глаз.
Вступление к песням на тему «Сон в красном тереме» Когда при сотворенье мираЕще не прояснилась мгла, —Кого для томных чувств и нежныхСудьба земная избрала? Все для того, в конечном счете,Чтобы в туманах сладострастья,Когда и неба нет вокруг,И ранит солнце душу вдруг,Мы, дабы скрасить мрак ненастья,Излили горечь глупых мук…«Сна в красном тереме» мотивыПусть прозвучат на этот раз,Чтобы о золоте печалиПечалям вашим отвечалиИ яшмы жалобы могли быВсю правду донести до вас! …Чтобы о золоте печали… — Под «золотом» подразумевается Баочай, под «яшмой» — Дайюй.

Жизнь — заблуждение Жизнь — заблуждение… — Тема стихотворения — тоска Баоюя по Дайюй, которой суждено рано уйти из жизни, а также — несбывшиеся надежды Баочай.

Молва упрямо говорит:«Где золото — там и нефрит!» «Где золото, там и нефрит!» — Здесь имеются в виду сложные отношения, которые возникнут в будущем между Баоюем и Дайюй.

,А я печалюсь, что прочнейСоюз деревьев и камней! Союз деревьев и камней — намек на слова, которые Баоюю суждено в будущем произнести во сне (см. гл. XXXVI): «Разве можно верить этим буддийским и даосским монахам? Выдумали, будто яшма и золото предназначены друг для друга судьбою. Нет! Судьбой связаны только камень и дерево!»

К себе влечет напрасно взорТот, кто вознесся выше гор,являя снежный блеск …Тот, кто вознесся выше гор… — намек на Баочай.

, Напомним, кстати: над землейНебесных фей вся жизнь порой —унылый, скучный лес… Небесных фей вся жизнь порой — унылый, скучный лес… — Слово «лес» по-китайски звучит «линь». Уже это раскрывает намек на страдальческую жизнь Линь Дайюй.

Вздыхаю: в мире суетыНевластна сила красоты!Смежая веки, вечно бытьИгрушкой с пиалой? …Смежая веки, вечно быть игрушкой с пиалой… — У сунского поэта Су Ши (XI в.) в стихотворении «Вторя Ду Фу, воспеваю красавицу» есть фраза: «Смежала веки Мэн Гуан за чаем, прикрыв лицо квадратной пиалой…» Когда Мэн Гуан (эпоха Хань — 206 г. до н.э. — 220 г. н.э.) пила из квадратной пиалы чай в присутствии супруга Лян Хуна, пиала закрывала все ее лицо, до бровей, что, по разумению Лян Хуна, придавало ей вид кроткой и нежной жены. Притча о Лян Хуне и Мэн Гуан раскрывает фальшь будущих супружеских отношений Баоюя и Баочай.

Так можно мысли притупитьИ потерять покой! Зачем в печали хмуришь брови? Зачем в печали хмуришь брови? — В стихотворении предсказывается трагический исход любви Баоюя и Дайюй.

Есть, говорят, цветок волшебныйв обители святых небесной;Наичистейший, непорочный, —есть, говорят, нефрит прелестный Цветок волшебный — Дайюй; нефрит прелестный — Баоюй.

,А если к этому добавят,что не было меж ними связи,Сегодня встретиться внезапноим запретит кто-либо разве?А ежели еще отметят,что трепетные связи были, —То почему слова остались,а про любовь давно забыли?В итоге — вздохи и стенанья,но все бессмысленно и тщетно,В итоге — горькие терзанья,но все напрасно, безответно.Луна! — Но не луна на небе,а погрузившаяся в воду;Цветок! — Но не цветок воочью,а в зеркале его подобье.Подумать только! Сколько горькихжемчужин-слез еще прольется,Пока зимою эта осеньв урочный час не обернется,Пока весеннего расцветаНе оборвет внезапно лето! Баоюй никак не мог вникнуть в смысл и потому слушал рассеянно, но мелодия пьянила и наполняла душу тоской. Он не стал допытываться, как сочинили эту арию, какова ее история, и, чтобы развеять тоску, принялся читать дальше. Печалюсь: рок неотвратим Печалюсь: рок неотвратим. — Стихотворение предрекает скорую кончину Юаньчунь.

Как отрадно на сердце, когда на глазах,торжествуя, природа цветет! …торжествуя, природа цветет… — Имеется в виду возвышение семьи Цзя после ухода Юаньчунь в императорские покои и нависшая над этой семьей беда после ее кончины.

Как печально, когда за расцветом идетувяданья жестокий черед!На мирские делавзгляд мой дерзок и смел:Десять тысяч — да сгинутназойливых дел!В этой жизни тоскедолго плыть суждено,И растает душиаромат все равно…К дому отчему вновьустремляю свой взор,Но теряется путьв неприступности гор! Обращаюсь к родителям часто во сне: —Мир покинуть дороги велят,А отцу было б лучше подальше уйтиОт дворцовых чинов и наград. Отторгнута родная кровь Отторгнута родная кровь. — Стихотворение посвящено разлуке Таньчунь с родной семьей.

Одинокий парус. Ветер. Дождь.Впереди — тысячеверстный путь.Вся моя родня, мой дом и сад, —все исчезло! О былом забудь!И осталось только слезы лить…«Пусть спеша уходят годы прочь,Вам, отец и мать, скажу я так:не горюйте! Позабудьте дочь!»В жизни все имеет свой предел,встреч, разлук причины тоже есть,Мы живем на разных полюсах, —мать, отец — вдали, а дочь их — здесь…Каждому свое. Покой и миркаждый охраняет для себя.Есть ли выход, раз от вас ушла?Выхода не вижу. То — судьба! Скорбь среди веселья Ее в то время грела колыбель,а мать с отцом уже настигла смерть.Из тех людей, разряженных в шелка,красавицу кто мог тогда узреть?Стремлений тайных юношей и девона не приняла, сочтя за срам,Зато теперь Нефритовый онасобою среди туч являет Храм! …Нефритовый она собою среди туч являет Храм! — то есть ярко выделяется на фоне заурядных невест.

Ее достойной парой стать сумелкрасивый отрок с чистою душой …красивый отрок с чистою душой. — Имеется в виду Цзе Жолан, юноша из аристократической семьи, жених Сянъюнь.

,Казалось бы, что вечен их союз,как это небо вечно над землей!Но к детству повернул зловещий рок Но к детству повернул зловещий рок… — Сянъюнь с детства лишилась родителей, испытывала тяготы сиротства; переживания того времени возвратятся к ней после крушения надежд на счастливую жизнь.

,опять сгустился тягостный туман,А что же дальше? Словно облака,развеян иллюзорный Гаотан,Живительная высохла вода,исчезла, как мираж, река Сянцзян! Словно облака, развеян иллюзорный Гаотан… исчезла, как мираж, река Сянцзян… — В предисловии к оде «Дворец Гаотан» древний поэт Суп Юй упоминает о том, как однажды во время путешествия правитель (ван) княжества Чу в местности Гаотан увидел во сне снизошедшую к нему на ложе небесную фею; эта притча дала повод подразумевать под названием «Гаотан» брачную ночь молодоженов. Сянцзян — река, которая на пути из провинции Гуанси к озеру Дунтинху сливается с другими реками, меняя названия. Олицетворение превратностей любви, недолговечности супружеского счастья. Согласно одной из легенд, жены императора Шуня Нюйин и Эхуан оплакивали на берегу этой реки мужа после его кончины.

Таков итог! Всему грядет конец!уходит все и пропадает прочь!А потому терзаться ни к чему, —сколь ни терзайся — горю не помочь! Мир такого не прощает… Мир такого не прощает… — В стихотворении предсказывается судьба Мяоюй.

Подобна нежной орхидееи нравом ты и красотой,Твоих достоин дарованийне смертный, а мудрец святой!Вот как случается пороюс отверженною сиротой!Ты скажешь: «Изо рта зловоньеу тех, кто много мяса ест,А тем, кто увлечен шелками,и шелк однажды надоест!»Поднявшись над людьми, не знала,что мир коварен, зависть зла,И чистоте взамен презреньеты от бесчестных приняла!Вздохну: светильник в древнем храмеутешит лишь на склоне лет,А красный терем, нежность сердца,цветенье, — все сойдет на нет! Издревле так: в пыли и смрадебыть чистым чувствам суждено,Достойно ли нефрит отменныйбросать на илистое дно?Как много сыновей вельможныхвздыхали — и не без причин, —О том, что счастье зря теряети благородный господин! …счастье зря теряет и благородный господин… — то есть Баоюй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80