Глаза даоса увлажнились, а матушка Цзя печально произнесла:— Да! Я вырастила нескольких сыновей и внуков, но ни один не похож на моего покойного мужа так, как Баоюй!— Молодые господа и не представляют себе, каким был покойный Жунго-гун, — произнес даос Чжан. — Пожалуй, даже ваши сыновья плохо его помнят! — Даос громко рассмеялся и добавил:— Недавно я видел в одной семье девушку пятнадцати лет, настоящую красавицу, и подумал, что неплохо бы просватать ее за Баоюя. Девушка умна, хорошо воспитана, к тому же богата, лучшей пары и не сыщешь. Не знаю только, каково ваше мнение, почтенная госпожа! Если согласны, я готов устроить это дело.— Недавно один монах сказал, что мальчику суждено жениться, когда он будет постарше, — ответила матушка Цзя. — Вот подрастет, тогда и потолкуем. А пока разузнай все хорошенько об этой девушке. Дело не в богатстве, главное — чтобы собой была хороша. А если бедная, дадим ее родителям денег. Ведь очень трудно подыскать невесту и красивую, и с хорошим характером.Фэнцзе, находившаяся тут же, упрекнула даоса:— Ты, отец Чжан, так и не удосужился сделать талисман для моей дочки, а недавно набрался смелости и прислал ко мне людей просить кусок желтого атласа! Я не хотела давать, да побоялась тебя обидеть!Даос ответил со смехом:— Я, видно, ослеп и не заметил, что вы здесь. Талисман давно готов! Еще третьего дня я собирался прислать его вам, но, узнав, что к нам собирается госпожа, в суматохе забыл об этом… Талисман лежит перед статуей Будды, сейчас принесу.Он побежал в главный зал храма и тут же вернулся, неся поднос с красным шелковым узелком. Даос развязал узелок, вытащил талисман и передал кормилице Дацзе, а сам изъявил желание взять девочку на руки.— Ты бы так принес талисман, зачем понадобился поднос? — засмеялась Фэнцзе.— Как же можно? У меня руки не такие чистые, как поднос, — ответил Чжан.— Когда ты явился с подносом, я испугалась! — воскликнула Фэнцзе. — Думала, ты собираешься просить у нас подаяние!Тут все громко расхохотались, даже Цзя Лянь не мог сдержать улыбку.— Ах ты, мартышка! — покачала головой матушка Цзя, обернувшись к Фэнцзе. — Неужели не боишься угодить в ад, где болтунам отрезают язык?— Нас, господ, это не касается, — сказала Фэнцзе. — Но хотелось бы знать, почему он все время твердит, что надо совершать побольше добрых дел? А если не совершать, разве меньше проживешь?— Не для подаяния взял я поднос, — ответил Чжан. — Мне хотелось попросить у брата Баоюя его чудесную яшму, которую желают посмотреть пришедшие из далеких краев мой собрат по вероучению, его ученики и ученики его учеников.— И стоило из-за этого беспокоиться! — воскликнула матушка Цзя. — Взял бы да и отвел к ним Баоюя, пусть любуются его яшмой сколько хотят!— Поймите, почтенная госпожа, — возразил даос Чжан. — Благодаря вашим заботам я в свои восемьдесят лет здоров, и ступить лишний шаг для меня ничего не стоит. Зачем же утруждать брата Баоюя? Да еще в такую жару! Людей соберется много, и духота будет невыносимая.Тут матушка Цзя приказала Баоюю снять яшму и положить на поднос. Чжан с благоговейным трепетом завернул ее в шелковый платок и вышел, подняв высоко поднос и неся его перед собой.Тем временем матушка Цзя осмотрела монастырь и поднялась на башню. Здесь ее встретил Цзя Чжэнь и доложил:— Отец Чжан принес яшму.Даос с подносом в руках подошел к матушке Цзя и с улыбкой сказал:— Благодаря вашей доброте все смогли посмотреть чудесную яшму брата Баоюя, за что выражают вам благодарность и свое глубочайшее почтение. К сожалению, ни у кого из моих братьев по вероучению не оказалось на сей случай достойных подарков, и они решили поднести вам в знак уважения ритуальные вещи, помогающие им проповедовать свое учение. Ничего особенного здесь нет, но если вы позволите, пусть брат Баоюй выберет себе то, что ему по душе, а остальное, если ему будет угодно, раздаст людям.Матушка Цзя поглядела на поднос. На нем грудой лежали золотые украшения в форме полудиска, яшмовые украшения в форме полукольца, жезлы «исполнения желаний», пластинки с пожеланием благополучия, и все это было инкрустировано драгоценными каменьями, с тонкой чеканкой и отполировано до блеска. Всего на подносе лежало около сорока или пятидесяти предметов.— Зачем ты обманываешь! — упрекнула даоса матушка Цзя. — Откуда возьмутся у монахов такие дорогие вещи? Этих подарков я никак принять не могу!— Ведь они хотят выразить вам свое уважение, — смиренно произнес даос Чжан. — Я просто не посмел им помешать! Если вы откажетесь принять эти дары, почтенная госпожа, меня сочтут недостойным быть членом братства даосов.Пришлось матушке Цзя согласиться, и она распорядилась принять дары.— Конечно, нельзя отказываться, раз отец Чжан так просит, — сказал Баоюй матушке Цзя. — Но мне эти вещи ни к чему, и лучше всего раздать их бедным.— Это, пожалуй, справедливо, — согласилась матушка Цзя.Но даос Чжан запротестовал:— Конечно, очень дорогих вещей здесь нет и мне понятно желание брата Баоюя совершить доброе дело, но кто знает, в чьи руки попадут эти вещи! Не осквернят ли их? Если уж вы непременно хотите помочь бедным, дайте им денег!— Хорошо, — уступил Баоюй, — вечером я сам это сделаю.Он позвал слуг и распорядился унести подарки, после чего даос Чжан удалился.Между тем матушка Цзя и все остальные поднялись на главную башню, где и расположились, а Фэнцзе — на восточную, предоставленную в ее распоряжение. Служанки разместились поблизости, на западной башне, на случай, если понадобятся.Через некоторое время Цзя Чжэнь поднялся к матушке Цзя и сказал:— Мы только что тянули жребий, и он выпал на сцену из пьесы «Белая змея».— А о чем пьеса? — поинтересовалась матушка Цзя.— О том, как основатель династии Хань — Гаоцзу — отрубил голову Белой змее и воссел на трон, — ответил Цзя Чжэнь. — Затем будут представлены акты из пьесы «Полна кровать бамбуковых табличек».Матушка Цзя осталась довольна и кивнула головой:— Обе пьесы вполне годятся. Раз на них выпал жребий, пусть так и будет.Затем она спросила о третьей пьесе.— «Правитель Нанькэ», — ответил Цзя Чжэнь. Матушка Цзя промолчала. Цзя Чжэнь спустился вниз и распорядился, чтобы приготовили все необходимое для приношения духам, а также совершили положенные церемонии. О том, как проходило представление, мы рассказывать не будем.
Баоюй, ни на минуту не отлучавшийся от матушки Цзя, приказал подать принесенный даосом поднос, надел на шею свою яшму и от нечего делать принялся перебирать лежавшие на подносе вещи, показывая каждую матушке Цзя.Неожиданно матушка Цзя заметила среди вещей отлитого из червонного золота цилиня с головой, украшенной перьями зимородка, и, взяв его у Баоюя, с улыбкой сказала:— Точно такого цилиня я, кажется, видела у кого-то из детей!— Верно! — поддакнула Баочай. — У Сянъюнь, только у нее поменьше.— У Сянъюнь? — воскликнула матушка Цзя.— Как же так? — Баоюй тоже удивился. — Ведь Сянъюнь постоянно бывает у нас, почему, же я никогда не видел у нее ничего подобного?— Сестра Баочай не в пример тебе очень внимательна, потому и заметила, — произнесла с улыбкой Таньчунь.— Не в этом дело, — возразила Дайюй, — просто сестра Баочай всегда замечает, что на ком надето. Все, до мелочей, где уж нам с ней тягаться!Баочай сделала вид, будто не слышит.Баоюй, узнав, что у Сянъюнь есть такое же украшение, украдкой сунул цилиня за пазуху. Но тут же испугался, как бы не разгадали его мыслей, и огляделся. Однако никто ничего не заметил, кроме Дайюй, которая легким кивком головы как бы одобрила его.Баоюю стало неловко, он незаметно вынул из-за пазухи цилиня и обратился к Дайюй:— Эта вещица очень забавная, могу подарить ее тебе. Вернемся домой, повесим на шнурок, и ты наденешь!— Нашел чем удивить! — пренебрежительно ответила Дайюй.— Не хочешь — не надо, возьму себе! — проговорил Баоюй.Он снова сунул цилиня за пазуху и в этот момент увидел в дверях жену Цзя Чжэня, госпожу Ю и вторую жену Цзя Жуна, госпожу Ху. Они только сейчас приехали и сразу пошли поклониться матушке Цзя.— А вы зачем здесь? — удивилась матушка Цзя. — Ведь я от нечего делать поехала!Но едва она договорила, как на пороге появился слуга и доложил:— Приехал человек из дома военачальника Фэн Цзыина.Оказывается, в доме Фэн Цзыина стало известно, что семья Цзя устраивает молебствие в монастыре, и они решили послать в подарок благовония, чай, свиней, баранов и редкие яства.Узнав об этом, Фэнцзе поспешила к матушке Цзя и с улыбкой сказала:— Вот это да! Такое мне и в голову не могло прийти. Мы поехали просто так, а люди подумали, будто мы всерьез совершаем жертвоприношения! Даже подарки прислали! Это все вы, бабушка, затеяли! Теперь готовьте ответные подарки!Как раз в это время две служанки, приехавшие из дома Фэн Цзыина, поднялись на башню и вручили подарки матушке Цзя. Следом за ними появились слуги сановника Чжао. В общем, все родственники, близкие и дальние, друзья и знакомые, услышав, что матушка Цзя решила устроить моление в храме, поспешили поднести ей подарки.— Ведь мы только хотели развлечься, — сокрушенно вздыхала матушка Цзя. — А доставили всем столько хлопот!Остаток дня она провела в монастыре, но, вернувшись домой, заявила, что больше туда не поедет.— Дело, как говорится, надо доводить до конца. Переполошили людей — теперь терпите, — заявила Фэнцзе. — Раз уж подняли всех на ноги, так по крайней мере повеселимся как следует!Надо сказать, что Баоюй рассердился на даоса за то, что тот завел с матушкой Цзя разговор о его женитьбе, и, приехав домой, во всеуслышание заявил:— Не желаю я больше видеть этого даоса!Никто не понял, в чем дело. Вдобавок Дайюй, возвратившись из монастыря, почувствовала недомогание, и на следующий день матушка Цзя решительно отказалась ехать туда. Уехала одна Фэнцзе. Но об этом мы рассказывать не будем.
Дайюй заболела, а Баоюй лишился покоя, не ел, не пил, то и дело прибегал справляться о ее здоровье и замирал от страха при мысли, что с ней может случиться несчастье.Как-то Дайюй сказала ему:— Поехал бы лучше смотреть представление! Что сидеть дома?Баоюй, все еще возмущенный тем, что даос Чжан посмел заговорить о его женитьбе, услышав слова Дайюй, с горечью подумал:«Тем, кто не понимает, что творится у меня на душе, простительно, но зачем она насмехается надо мной?» — И он еще больше расстроился. Будь это не Дайюй, он дал бы волю своему гневу, а тут лишь опустил голову и проговорил:— Лучше бы мне не знать тебя! Но теперь уже ничего не поделаешь!— Значит, жалеешь, что узнал меня? — с холодной усмешкой произнесла Дайюй. — Еще бы! Я ведь недостойна тебя!Баоюй посмотрел ей в глаза и спросил:— Уж не призываешь ли ты со спокойной душой проклятье на мою голову?Дайюй сначала не поняла, что он хочет сказать.— Разве я вчера не поклялся тебе? — продолжал Баоюй. — Зачем же ты снова заводишь об этом речь? Даже если меня постигнет несчастье, тебе-то какая польза от этого?Только теперь Дайюй вспомнила об их разговоре накануне и пожалела о сказанном. Она разозлилась на себя, а потом, устыдившись, заплакала.— Пусть уничтожит меня Небо и покарает Земля, если я желаю тебе несчастья! — сквозь слезы произнесла она. — Да и зачем это мне? Но я понимаю, ты пришел выместить свою досаду на мне. Даос Чжан хочет сосватать тебя, а это помешает твоей женитьбе, предопределенной самим Небом!Надо сказать, что Баоюй от природы не был чужд низменных страстей. Они росли вместе с Дайюй и научились угадывать чувства и мысли друг друга. Сейчас он повзрослел, начитался простонародных книг и жизнеописаний, стал разбираться в отношениях между мужчиной и женщиной и считал, что ни одна из обитательниц женских покоев ни дома, ни у родственников не может сравниться красотой с Дайюй. И он полюбил ее. Но сказать прямо о своих чувствах не решался, а потому пускался на всякие хитрости — то радовался то гневался, — чтобы испытать Дайюй.Дайюй тоже испытывала Баоюя — то насмешками, то притворством, никогда не упуская удобного случая.Они без конца лгали друг другу, скрывая истинные мысли и чувства, но ложь, сталкиваясь с ложью, рождает истину. Поэтому Баоюй и Дайюй вечно ссорились, даже по пустякам.Вот и сейчас Баоюй подумал:«Другие меня не понимают, но ты не можешь не понять, что все мои чувства устремлены к тебе! А ты не только не хочешь меня утешить, а еще и огорчаешь своими насмешками. Значит, не любишь меня, даже думать обо мне не желаешь!»Но сказать обо всем этом Баоюй ни за что не решился бы.«Я знаю, ты любишь меня, — размышляла тем временем Дайюй. — Пусть болтают вокруг, что золоту и яшме суждено соединиться, ты и слушать этого не желаешь. Даже когда я заговорю о золоте и яшме, ты делаешь вид, будто не слышишь, значит, дорожишь мною, одну меня любишь. А стоит мне намекнуть на это — сердишься. Почему? Чтобы испытать меня, чтобы я не верила в твою любовь? Но ведь все мысли у тебя обо мне».Баоюю, глядя на нее, хотелось сказать:«Я готов на все, даже смерть приму с радостью, лишь бы ты поступила согласно моему желанию. Пойми, мы должны сблизиться. Не надо меня избегать!»И Дайюй, словно прочитав мысли Баоюя, подумала:«Заботься больше о себе, тогда я буду спокойна. Мы не должны постоянно быть вместе, чтобы все время не ссориться».Дорогой читатель, возможно, ты скажешь, что молодых людей обуревали одни и те же чувства? Пожалуй, это верно, но они были до того разными, что, стремясь сблизиться, все больше отдалялись друг от друга.Трудно описать сокровенные чувства молодых людей, поэтому расскажем лучше об их внешнем проявлении.Стоило Дайюй обмолвиться о «женитьбе, предопределенной самим Небом», как Баоюй, выйдя из себя, сорвал с шеи свою драгоценную яшму и, швырнув ее на пол, закричал:— Сейчас разобью эту дрянь вдребезги, и делу конец!Но яшма осталась целой и невредимой. Баоюй метался по комнате в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы разбить яшму.— Зачем разбивать ни в чем не повинную яшму? — сквозь слезы проговорила Дайюй. — Убей лучше меня!На шум прибежали Цзыцзюань и Сюэянь и стали их урезонивать, пытаясь отнять у Баоюя яшму, которую он нещадно колотил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80