А вы привели в порядок хозяйство, деньжат подкопили, несмотря на то что умер отец. Но мало ли что может случиться, опять появятся затруднения, а вторично продать меня вы не сможете. Считайте, что я умерла. — Она всплакнула.Сижэнь была непреклонна, и мать с братом в конце концов согласились. К тому же по договору Сижэнь была продана навечно, но родные ее намеревались воспользоваться добротой господ Цзя, которые не стали бы требовать выкуп. Во дворце Жунго со служанками хорошо обращались, и девушки, прислуживавшие в комнатах старших и младших господ, были в лучшем положении, чем дочери в бедных семьях. Это, пожалуй, и явилось главной причиной того, что родные Сижэнь решили больше не думать о выкупе девушки.А уж когда приехал Баоюй и они поняли, какие отношения у молодого господина с Сижэнь, у них словно камень свалился с души и даже появились честолюбивые мечты.
Сижэнь совсем еще девочкой заметила, что у Баоюя какой-то странный характер и капризы совсем не такие, как у других детей, да и вообще много всяких причуд. Любимец бабушки, не боявшийся ни отца, ни матери, Баоюй в последнее время совсем распустился. Убедить его в чем-нибудь было невозможно, и Сижэнь, заведя разговор о выкупе, решила испытать Баоюя, чтобы потом его отчитать. Но, увидев, как он расстроился, сама пала духом.Дело в том, что Сижэнь вовсе не собиралась есть каштаны, просто она боялась, как бы не вышла такая же история, как с Цяньсюэ из-за чая, и решила отвлечь Баоюя. Приказав служанкам убрать каштаны, она пошла посмотреть, что он делает. Заметив на его лице следы слез, Сижэнь улыбнулась:— Не печалься! Если хочешь, я останусь!Баоюй сразу повеселел:— Я не могу выразить словами, как мне хочется, чтобы ты была со мной! Неужели ты не понимаешь?— Понимаю! Нам хорошо друг с другом! — с улыбкой согласилась Сижэнь. — Но если ты и в самом деле хочешь, чтобы я осталась, одного твоего желания недостаточно. Выполнишь три моих условия, я никогда с тобой не расстанусь, если даже мне будет грозить смерть!— Скорее говори, какие условия! — вскричал Баоюй. — Я повинуюсь тебе во всем. Дорогая моя, милая сестрица, не то что три, триста твоих условий я охотно выполню. Только не покидай меня, пока в один прекрасный день я не обращусь в прах! Нет! Не в прах! Прах можно осязать! Лучше в дымок, который рассеется от дуновения ветерка. Тогда ты перестанешь видеть меня, а я тебя! Вот и уйдешь куда заблагорассудится!Сижэнь поспешила зажать ему рот рукой:— Дорогой мой! Я так сказала, чтобы предостеречь тебя от глупых разговоров! А ты опять чепуху несешь!— Больше не буду! — пообещал Баоюй.— Это и есть мое первое условие! — промолвила Сижэнь.— Исправлюсь, исправлюсь! — замахал руками Баоюй. — А если опять начну говорить глупости, заткни мне рот. Что еще?Сижэнь продолжала:— Мне все равно: хочешь ты учиться или только притворяешься, но никогда не говори чего не следует отцу и посторонним людям; отец разгневается, а люди скажут, что ты глуп. Ведь как твой отец рассуждает: «Все у нас в роду учились, а мой сын не желает да еще, когда меня нет, болтает всякие глупости!» Ты ведь каждому, кто прилежно учится, даешь прозвище «книжный червь» и вдобавок говоришь: «Кроме „Минминдэ“ «Минминдэ» — книга, излагающая основы практической философии и правила, которых должен придерживаться каждый занимающийся самоусовершенствованием.

, нет интересных книг, все остальное выдумали наши предки». За это отец не только сердится, но готов поколотить тебя!— Молчи! — прервал ее с улыбкой Баоюй. — Это я по недоумию болтал всякую ерунду, впредь такое не повторится! Еще какое условие?— Не клевещи на буддийских и даосских монахов, — продолжала Сижэнь. — Не заигрывай с девушками, не слизывай помаду с их губ и вообще не предавайся мирским порокам!— Ладно, согласен! — вскричал Баоюй. — Есть еще? Говори скорее!— Это все, — ответила Сижэнь. — В общем, будь сдержаннее, не распускай себя. Выполнишь мои условия, меня даже в паланкине с восемью носильщиками отсюда не унесут!— Это уж ты слишком! — воскликнул Баоюй. — Неужели тебе мало даже паланкина с восемью носильщиками?— А что тут удивительного! — усмехнулась Сижэнь. — Надо знать свое место, а занимать чужое неинтересно, если даже и выпало бы такое счастье.Их разговор прервала Цювэнь. Она вошла и сказала:— Уже пробили третью стражу. Только что старая госпожа присылала справиться, спит ли Баоюй. Я сказала, что спит.Баоюй велел подать часы и, увидев, что скоро полночь, прополоскал рот, разделся и лег в постель.Утром Сижэнь поднялась рано, с головной болью, ощущая ломоту и жар во всем теле, глаза припухли. Какое-то время она крепилась, но потом свалилась на кан.Баоюй сказал об этом матушке Цзя, и та распорядилась позвать лекаря.— Ничего опасного, — сказал лекарь, осмотрев больную. — Примет лекарство, немного полежит, и все пройдет.Лекарь выписал рецепт, а Баоюй велел не мешкая приготовить лекарство. После того как Сижэнь его приняла, Баоюй велел укрыть ее потеплее, чтобы хорошенько пропотела, а сам отправился навестить Дайюй.Дайюй отдыхала после обеда, и служанки занимались кто чем. В доме стояла тишина.Баоюй отодвинул шелковую занавеску на дверях, вошел и принялся тормошить Дайюй:— Дорогая сестрица, не успела поесть, и сразу спать!— Пошел бы лучше прогулялся, — сказала, проснувшись, Дайюй. — Я всю ночь не спала и чувствую себя совершенно разбитой.— Усталость — пустяки, — возразил Баоюй, — а вот спать после еды вредно! Сейчас я тебя развлеку, и дремота сразу пройдет.Дайюй закрыла глаза и ответила:— Я вовсе не сплю, просто хочу отдохнуть. А ты погуляй!— Куда я пойду? С другими мне скучно, — не унимался Баоюй.— Тогда сиди смирно, — усмехнулась Дайюй, — поболтаем немного!— Я тоже лягу, — заявил Баоюй.— Ну что же, ложись!— Нет подушки, — сказал Баоюй. — Я на твою лягу!— Вот еще выдумал! — недовольно произнесла Дайюй. — Разве в соседней комнате нет подушек?! Принеси себе и ложись!Баоюй вышел и тотчас же возвратился.— Мне не надо таких подушек, — заявил он. — После каких-то грязных старух!Дайюй округлила глаза и даже приподнялась:— Ты поистине моя злая звезда! Ладно уж, возьми эту!Она бросила ему свою подушку, а себе принесла другую. Они легли рядом, лицом друг к другу.Дайюй заметила на правой щеке Баоюя красное пятнышко величиной с горошину и приняла его за царапину. Придвинулась ближе, внимательно присмотрелась, потрогала рукой и спросила:— Кто это тебя так разукрасил?Баоюй смущенно отвернулся, пряча щеку, и сказал:— Никто меня не разукрасил. Это я помогал девочкам готовить румяна, наверное, брызги попали мне на лицо.Он стал искать платок, но Дайюй вытерла ему щеку своим платочком.— Хорошими делами ты занимаешься! — проговорила она, щелкнув языком. — Занимаешься, и ладно, но зачем выставлять это напоказ? Увидит кто-нибудь — пойдут сплетни и пересуды. Дойдет до отца, и опять всем нам придется за тебя волноваться!Но Баоюй не слушал девушку, опьяненный каким-то удивительным ароматом, исходившим из ее рукава и вызывавшим истому.Баоюй попытался заглянуть в рукав, но Дайюй сказала с улыбкой:— Кто же носит в эту пору года при себе благовония?— Откуда же аромат? — не переставал удивляться Баоюй.— Не знаю. Платье висело в шкафу, может быть, оттуда?Баоюй покачал головой.— Не думаю. Это какой-то необыкновенный запах, не то что у ароматных лепешек, благовонных шариков и мускусных мешочков.— Уж не думаешь ли ты, что какой-нибудь святой архат или праведник подарил мне чудесное благовоние? — с язвительной усмешкой заметила Дайюй. — Или же я раздобыла его рецепт? Но рецепта мало, надо еще найти бутоны цветов, росу, иней и снег, чтобы его приготовить! А это могут сделать только родные братья, которых у меня нет. Так что приходится довольствоваться самыми обычными благовониями.— Стоит мне слово сказать, ты в ответ целый короб! — улыбнулся Баоюй. — Надо тебя проучить, а то ты меры не знаешь.Он поднялся, поплевал на руки и принялся щекотать Дайюй. Дайюй боялась щекотки и кричала, задыхаясь от смеха:— Не балуйся, а то рассержусь!— А будешь болтать что не следует? — улыбнулся Баоюй, отпуская ее.— Не буду! — пообещала Дайюй, поправляя прическу. И тут же сказала: — Но если у меня есть чудесный аромат, у тебя должен быть теплый аромат.Баоюй ничего не понял и спросил:— Что это за теплый аромат?— До чего же ты глуп! — вздохнула Дайюй, укоризненно покачав головой. — У тебя есть яшма, а яшме под стать лишь золото. Не годится тебе в пару тот, у кого холодный аромат, если у тебя нет теплого аромата?— Опять ты за свое? — рассмеялся Баоюй. — Ведь только что просила прощенья!Он снова потянулся к ней, собираясь пощекотать, но девушка взмолилась:— Дорогой брат, я больше не буду!— Ладно, — ответил Баоюй, — дай только понюхать твой рукав.Баоюй схватил ее руку и стал вдыхать аромат.— Тебе пора! — вдруг заявила Дайюй, отдернув руку.— Мне и в самом деле пора, но я не могу уйти, — проговорил Баоюй и снова лег.Дайюй легла рядом и закрыла лицо платочком. Баоюй принялся рассказывать ей всякие небылицы, но Дайюй будто ничего не слышала.Тогда он стал ее расспрашивать, сколько ей было лет, когда она приехала в столицу, какие пейзажи видела в пути, какие памятники старины есть в Янчжоу, каковы обычаи у тамошнего населения. Дайюй не отвечала. Баоюй испуганно подумал: «Если она уснет, непременно заболеет» — и стал громко говорить:— Ай-я-я! Я слышал, что у вас в Янчжоу, в ямыне, произошла удивительная история. Ты знаешь о ней?Серьезный тон и строгое выражение лица Баоюя ввели девушку в заблуждение, и она с любопытством спросила:— Какая история?Тут Баоюй, пряча улыбку, стал болтать все, что приходило в голову:— В Янчжоу есть гора Дай, а в горе — пещера Линь.— Хватит врать! — рассмеялась Дайюй. — Нет такой горы!— А ты что, знаешь все горы и реки Поднебесной? — спросил Баоюй. — Погоди, я договорю до конца, а потом ты скажешь.— Ладно, — махнула рукой Дайюй.Баоюй продолжал фантазировать:— В пещере Линь жили оборотни крыс. Однажды, в седьмой день последнего месяца года, царь крыс поднялся на трон и стал держать совет со своими подданными. «Завтра восьмое число, — промолвил он, — все варят рис к празднику. Надо воспользоваться случаем и натаскать. И еще у нас в пещерах не хватает фруктов». Царь крыс вынул указующую стрелу и послал одного смышленого крысенка на разведку. Крысенок возвратился и доложил: «Я побывал везде. Больше всего фруктов и зерна собрано в храме у подножья горы». Царь крыс спросил: «Много ли фруктов и зерна и какие сорта?» — «Риса и бобов полны амбары, — отвечал крысенок. — А фрукты и овощи пяти сортов — красные финики, каштаны, земляной орех, водяной орех и ароматный батат». Царь крыс обрадовался, быстро вынул властную стрелу и спросил: «Кто пойдет воровать рис?» Тотчас же вызвалась одна из крыс. «Кто пойдет воровать бобы?» — снова спросил царь, вытаскивая еще одну стрелу. Вызвалась другая крыса. Остальные тоже получили приказания. Некому только было идти за ароматным бататом. Царь снова вытащил стрелу и спросил:«Ну, а кто пойдет красть ароматный батат?» Тут выбежал вперед маленький тощий крысенок: «Я пойду».Царь, да и остальные крысы, не соглашались его отпускать, думали, он слабый, неопытный и трусливый. Но крысенок сказал: «Пусть я мал и немощен телом, зато знаю магические заклинания, остер на язык и смекалист. Поэтому справлюсь лучше других!»«Неужели?» — не верили крысы. «А у меня свой способ красть, — заявил крысенок. — Встряхнусь, превращусь в клубень батата и буду его потихоньку таскать, пока весь не перетаскаю. Никто и не заметит. По крайней мере это лучше, чем воровать или отнимать силой!»Тут крысы сказали: «Все это хорошо, но покажи нам сначала, как ты сможешь превратиться в батат!» Крысенок засмеялся: «Очень просто, смотрите». Он встряхнулся и тут же превратился в прелестную маленькую барышню. Крысы зашумели: «Нет, не годится! Ведь ты обещал превратиться в батат, а стал барышней».Крысенок снова встряхнулся, принял свой прежний вид и сказал:«Ничего, оказывается, вы не знаете! Ведь „ароматный батат“ — это ароматная яшма …ароматная яшма. — В данном случае слова «ароматная яшма» и «ароматный батат» звучат одинаково — «сянъюй» и содержат намек на Дайюй, второй иероглиф имени которой, «юй», означает — «яшма».

, дочь сборщика соляного налога господина Линя!»Дайюй повернулась и даже привстала, вскричав:— Ох, и задам же я тебе, болтуну! Узнаешь, как надо мной смеяться!Дайюй надулась, и Баоюй стал просить у нее прощения:— Милая сестрица, извини! Я больше не буду! Не я виноват — волшебный запах, который исходил от тебя, он напомнил мне это древнее предание.— Подшутил надо мной, а теперь говоришь, что это древнее предание! — возмутилась Дайюй.Не успела она это сказать, как на пороге появилась Баочай и со смехом спросила:— Кто это здесь рассказывает древние предания?— Сама посмотри! — ответила Дайюй. — Кто еще здесь может болтать? Поиздевался надо мной, а свалил все на древние предания!— Ах, так это брат Баоюй! — воскликнула Баочай. — Тому, что он знает древние предания, я не удивляюсь! Жаль только, что в нужный момент они вылетают у него из головы. Третьего дня не мог вспомнить стихотворение «Листья банана», которое каждому известно. Даже вспотел, хотя остальные дрожали от холода. А сейчас, значит, у него с памятью все в порядке!— Амитаба! — воскликнула Дайюй. — Спасибо, сестрица! Ты всегда знаешь, что сказать! За словом в карман не полезешь!Неожиданно в комнате Баоюя послышался шум. Если вам интересно знать, что там произошло, прочтите следующую главу. Глава двадцатая Ван Сифэн поносит завистливого Цзя Хуаня; Линь Дайюй насмехается над картавой Сянъюнь
Итак, как раз когда Баоюй рассказывал Дайюй историю о крысах-оборотнях, неожиданно вошла Баочай и стала насмехаться над Баоюем, который во время Праздника фонарей никак не мог вспомнить выражение «зеленый воск». Между братом и сестрами завязалась веселая шутливая беседа.Баоюй больше не опасался, что Дайюй сразу после обеда заснет и ночью ей будет нехорошо, — втроем с Баочай они шутили и смеялись, и сонливость Дайюй будто рукой сняло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80