пожалуйста, дескать, не больно-то и хотелось, а Эй
зенхауэр задавил протестующие вопли Паттона недрогнувшей рукой. И вопр
ос о статусе Голландии даже одного параграфа не занял, граница контролир
уемых сторонами территорий прошла по Рейну. О том, что Голландия была, соб
ственно говоря, независимым государством, оккупированным Германией, да
же вспоминать не стали. Русские ведь ее освободили? Освободили. Народ лик
ует? Ну, кто хочет, те ликуют, а остальные быстро научатся. Да и ведет себя со
ветская армия на негерманских территориях, надо признать, вполне прилич
но...
Нет, можно только позавидовать ситуации, когда страна может позволить се
бе плевать на мировое общественное мнение. Ведь что такое общественное м
нение, в конце концов? Негодующее поджимание губ тех, кто считает себя оче
нь культурным и цивилизованным. Дескать, когда бомбили немецкие города,
то это делалось для их же пользы Ц чтобы поскорее закончить войну и тем с
ократить жертвы среди мирного населения. А вот, говорят, русские солдаты
насилуют всех подряд, и, говорят, даже грабят и убивают местное население.
Мирное немецкое население, которое ни в чем не виновато и теперь станови
тся жертвой русского варварства. А что Польша, Чехословакия, Болгария, Юг
ославия и Дания объявили себя союзниками советской стороны, то это говор
ит лишь об их черной неблагодарности по отношению к западным, настоящим
Союзникам, которые столько для них сделали. Да, все это Ц отнюдь не официа
льная позиция. Официально, по подписываемым в Эрфурте протоколам, мы все
вместе победили Германию и теперь радостно прыгаем на ее костях. Но выше
сказанное служит как бы фоном для общего ответа на разрешение войны хоть
каким-то миром.
Есть очень хороший метод реакции на всякие негодующие вопли подобного х
арактера. Сложно, наверное, выразить его словами тем, кто не имеет специал
ьного образования и у кого язык подвешен не так, как у профессиональных д
ипломатов. Ну, если не очень церемониться, этот метод можно назвать: «Пошл
и на хрен». Мировые газеты орут, что нужно объявить крестовый поход проти
в коммунизма, невзирая ни на какие жертвы. Пусть орут Ц их президенты и пр
емьеры знают, что такой поход скорее закончится в Лиссабоне, чем в Куйбыш
еве, и поэтому не рыпаются.
Ц Советы депортировали в Сибирь тысячи чеченцев! Какое злодейство!
Ц Смотрите пункт выше. Это наше внутреннее дело. И вообще, у какого-то выс
окоморального государства половина территории колючей проволокой опу
тана, за которой сидят японцы, чьи дедушки еще в девятнадцатом веке приех
али сюда за лучшей долей.
Ц Но ведь это же совсем иначе!
Ц Ага, конечно... В любом случае пошли.
И Эренбург, чудовище в человеческом облике, написал «Убей немца» Ц како
й кошмар! Адмирал Хэлси, правда, пару лет назад провозгласил: «Убивайте яп
онцев, убивайте японцев, убивайте больше японцев» Ц но ведь это тоже сов
сем другое! Кейтель орет, что его обманули в лучших чувствах, что нельзя пр
екращать борьбу с большевистскими ордами для спасения великой германс
кой культуры и цивилизации. Пусть орет, кого сейчас волнует какой-то неме
ц? Один вон тоже много орал, теперь его челюсть в Москве хранится, и Сталин
на нее иногда с интересом смотрит. «Бедный Йорик». Кто будет много кричат
ь, рискует, что и его челюсть туда же отвезут, когда тихонько тюкнут хозяин
а по голове чем-нибудь тяжелым. Хотя это уже будет нарушением вышеуказан
ного принципа. Впрочем, можно просто заставить крикуна читать лекции в к
акой-нибудь военной академии. Про «Утерянные победы». Орите в свободное
время, господин фельдмаршал, завтра у вас лекция в десять. Опоздаете или п
лохо подготовитесь Ц останетесь без сигарет.
Сталин тихо усмехнулся своим мыслям, он любил иногда расслабиться такой
игрой. Иметь возможность раздавить кого-то, знать, что тот про это знает, и
не делать этого, оттягивать момент... Наверняка Кейтель понимает, что если
русские попросят союзничков выдать его как военного преступника, больш
их моральных терзаний у тех не случится. И все равно орет, пытается еще как
-то повлиять на их решения. Смелый человек. И несчастный. Униженный полити
ками больше, чем чисто военными поражениями. Оставленный на считанные ме
сяцы руководить маленьким обрубком разбитой Империи, выжженным, изможд
енным тотальной войной, зная, что сотни тысяч говорящих с ним на одном язы
ке людей строят коммунизм за полосой колючей проволоки, разграничивающ
ей Западную зону оккупации от Восточной. И другие сотни тысяч, взятые с ор
ужием в руках, копают каналы и валят лес, отрабатывая честным трудом свое
прошлое. А многие еще и не начали, ждут своей очереди... И ничего Кейтелю не с
делать. Через несколько месяцев заменят его на более удобного американц
ам и англичанам человека, который будет лучше понимать их собственные ин
тересы.
Любой мир, особенно из заключенных на чужой земле, лучше, чем ежедневное у
бийство подобных себе. Эйзенхауэр, когда передавал им свое предложение (
выстраданное государственными мужами, разумеется), назначил парламент
ером генерал-майора Джозефа Коллинза, «Сражающегося» или «Разящего» «Д
жо». То, что он был тезкой самого Сталина, никакого значения не имело. Инте
ресным было то, что генерал-майор оказался единственным из командиров к
орпусов 1-й американской армии, не попавшим в плен. Седьмой корпус постигл
а та же судьба, что и остальных, но самому Коллинзу удалось вырваться с час
тью штаба 4-й пехотной дивизии, и его ненавидящий взгляд навсегда остался
в памяти тех советских офицеров, кто был с ним в одной комнате, когда генер
ал передавал Константину Константиновичу пакет с бумагами за подписью
Дуайта Эйзенхауэра.
Счастье, что закончилось все это безумие. Хоть как, пусть не по-настоящему
, пусть временно, но лишь бы закончилось. Лишь бы не резать больше глотки д
руг другу. Комбинация самых разных факторов все же вернула в нормальное
русло разум тех, для кого жизни нескольких сотен тысяч солдат, сжавшихся
на дне траншей в ожидании атаки, не имеют ровным счетом никакого значени
я. Пусть не от человеколюбия, а от того, что выгода и расчет перевесили жад
ность и жестокость. Плевать. Все. Все. Кончилось это.

Корабли советской эскадры вошли в родные воды, когда соглашение о прекра
щении огня было уже подписано. Обледеневшие, покрытые, как новогодние ел
ки, вязью искрящих снеговых иголочек, просвечивающих изнутри черным, они
выглядели жутковато. Встретивший эскадру «Мурманск»
Американский легкий крейс
ер «Милуоки», переданный Советскому Союзу по ленд-лизу в счет будущего р
аздела Итальянскою флота.
со сворой эсминцев под надзором лидера «Баку» просемафорил длинну
ю речь, поздравляя с успехом. Связь была устойчивой уже несколько дней, и в
стреченная в океане подводная лодка, высветившая упертым в небо прожект
ором точку поворота, уже отстучала им свое, но семафор крейсера стал посл
едней точкой, означавшей: «Дома». На мостиках советских кораблей плакали
и смеялись серые от недосыпания и напряжения, измученные мужики, с воем о
бнимавшие друг друга. Не в привычках военных моряков демонстрировать св
ои чувства, да и вообще это не в мужских привычках, мужчины чувствуют себя
неловко даже в кино, в трогательные моменты Ц но сейчас это не имело уже н
икакого значения.
Успех... Да, это был действительно военный успех, пусть и не такой яркий, как
достигнутый на сверкающих первым снегом полях Германии, но именно он ста
л той последней каплей, которая перевесила чашу весов в федеральном окру
ге Колумбия с «нет» на «да». Вырвавшаяся из взбесившейся Атлантики русск
ая эскадра, оставившая позади себя обломки и догорающие пятна разлитой п
о воде нефти, стала фактором, который теперь нужно было учитывать каждый
раз, при планировании каждой армейской операции, при проводке каждого ко
нвоя. Лишь недавно наконец-то потонул «Тирпиц», пугало Арктики, и его заме
на сразу тремя подобными тварями напоминала впечатление, пережитое Гер
кулесом в начальной фазе общения с Гидрой.
Специалистам все это было ясно. Потопленный авианосец, потопленный стар
ый, никому не нужный крейсер и еще один, британский, близнец «Тринидада», к
расавец «Уэйкфилд» с частями 106-й дивизии, так и не увидевшей Европу, повре
жденные эсминцы и сбитые покрышевскими ребятами самолеты Ц все это был
о оплачено кровью и жизнями людей ради того, чтобы война стала слишком ст
рашной, чтобы начинать ее заново.
Они вошли на рейд все вместе, за строем «семерок», и лязг рвущихся из клюзо
в якорных цепей ознаменовал конец сиюминутного страха для тысяч выгляд
ящих на десяток лет старше своего возраста мужчин, выстроившихся вдоль б
ортов кораблей, жадно вглядывавшихся в присыпанные белым крыши домов, гд
е жили настоящие, живые люди.
Ц Тихонечко... Тихонечко... Угол, угол придерживай!
Врач «Кронштадта» шепотом, чтобы не беспокоить лежавшего без сознания п
ривязанным к корабельным носилкам старлея, руководил тройкой офицеров-
штурманов, вытягивающих раму носилок через лабиринт коридоров и трапов
Ц наверх, к свету и жизни. Двое здоровенных как быки старшин волокли пере
д ними своего товарища, такого же, как они, бугая, сцепив руки в плотный «за
мок» и чертыхаясь, когда артиллерист слишком сдавливал их шеи. Дышать с р
азведенными руками он не мог, и ему приходилось цепляться за них по очере
ди.
Это были двое последних. Старшина был не тяжелый Ц в смысле, по состоянию,
Ц но уходить без лейтенанта отказался, и лишь теперь Ляхин оставил поза
ди пустые койки в замкнутом, пропитанном надеждой и медленным ожиданием
смерти лазарете. Был еще Раговской, задержавшийся непонятно зачем в рент
генкабииете, бездумно проглядывая вороха рентгеновских негативов с си
яющими контрастными тенями засевших в тканях осколков, с извилистыми гр
аницами переломов и трещин, проходящих по черепным костям. Какие-то из вы
писанных свинцовым карандашом по краю пленки фамилий уже стали полной а
бстракцией Ц после того как носившие их люди опустились, зашитые в прос
тыни, в ледяную глубину безграничной водяной пустыни, коротким всплеско
м обозначив границу между своим пребыванием на земле и, отныне, только в ч
еловеческой памяти.
Хирург, всегда мечтавший стать акушером, достал из кармана узкий бумажны
й пакетик с последней таблеткой тибатина, которую он кому-то не дал, сбере
гая непонятно на что. «Мы с ними Ц люди в одной форме. Если не я схватил их о
сколки, значит, я им должен», Ц сказал он в опустевший позади коридор. Пот
ом он вышел к свету.

ЭПИЛОГ

...Уже почти шестьдесят лет прошло с тех дней, когда происходили все эти со
бытия. Нереальный по любым меркам срок, даже по странным меркам моего воз
раста. Думал ли я, что доживу вот уже до восьмидесяти одного? Честно говоря
, нет. Не то, чтобы меня сильно могли убить, больше, чем кого-либо другого... Не
т, конечно. Все, как говорится, под Богом ходили. Но очень многие умерли не о
т старости, нет. А про многих я и не знаю... Коля Штырь погиб в сорок девятом, е
му дали тральщик, и он успел побыть командиром. Эта команда воевала еще ле
т семь после того, как все закончилось, и зенитчики перестали на перехода
х вздрагивать от мелькнувшей на горизонте тени. Миша Зубров разбился в ш
естидесятом на машине, по-глупому, он был уже каперангом. Евгений, которог
о мы так и не начали называть Женькой, перевелся на Черноморский и осталс
я на «Отважном»... Говорили, что погиб геройски, и мы верили Ц он всегда был
серьезным парнем. И это только с моей БЧ, штурмана.
Иван Москаленко, наш дорогой командир, умер в начале семидесятых, от серд
ца, среди детей и внуков. Его вдова пережила его лет на пять, и мы каждый год
собирались у нее по-старому, вспомнить Ивана и остальных. Потом и она умер
ла, а Ивановы пацаны выросли и разъехались. Хорошие ребята, Иван мог бы ими
гордиться. У меня у самого трое, уже и правнуки растут. Я живу в старой квар
тире на Малой Посадской, которую все не могу разучиться называть «Братье
в Васильевых». В соседях на первом этаже у меня старый еврей в звании кап-
два, воевавший на «Октябрине», вся квартира у него в штурвалах, рындах и пр
очей атрибутике, раз в день я обязательно спускаюсь к нему, и мы треплемся
«за жизнь», говорим про детей, внуков, смотрим старые фотографии, обсужда
ем, как встречались командами.
Сейчас встреч уже нет, только те собираются, кто остался в Ленинграде. А бы
ло здорово все-таки. Чуть не тысяча человек приходила на праздник: с детьм
и, с внуками, с цветами. Хоть раз в два года приезжали из других городов наш
и ребята, мужики, потом старики уже. Хлопали по плечам, орали, знакомили де
тей, пили тут же за старое. На сорокалетие даже банкетный зал сняли в «Неве
», по телевизору нас показывали. Нам есть чем гордиться: фактически это на
ш поход уравнял шансы с их бомбой и дал закончить по-тихому. Хотя он все ра
вно оказался ненужным, как многие великие дела, которые мы совершали в мо
лодости...
Год назад в парикмахерской на Кировском один хмырь начал гнать, как, мол, у
краинцам половину флота отдали, дармоедам на готовое. Господи, меня как в
лицо ударили. Клянусь, в жизни никаких галлюцинаций не было, а тут как живы
е наши командиры Ц Москаленко и Осадченко с «Чапаева», и оба на меня смот
рят. Как я на него орал! Боже мой! Он что-то пытался сказать, но на меня, навер
ное, смотреть было жутко, так я слюной брызгал. «Сука! Ц кричу. Ц Ты, падал
ь, говно жрать должен наших украинцев, которые дрались, когда ты, шестерка
, еще в проекте у родителей не был!» Если бы у меня было чем, я бы его приконч
ил на месте, ей-богу. Но он, видать, решил, что я его сейчас и голыми руками пр
идушу, такой у меня вид был. Мужик рядом, главное, молодой совсем, лет тридц
ать, шагнул и у плеча моего встал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86