С
балкона он обратился к собравшимся и под восторженные крики толпы назвал
"войну позорной империалистической бойней".
Хотя Ленина встретили будто пророка, вернувшегося из изгнания в свое
отечество, ни Петроградский совдеп, ни большевики, составлявшие в нем
меньшинство, отнюдь не собирались безоговорочно принять все его призывы. В
начале февральской революции преобладавшие в Петросовете эсеры и
меньшевики полагали, что с Временным правительством следует сотрудничать,
хотя бы для того, чтобы помешать реставрации монархии. Кроме того,
согласно марксистской теории революции, для перехода от свержения
абсолютизма к диктатуре пролетариата требовался определенный период
времени. Совдеп мог расходиться с Временным правительством по вопросу о
том, где должен находиться бывший монарх - во дворце или Петропавловской
крепости - однако он поддерживал общее направление политики правительства
"в той мере, в какой оно отвечало интересам пролетариата и широким
народным массам". Программу эту впоследствии поддерживали и большевики.
Все это Ленина не устраивало. На Всероссийской конференции РСДРП на
следующий день после приезда он выступил со своими знаменитыми Апрельскими
тезисами, требуя свержения Временного правительства, роспуска милиции,
армии и бюрократического аппарата. Но, самое главное, он потребовал
положить конец войне и призвал солдат на фронте к братанию с противником.
Слова Ленина были встречены с удивлением и недовольством. Речь его
неоднократно прерывалась возмущенными возгласами, хохотом и криками:
"Чушь! Бред сумасшедшего!" Растерялись даже Молотов, один из
большевистских лидеров Петрограда, и Сталин, 26 марта вернувшийся из
сибирской ссылки. В статьях в "Правде", которую они редактировали,
подчеркивалось: прежде чем достичь последнего этапа социалистической
революции, необходимо пройти длительный период буржуазного развития.
Противники Ильича издевались над ним. Ленин слишком долго гулял по свету,
жил припеваючи за границей, говорили одни. Он не принимал участия в
свержении монархии, упрекали его вторые. Был привезен в Россию благодаря
усилиям самого деспотичного и империалистического режима, какой только
существует в Европе, заявляли третьи. Узнав, что совдеп отверг Ленина,
Временное правительство с облегчением вздохнуло. Палеолог писал: "Милюков
говорит мне сегодня [18 апреля] с сияющим видом: "Ленин вчера совершенно
провалился в Совете. Он защищал тезисы пацифизма с такой резкостью, с
такой бесцеремонностью, с такой бестактностью, что вынужден был замолчать
и уйти освистанным... Он теперь уже не оправится".
Но Милюков ошибался. Блестящий диалектик, готовый спорить всю ночь,
Ленин взял верх над своими коллегами, благодаря интеллекту и физической
выносливости. [(Вот какую характеристику дал "вождю мирового пролетариата"
французский посол:
"Утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о
невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и
жалости, жестокий и коварный, безумно гордый, Ленин отдает на службу своим
мессианистическим мечтам смелую и холодную волю, неумолимую логику,
необыкновенную силу убеждения и уменье повелевать... Он требует
революционной диктатуры рабочих и крестьянских масс; он проповедует, что у
пролетариата нет отечества, и от всей души желает поражения русской армии.
Когда его химерам противопоставляют какое-нибудь возражение, взятое из
действительности, у него на это есть великолепный ответ: "Тем хуже для
действительности". Таким образом, напрасно доказывать ему, что, если
русская армия будет уничтожена, Россия окажется добычей в когтях немецкого
победителя, который вдоволь насытившись и поиздевавшись над ней, оставит
ее в конвульсиях анархии".)]
17 мая в Петроград приехал Лейба Бронштейн - Троцкий, который до
этого жил на 162 улице в Нью-Йорке, где писал статьи для эмигрантской
газеты "Новый мир" и изучал американскую экономику, работая в НьюЙоркской
Публичной библиотеке. Формально меньшевик, через несколько недель после
своего приезда он стал сотрудничать с Лениным. Ведущим в этом тандеме был
Ленин.
Всю весну и лето Ленин, выполняя "социальный заказ", подвергал
нападкам Временное правительство. Марксистские принципы, содержавшиеся в
Апрельских тезисах, были забыты. В качестве наживки большевики выбросили
неотразимые лозунги: "Мир - народам! Земля - крестьянам! Власть - советам!"
И народ клюнул на удочку. В мае, когда Милюков заявил, что Россия
остается верной союзническим обязательствам и станет продолжать войну,
поднялся такой крик, что министр вынужден был уйти с поста. Ушел в
отставку и Гучков, а в начале июля и князь Львов. Совмещать должности
министра-председателя (премьера) и военного министра стал А.Керенский.
Требуя, чтобы Россия продолжала участвовать в войне, союзники лили
воду на мельницу Ленина. Опасаясь, что с выходом России из войны, Германия
перебросит с русского фронта на запад десятки дивизий, правительства
Великобритании, Франции и вдруг ставших воинственными Соединенных Штатов
стали оказывать мощное давление на теряющее опору Временное правительство.
В июне месяце США предложили России заем в 325 миллионов долларов. Однако
глава американской делегации Элайху Рут, поставил жестокое требование: "Не
будете воевать, не получите займа".
Подгоняемое союзниками, Временное правительство стало готовить новое
наступление. Керенский лично отправился в поездку по фронтовым частям,
призывая солдат к войне до победного конца. В начале июля русская
артиллерия начала обстрел участка галицийского фронта протяженностью в 60
с лишком верст. Впервые за всю войну у русских не было недостатка в
снарядах и вооружении, и тридцать одна русская дивизия без труда прорвала
австрийскую линию обороны. Наступление продолжалось две недели. Керенский
торжествовал. Находившийся в Красном Селе Николай Александрович попросил
священника отслужить благодарственный молебен по поводу победы русского
оружия. Но 14 июля небо затянулось тучами. Прибывшие из Германии
подкрепления остановили продвижение русских войск. Солдатские комитеты
принялись обсуждать вопрос, стоит ли продолжать наступление, и целые
дивизии топтались на месте. Когда противник предпринял контратаку, ему не
было оказано никакого сопротивления. Отступление превратилось в бегство.
Известие о провале наступления подействовало на жителей Петрограда,
как спичка, брошенная в пороховой погреб. 3/16 июля полмиллиона человек
вышло на улицы, неся кумачовые транспаранты: "Долой войну!", "Долой
Временное правительство!". Для Ленина и большевиков восстание было
неожиданностью [(Автор ошибается. Судебным следствием (оригиналы актов
следствия 25 октября 1917 года были захвачены большевиками), как указывает
Н.А.Соколов, "было установлено, что В.Ульянов (Ленин), О.Г.А.Апфельбаум
(Зиновьев), А.М.Колонтай, М.Ю.Козловский, Е.М.Гуменсон, Гельфанд (Парвус),
Я.Фюрстенберг (Куба Ганецкий), мичман Ильин (Раскольников), прапорщик
Семашко и Рошаль в 1917 году... на полученные от находящихся в войне с
Россией государств денежные средства организовали пропаганду среди
населения и войск с призывом к отказу от военных действий... и с 3 по 5
июля организовали в Петрограде вооруженное восстание, сопровождавшееся
целым рядом убийств и насилий".)], и власти подавили его. Это было
достигнуто, главным образом, тем, что среди верных правительству войск
распространялись копии документа, свидетельствующего о том, что Ленин
является германским агентом, и что цель восстания состояла в том, чтобы
нанести стране удар с тыла, в то время, как германские армии будут
наступать на фронте. Сообщение это сделало свое дело. Большевистские
опорные пункты: дворец Кшесинской, редакция "Правды", Петропавловская
крепость были атакованы и захвачены правительственными войсками. Троцкий
сдался полиции, а Ленин, проведя ночь в стогу сена, под видом паровозного
кочегара сбежал в Финляндию. Первое большевистское выступление,
впоследствии названное "июльским восстанием", провалилось. Признавая, что
оно было недостаточно подготовленным, Ленин сказал позднее, что это было
"нечто более значительное, чем демонстрация, но менее, чем революция".
Несмотря на одержанную с трудом победу, Керенский понял, сколь опасно
медлить с перевозкой царской семьи подальше от Петрограда. Еще до
восстания, навестив Николая II, новый министр-председатель предупредил
его: "Сейчас большевики хотят расправиться со мной, а потом расправятся с
вами". Он сообщил, что намерен увезти царскую семью куда-нибудь вглубь
России, подальше от клокочущей революционными страстями столицы. Николай
Александрович поинтересовался, нельзя ли отвезти их в Ливадию. Керенский
заявил, что не исключает такой возможности, но добавил, что изучает и
другие варианты. Он посоветовал царской семье приняться за упаковку вещей,
но так, чтобы не возбудить подозрений у караульных.
Узнав, что они, возможно, поедут в Ливадию, члены императорской семьи
воспряли духом. Они так шумно обсуждали предстоящее путешествие, что графу
Бенкендорфу пришлось их увещевать. Но, по мере того, как Керенский
взвешивал преимущества и недостатки крымского варианта, он все больше
понимал его нереальность. Крым был достаточно удален, татарское население
было настроено лойяльно к царской семье, на полуостров перебрались уже
многие родственники государя, в том числе вдовствующая императрица, но он
находился на расстоянии 1600 верст. Чтобы добраться до него, следовало
пересечь всю Россию, проезжая при этом густо населенные промышленные
города и сельские местности, где взбаламученные революционной пропагандой
крестьяне расправлялись с помещиками и захватывали землю. Доставить
узников в Ливадию, решил Керенский, ничуть не проще, чем в Мурманск. По
тем же причинам Керенский не решился отправить царя с семьей в орловское
поместье великого князя Михаила Александровича.
В конце концов выбор пал на Тобольск, западно-сибирский губернский
город на правом берегу Иртыша. Сибирь была выбрана не из мести, а из
соображений безопасности. [(Уместно привести мнение Н.А.Соколова: "Был
только один мотив перевоза царской семьи в Тобольск... Далекая, холодная
Сибирь - это тот край, куда некогда ссылались другие)] Северная дорога от
Урала до Сибири пролегала через тайгу, города и деревни попадались
изредка. "Я остановился на Тобольске по следующим причинам, - объяснял
впоследствии следователю Керенский. - Отдаленность Тобольска и его особое
географическое положение... немногочисленный гарнизон, отсутствие
промышленного пролетариата, состоятельные, если не сказать старомодные,
жители. Кроме того, там превосходный климат и удобный губернаторский дом,
в котором царская семья могла бы жить с некоторым комфортом".
11 августа Керенский снова приехал во дворец и, не сообщая Николаю
Александровичу места назначения, предупредил, что семейство уезжает через
несколько дней. Пусть члены его запасутся теплой одеждой. Государь
догадался, что повезут их не в Ливадию. Когда Керенский, смутившись,
принялся детально объяснять, что такое решение принято в целях
безопасности семьи, Николай Александрович прервал его и пристально
взглянул на премьера. "Я не беспокоюсь. Мы верим вам. Раз вы говорите, что
это необходимо, я уверен, что это так. Мы вам верим", - еще раз повторил
он.
Сборы были недолгими. Государь и императрица подобрали себе
спутников: в качестве фрейлины графиню Гендрикову, в качестве гофмейстера
князя Долгорукова, доктора Боткина, наставника цесаревича Пьера Жильяра и
обер-лектрису мадемуазель Шнейдер. Не все смогли поехать с государем. По
словам швейцарца, "это были граф и графиня Бенкендорф, которые, благодаря
преклонному возрасту и плохому состоянию здоровья, не могли следовать с
нами; баронесса Буксгевден, которая задержалась благодаря своей болезни и
которая должна была присоединиться к нам в Тобольске, как только позволит
это ей состояние здоровья и большое число слуг. Керенский сделал запрос
императору, не желает ли он, чтобы граф Бенкендорф был замещен. Император
ответил, если генерал Татищев отправиться разделить с ним участь в
заключении, он будет очень доволен. Исполняя желание своего государя,
генерал Татищев попросил только немного времени, чтобы устроить свои дела,
и через несколько часов он с чемоданом отправился в Царское Село. Мы
находим его в поезде в момент отхода последнего".
12 августа был день рождения Алексея Николаевича. Ему исполнилось
тринадцать лет. "По просьбе императрицы, для совершения обедни, из
Знаменской церкви принесли чудотворную икону Божией Матери", - вспоминал
Жильяр. Икону несла процессия священников, которых пропустили во дворец.
Придя в дворцовую церковь, они отслужили молебен, взыскуя у бога
благополучного путешествия для царской семьи. "Церемония была
трогательной... все обливались слезами, - вспоминал Бенкендорф. - Даже
солдаты, мне показалось, были взволнованы, целуя святой образ. Потом семья
проводила шествие до балкона и смотрела ему в след до тех пор, пока
священники не скрылись в глубине парка. Это прошлое уходит от нас, чтобы
никогда не вернуться назад, подумал я".
13 августа был последним днем пребывания императорской семьи в
Царском Селе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92