Огляделась — вокруг ни души, лишь пестреют цветы да щебечут на разные голоса птицы. Она пошла дальше, куда глаза глядят, и очутилась у двора Наслаждения пурпуром. Здесь несколько служанок черпали воду и наблюдали, как на террасе купаются попугайчики. Из дома доносился смех. Там были Баоюй, Ли Вань, Фэнцзе и Баочай. При появлении Дайюй все рассмеялись:— Ну вот, и опять они вместе!— О, сегодня все в сборе! — Дайюй тоже засмеялась. — Кто же рассылал приглашения?— Барышня, — осведомилась Фэнцзе, — ты пробовала чай, который я прислала? Понравился?— Ах, совсем забыла! — воскликнула Дайюй. — Весьма благодарна вам за внимание.— Я тоже пробовал этот чай, мне он не по вкусу, — отозвался Баоюй. — Не знаю, как остальным.— Он неплохой, — заметила Баочай.— Этот чай привезен в дань из Сиама, — пояснила Фэнцзе. — Мне он тоже не очень понравился, даже нашему обычному уступает.— А мне понравился, — заявила Дайюй, — не знаю, почему он вам не по вкусу.— Если понравился, забери и мой, — предложил Баоюй.— У меня много этого чая, — добавила Фэнцзе.— Хорошо, я пришлю служанку, — сказала Дайюй.— Не надо, — ответила Фэнцзе. — Хочу завтра кое о чем тебя попросить, а заодно велю отнести чай.— Вы только послушайте! — вскричала Дайюй. — Стоило мне выпить чашку ее чая, как она уже распоряжается!Фэнцзе рассмеялась:— Чай наш пьешь, а замуж за наших родственников не идешь?Все расхохотались. Дайюй густо покраснела и отвернулась, не сказав ни слова.— А вы, тетушка, мастерица шутить! — заметила Баочай.— Хороша шутка! — зло возразила Дайюй. — Просто одна из ее жалких острот, которые всем давно надоели! — Дайюй даже плюнула с досады.— Разве выйти за кого-нибудь из наших родственников оскорбительно? — с улыбкой спросила Фэнцзе и, кивнув на Баоюя, добавила: — Может быть, и он тебе не пара? Родословная не подходит? Или положение недостаточно высокое? Что, скажи, ниже твоего достоинства?Дайюй встала и собралась уходить.— Смотрите-ка, Чернобровка рассердилась! — воскликнула Баочай. — Куда ты? Ведь нет причин обижаться.Она хотела удержать Дайюй, но в дверях столкнулась с наложницами Чжао и Чжоу, которые пришли навестить Баоюя. Баоюй и девушки поднялись им навстречу, пригласили сесть, только Фэнцзе оставалась на месте, не обращая на женщин ни малейшего внимания.Едва Баочай собралась завести разговор, как на пороге появилась служанка госпожи Ван и доложила:— Пожаловала жена господина Ван Цзытэна, и наша госпожа приглашает барышень к себе.Ли Вань и Фэнцзе поспешили к госпоже Ван. Наложницы тоже ушли.— Я не выхожу из дома, — крикнул им вслед Баоюй, — но супруге моего дяди Ван Цзытэна передайте, чтобы не утруждала себя и не приходила сюда.— Сестрица, — обратился он к Дайюй, — останься, я хочу с тобой поговорить!Фэнцзе повернулась к Дайюй:— Вернись, с тобой хотят поговорить.Она тихонько втолкнула Дайюй в комнату, а сама вместе с Ли Вань удалилась.Баоюй, смеясь, схватил Дайюй за руку и молча смотрел на нее. Дайюй покраснела, попыталась вырваться.— Ой-ой-ой! — вдруг закричал Баоюй. — Голова болит!— И поделом! — ответила Дайюй.Неожиданно Баоюй вскочил и стал высоко подпрыгивать, бормоча всякий вздор.Перепуганная Дайюй вместе со служанками побежала к матушке Цзя и госпоже Ван, где в это время находилась и жена Ван Цзытэна, и они втроем поспешили к Баоюю. А тот, с ножом в одной руке и палкой в другой, бросался на окружающих, круша и переворачивая все, что попадалось под руку.При виде такой картины матушка Цзя и госпожа Ван задрожали от страха, стали плакать и причитать: «мальчик», «родной». Переполошился весь дом, в сад прибежали и господа, и слуги. Все были в полной растерянности, не зная, что предпринять.И вдруг в саду появилась Фэнцзе. Она размахивала сверкающим кинжалом, гонялась за попадавшимися на пути курами и собаками и уже готова была броситься на людей, страшно тараща глаза, но жена Чжоу Жуя поспешила привести в сад несколько женщин посильнее. Они отобрали у Фэнцзе кинжал и отвели ее в дом. Пинъэр и Фэнъэр громко кричали, Цзя Чжэн места себе не находил от волнения.Пошли толки и пересуды: одни советовали совершить обряд изгнания нечистой силы …обряд изгнания нечистой силы — ритуал свершения жертвоприношений злым духам, чтобы покинули тело больного.

, другие — позвать кудесника, третьи — пригласить из храма Яшмового владыки даоса Чжана, умевшего изгонять злых духов. Шумели долго, устраивали молебствия, произносили заклинания, перепробовали все лекарства, но ничего не помогало.На закате уехала жена Ван Цзытэна.На следующий день явился сам Ван Цзытэн справиться о состоянии больных. Приезжали родственники из семьи Ши хоу, братья госпожи Син и многие другие. Кто привозил наговорную воду, кто рекомендовал буддийских и даосских монахов, кто — опытных врачей.Фэнцзе и Баоюй лишились рассудка и никого не узнавали. Они лежали, разметавшись в жару, и бредили. К ночи им стало хуже. Служанки боялись к ним приближаться. Поэтому пришлось перенести их наверх, в комнату госпожи Ван, и приставить людей для постоянного дежурства у постели.Матушка Цзя, госпожа Ван, госпожа Син и тетушка Сюэ не отходили от больных и все время плакали. Цзя Шэ и Цзя Чжэн, опасаясь за здоровье матушки Цзя, тоже бодрствовали по ночам и не давали покоя никому из домашних.Цзя Шэ созвал откуда только можно буддийских и даосских монахов, но Цзя Чжэн, видя, что от них нет никакого толку, сказал:— На все воля Неба, бороться с судьбой бесполезно. Мы испробовали все способы, но ни один не помог. Придется, видно, смириться!Но Цзя Шэ никак не мог успокоиться.Прошло три дня, Фэнцзе и Баоюй лежали неподвижно, почти бездыханные. Пошли разговоры о том, что надежды на выздоровление нет и надо подумать о похоронах. Матушка Цзя, госпожа Ван, Цзя Лянь, Пинъэр и Сижэнь безутешно рыдали. Только наложница Чжао, притворяясь печальной, в душе ликовала.На четвертое утро Баоюй широко открыл глаза и, глядя на матушку Цзя, сказал:— Больше я не буду жить в вашем доме, скорее проводите меня отсюда!Матушке Цзя показалось, будто у нее вырвали сердце. Наложница Чжао, стоявшая рядом, принялась ее уговаривать:— Не надо так убиваться, почтенная госпожа! Мальчик не выживет, так не лучше ли как следует обрядить его, и пусть он спокойно уйдет из этого мира. По крайней мере, избавится от страданий. А своими слезами и скорбью вы лишь увеличите его мучения в мире ином.Матушка Цзя в сердцах плюнула ей в лицо и разразилась бранью:— Подлая баба! Откуда тебе известно, что он не выживет? Может быть, ты только и мечтаешь о его смерти ради собственной корысти? Лучше не думай об этом! Если только он умрет, всю душу из тебя вытряхну! Это вы подстрекаете господина, чтобы заставлял мальчика целыми днями читать и писать! Запугали так, что сын от родного отца прячется, как мышь от кошки! Кто, как не ваша свора, строит козни? Довели мальчика до беспамятства и радуетесь! Нет, это вам так не пройдет!Она бранилась, а слезы ручьями катились из глаз. Цзя Чжэн тоже разволновался. Крикнув наложнице Чжао, чтобы убиралась, он ласково принялся утешать матушку Цзя. В этот момент на пороге появился слуга и громким голосом доложил:— Два гроба готовы!Матушке Цзя будто вонзили нож в сердце, и она испустила горестный вопль.— Кто распорядился готовить гробы? — крикнула она. — Хватайте этих людей и бейте палками до смерти!Матушка Цзя так разбушевалась, что готова была перевернуть все вверх дном.И вдруг среди этой суматохи откуда-то издалека донеслись еле различимые удары в деревянную рыбу Удары в деревянную рыбу… — Имеется в виду ритуальная деревянная рыба муюй с отверстием; частыми ударами по ней легкой деревянной палочки буддийские монахи стремились привлечь к себе внимание божества.

и послышался голос:— Слава избавляющему от возмездия и освобождающему от мирских пут всемогущему Бодхисаттве! Если кого-нибудь постигло несчастье, если нет спокойствия в доме, если кто-то одержим нечистой силой, если кому-то грозит опасность — зовите нас, и мы исцелим его!Матушка Цзя и госпожа Ван тотчас приказали слугам бежать на улицу и разузнать, кто там. Оказалось, что это буддийский монах с коростой на голове и хромой даос.Вот как выглядел буддийский монах: Сливовый нос.Брови — длинные нити волос.Свет камней драгоценных в глазах,Что подобен сиянию звезд. Ряса порвана. Туфли ветхи.Он идет, а следов — нет как нет!…Весь в пыли, да и чирей к тому ж…Вот каков он, монаха портрет! Вот каким был даосский монах: Одна нога его подъемлет,другая опускает вниз,Он с головы до ног забрызган,прилипли к телу грязь и слизь.Когда бы, встретясь, вы спросили:«Где дом родной? Где отчий край?»«От Жо-реки на запад, — скажет, —там горы высятся — Пэнлай». Цзя Чжэн велел пригласить монахов и первым делом осведомился, в каких горах они занимались самоусовершенствованием.— Вам это знать ни к чему, почтенный господин, — ответил буддийский монах. — Дошло до нас, что в вашем дворце есть страждущие, и мы пришли им помочь.— У нас двое нуждаются в помощи, — промолвил Цзя Чжэн. — Не знаю только, каким чудодейственным способом можно их исцелить.— И вы спрашиваете об этом у нас? — вмешался в разговор даос. — Ведь вы владеете редчайшей драгоценностью, она может излечить любой недуг!— Да, мой сын родился с яшмой во рту, — подтвердил Цзя Чжэн, взволнованный словами даоса, — на ней написано, что она охраняет от зла и изгоняет нечистую силу. Но мне ни разу еще не довелось испытать ее чудесные свойства!— Это потому, что в ней кроется нечто неведомое вам, почтенный господин, — пояснил буддийский монах. — Прежде «баоюй» обладала чудесными свойствами, но заключенный в ней дух ныне лишился своей волшебной силы — страсть к музыке и женщинам, жажда славы и богатства, а также прочие мирские страсти, словно сетью, опутали ее обладателя. Дайте мне эту драгоценность, я прочту над ней заклинание, и она вновь обретет свои прежние свойства.Цзя Чжэн снял с шеи Баоюя яшму и передал монахам. Буддийский монах взвесил яшму на ладони и тяжело вздохнул:— Вот уже тринадцать лет, как расстались мы с тобой у подножья хребта Цингэн! Хоть и быстротечно время в мире людском, но твои земные узы еще не оборваны! Что поделаешь, что поделаешь! Как счастлив ты был когда-то! Тебя тогда не связывало Небо,ты не был скован и земной уздой,Ни радости земные, ни печалине тяготили мир сердечный твой.С тех пор, как ты, бездушный прежде камень,одушевившись, стал на всех похож,Здесь, в мире бренном, и встречал и встретишьто, что на правду делят и на ложь. Как жаль, что ныне приходится тебе нести бремя земного существования! Налеты пудры, яркие румяна…А чистоты лучи затемнены!В неволе страждут селезень и утка …селезень и утка — символ неразлучной пары.

,за окнами, как в клетке, пленены…Но сколь бы сон глубок ни оказался,пройдет, и пробужденья час пробьет,Как сменятся пороки чистотою,так, значит, справедливость настает! Буддийский монах замолчал, несколько раз погладил яшму рукой, пробормотал что-то и, протягивая ее Цзя Чжэну, сказал:— Яшма вновь обрела чудодейственную силу, будьте осторожны и не пренебрегайте ею! Повесьте яшму в спальне мальчика, и пусть никто к ней не прикасается, кроме близких родственников. Через тридцать три дня ваш сын поправится!Цзя Чжэн распорядился подать монахам чаю, но те исчезли, и ему ничего не оставалось, как в точности выполнить все, что они велели.И в самом деле, к Фэнцзе и Баоюю вернулось сознание, с каждым днем они чувствовали себя все лучше и даже захотели есть. Только теперь матушка Цзя и госпожа Ван немного успокоились.Узнав, что Баоюй поправляется, Дайюй вознесла благодарение Будде. Глядя на нее, Баочай засмеялась.— Чему ты смеешься, сестра Баочай? — спросила Сичунь.— У Будды Татагаты забот больше, чем у любого смертного, — ответила Баочай. — К нему обращаются во всех случаях — когда надо спасти жизнь или защитить от болезней, даже когда надо устроить свадьбу. Представляешь себе, как он занят?— Нехорошие вы! — краснея, воскликнула Дайюй. — У разумных людей вы ничему не учитесь, только и знаете, что злословить, как эта болтушка Фэнцзе!Она откинула дверную занавеску и выбежала из комнаты.Если хотите узнать, что произошло потом, дорогой читатель, прочтите следующую главу. Глава двадцать шестая На мостике Осиной талии влюбленные обмениваются взглядами; у хозяйки павильона Реки Сяосян весеннее томление вызывает тоску
Через тридцать три дня Баоюй выздоровел, ожог на лице зажил, и он снова поселился в саду Роскошных зрелищ. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.
Надобно вам сказать, что Цзя Юнь дни и ночи дежурил у постели Баоюя, когда тот болел. Сяохун тоже ухаживала за больным вместе с другими служанками. Часто встречаясь друг с другом, молодые люди постепенно сблизились. Однажды Сяохун заметила у Цзя Юня платочек, очень похожий на тот, что она потеряла. Но спросить об этом юношу она постеснялась.Цзя Юнь после выздоровления Баоюя вновь стал присматривать за работами в саду. Сяохун пыталась забыть о платочке и о Цзя Юне, но не могла, а поговорить с юношей не решалась, боясь, как бы ее не заподозрили в чем-то дурном.Однажды, размышляя, что делать, она, расстроенная, сидела в комнате, как вдруг за окном кто-то ее окликнул:— Сестрица, ты здесь?Сяохун посмотрела через небольшой глазок в оконной бумаге и, увидев, что это служанка Цзяхуэй, отозвалась:— Здесь. Заходи!Цзяхуэй вбежала в комнату, села на край кровати и с улыбкой промолвила:— Мне так повезло! Я стирала во дворе, а тут вышла сестра Хуа Сижэнь и велела мне отнести в павильон Реки Сяосян чай, который Баоюй посылал барышне Линь Дайюй. А старая госпожа в это время прислала барышне деньги, и та раздавала их своим служанкам. Когда я собралась уходить, она взяла две пригоршни монет и дала мне. Я даже не знаю, сколько. Может, спрячешь их у себя?Она развернула платочек и высыпала монеты. Сяохун тщательно пересчитала их и убрала.— Как ты себя чувствуешь? — спросила Цзяхуэй. — Съездила бы домой на несколько дней, позвала лекаря, чтобы прописал лекарство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80