.. Он просил газеты прекратить травлю, которую они ведут против
Государя и особенно против Государыни", - записал 25 апреля в своем
дневнике Жидьяр. Керенский признался впоследствии, что все эти недели он
находился "под глубоким впечатлением непринужденных и совершенно
безыскуственных манер Николая II... Эта естественная простота, придававшая
Николаю то редкое обаяние, еще более подчеркивалась его прекрасными
глазами, его глубоким, полным грусти взглядом... Нельзя сказать, чтобы к
этим беседам он особенно уж стремился, он был вынужден встречаться со
мной... однако, бывший император никогда не выходил из душевного
равновесия и всегда вел себя крайне учтиво". Да и Николай Александрович,
отметил впоследствии Бенкендорф, проникался все большим доверием к
Керенскому. Мнение супруга разделяла и императрица. Государыня, по словам
лакея Волкова, отозвалась о нем следующим образом: "Он ничего. Он славный
человек. С ним можно говорить".
Позднее Николай Александрович так охарактеризовал Керенского: Это
человек, который любит Россию. Как жаль, что я не был знаком с нем раньше,
он был бы мне полезен".
Весной снег сошел, и вся семья начала выходить на прогулки в парк.
Дождавшись в полукруглом зале дежурного офицера с ключом, члены семейства
один за другим выходили из дворца. Императрицу везли на кресло-коляске под
взглядами праздно шатающихся солдат. Многие из них отпускали мимоходом
едкие шуточки. Подчас дело не ограничивалось шуточками: однажды, когда
государь поехал по аллее на велосипеде, какой-то солдат сунул в спицы
штык. Царь упал, и солдаты радостно заржали. Однако даже с теми, кто
оскорблял его, Николай Александрович был неизменно приветлив. В своей
книге Роберт Нильсон приводит такой случай.
"Государь, по своему обыкновению, хотел подать руку дежурному
офицеру. Последний не взял протянутой руки. Тогда Государь положил ему
руки на плечи и со слезами на глазах сказал: "Голубчик, за что же?" Снова
отступив на шаг назад, этот господин ответил: "Я из народа. Когда народ
вам протягивал руку, вы не приняли ее. Теперь я не подам вам руки".
Узнав о том, что бывший царь с семьей гуляет под охраной в парке,
вдоль ограды собирались толпы зевак. Чернь свистала и осыпала недавних
своих повелителей насмешками. Однажды дежурный офицер подошел подошел к
государю и попросил его отойти подальше, чтобы не провоцировать толпу.
Удивленный Николай Александрович заявил, что он никого не боится и что
"добрые люди ничуть не беспокоят его".
Присутствие солдат с примкнутыми штыками, возможность гулять лишь в
углу парка и, в особенности, оскорбления, которым подвергался отец, - все
это Алексей Николаевич тяжело переживал. Привыкший к тому, что к отцу
относятся с почтением, когда происходит какой-то инцидент, цесаревич
краснел.
Видя, как оскорбляют ее мужа, Александра Федоровна заливалась
краской, но держала язык за зубами. В хорошую погоду, разослав около пруда
коврик, она садилась на него. обычно ее окружали любопытствующие солдаты.
Однажды, когда сидевшая рядом с императрицей баронесса Буксгевден
поднялась, один из солдат, что-то буркнув, уселся на ее место. "Государыня
подвинулась, - писала впоследствии баронесса, - сделав мне знак молчать,
из опасения, что всю семью отправят во дворец, и дети лишаться возможности
подышать свежим воздухом. Ей показалось, что у солдата доброе лицо, и у
них завязалась беседа. Сначала солдат стал обвинять государыню в том, что
та "презирает" народ, что она не совершала поездки по России, не желает
знать, как живут в стране. Александра Федоровна спокойно объяснила ему,
что когда она была моложе, у нее было пятеро маленьких детей, которых она
сама воспитывала, и поэтому ей было некогда путешествовать. Позднее же это
стало невозможно из-за ухудшившегося здоровья. Похоже, слова эти
подействовали на солдата, и он постепенно смягчился. Он стал расспрашивать
императрицу о ее жизни, о детях, каково она относится к Германии и т.д.
Царица, без утайки ответила, что была немкой, но это было давно, в далекой
юности. А муж ее и дети русские, теперь и она сама всей душей русская. Из
опасения, что солдат станет досаждать императрице, я привела с собой
офицера и увидела, что они оживленно обсуждают вопросы религии. Когда мы
подошли, солдат поднялся и, взяв государыню за руку, произнес: "Знаете,
Александра Федоровна, я совсем иначе думал о вас. Я был о вас превратного
мнения".
В мае комендантом дворца назначается полковник Е.С.Кобылинский,
39-летний офицер лейб-гвардии Петроградского полка. Участник европейской
воины, он был ранен под Лодзью. Несмотря на ранение, вернулся на фронт и
под Гутой Старой был контужен. Он вновь вернулся на фронт, но контузия
повлекла за собой острый нефрит, и он потерял боеспособность.
Революционером полковник не был, а лишь выполнял приказ генерала
Корнилова. В своем исключительно трудном положении тюремщика он остался
предан царю и его семье и, в продолжение 12 месяцев занимая должность
начальника охраны, делал все, что мог, чтобы защитить императора и его
близких. Николай Александрович понимал всю сложность положения
Кобылинского и в письме матери из Сибири называл его своим "последним
другом".
Однако и полковнику не удавалось предотвращать инциденты, то и дело
возникавшие по вине шибко бдительной революционной солдатни. Как-то в июне
солдаты "увидели в руках Наследника его маленькую винтовку... совершенно
безвредную ввиду отсутствия специальных патронов". - пишет Н.А.Соколов.
Солдаты всполошились: "Они вооружены". Услышав шум, Алексей направился к
матери, сидевшей на траве. Спустя минуту подошли часовые и потребовали
сдать "оружие". Пьер Жильяр попытался вмешаться. Он объяснил, что это
игрушка, но солдаты отобрали винтовку и унесли с собой. Зарыдав, мальчик
беспомощно смотрел то на мать, то на наставника, но они ничем не могли
помочь ему. Возмущенный тем, что солдаты посмели обидеть ребенка,
Кобылинский разобрал винтовку и по частям передал Алексею. После этого
цесаревич играл с винтовкой лишь у себя в комнате.
Несмотря на неприятности и унижения, которые царской семье
приходилось выносить, она каждый день бывала на воздухе. Жильяр записал в
дневнике: "Воскресение, 13 мая. Уже второй день, как мы заняты устройством
огорода на лужайках парка. Мы стали снимать дерн и переносить куски дерна
на носилках, чтобы складывать его в кучи. Работаем все: царская семья, мы
и слуги, которые стали выходить с нами. Нам также пришли помогать
некоторые солдаты из охраны". В июне, когда семена были посажены, Николай
Александрович занялся распиловкой засохших деревьев, и вскоре в разных
частях парка стали появляться аккуратно сложенные поленницы дров.
По вечерам, устав от трудов, прежде чем лечь спать, все семейство
собиралось вместе. Однажды душным июльским вечером государь читал вслух
императрице и дочерям книгу. Неожиданно, вспоминает Жильяр, "входит офицер
в сопровождении двух унтер-офицеров. Он объясняет, что был вызван
выстрелом одного из часовых, который видел красные и зеленые сигналы... из
комнаты, в которой сидела царская семья... Офицер приказывает затянуть
занавески - становится жара неимоверная - и собирается уходить... Один из
унтер-офицеров... объясняет причину этого таинственного явления. Великая
княжна Анастасия Николаевна сидит на подоконнике и вышивает. В то время,
как она нагибается, чтобы взять на столе нужные Ей при работе предметы,
Она по очереди закрывает и открывает собою две лампы с зеленым и красным
абажурами, которые освещают Государя. Офицер сконфуженный уходит".
Даже такие безобидные эпизоды свидетельствовали о напряженной
обстановке, создавшейся в Царском Селе. Днем и ночью вокруг дворца
расхаживали часовые, опасаясь, как бы кто-то не попытался спасти
императорскую семью; ведь, если попытка окажется успешной, им придется
держать ответ. Узники, не ведали, кто и где их друзья, не знали, что
принесет им завтрашний день - освободят ли их или же бросят в тюрьму.
Царская семья полагала, что ее отправят за границу. Ведь об этом
твердили все представители Временного правительства - и Гучков, и
Корнилов, и Керенский. Мог ли кто-нибудь подумать, что выполнить обещание
не удастся? Жильяр вспоминает то время:
"Казалось, наше пребывание в заключении в Царском Селе не должно
продолжаться долго, так как шел разговор о скорой отправки нас в Англию.
Однако проходили дни, а наш отъезд то и дело откладывался... Между тем, мы
находились всего в нескольких часах езды по железной дороге от финляндской
границы, и только необходимость проезда через Петроград являлась серьезным
препятствием. Казалось, однако, что при известной решительности и
соблюдении полной тайны, не составляло затруднений отправить императорскую
семью в один из портов Финляндии и оттуда препроводить за границу. Но все
боялись ответственности, и никто не решался скомпрометировать себя".

31. "НЕ СЧИТАЕТ ВОЗМОЖНЫМ ОКАЗАТЬ ГОСТЕПРИИМСТВО..."
Жильяр мог этого и не знать, но с самого начала революции одной из
главных забот Временного правительства было обеспечить безопасность
государя и его семьи. [(Иного мнения был управляющий делами Временного
правительства Набоков, заявивший, что актом о лишении свободы Царя "был
завязан узел", разрубленный в Екатеринбурге)] "Бывший Император и
Императорская семья были уже не политическими противниками, а
обыкновенными людьми, которые находились под нашей защитой. Мы считали
любое проявление мести недостойным свободной России", - говорил Керенский.
Руководствуясь такими принципами, новое правительство отменило смертную
казнь. [(По этому поводу журнал "Русская Летопись" (Париж, 1921, кн.1,
с.60-61) писал: "Отменили смертную казнь, а рядом безнаказанно происходили
расправы с офицерами, генералами, инженерами, бывшими чиновниками,
епископами, помещиками и др. Отпустили из тюрем осужденных убийц,
мошенников, растлителей, святотатцев, в то же время провоцировали слухи о
мнимых заговорах и расправлялись с мнимыми заговорщиками, как в старые
времена не расправлялись с действительными преступниками)] Законопроект
предложил Керенский, министр юстиции, отчасти и для того, чтобы
противодействовать тем, кто требовал казни низложенного императора. Однако
Николай Александрович был против принятия такого закона. "Это ошибочный
закон. Отмена смертной казни приведет к разложению армии, - заявил
государь. - Если он [Керенский] намерен отменить смертную казнь, чтобы
защитить меня, передайте ему, что за родину я готов пожертвовать собой."
Однако Керенский не изменил своего намерения. Выступая 20 марта на пленуме
московского совдепа, где раздавались злобные голоса депутатов, требующих
казни царя, Керенский смело заявил: "Я никогда не приму на себя роли
Марата русской революции. Я сам довезу царскую семью в порт Романов.
Русская революция не станет мстить".
Порт Романов (Мурманск) являлся воротами в Англию. Туда-то и
рассчитывали коллеги Керенского отправить царя. Еще 19 марта, когда
государь находился в Ставке в обществе вдовствующей императрицы, новый
министр иностранных дел Павел Милюков, по словам Палеолога, полагал: "что
император будет просить убежища у короля английского".
- Ему следовало бы поторопиться с отъездом, - сказал французский
посол, - не то неистовые из Совета могли бы применить по отношению к нему
прискорбные прецеденты".
21 марта, узнав об аресте государя в Могилеве, Бьюкенен и Палеолог
обратились за разъяснениями к Милюкову. Тот заявил, что Николай
Александрович "лишен свободы" для того, чтобы обезопасить его. Бьюкенен
официально напомнил Милюкову, что император родственник английского короля
Георга V, который озабочен дальнейшей судьбой своего двоюродного брата.
Милюков согласился, что государя необходимо спасать и предложил
британскому послу направить в Лондон запрос о предоставлении императору
убежища. Причем, как можно скорее. "Это последняя возможность обеспечить
этим несчастным свободу и, возможно, спасти им жизнь".
Бьюкенен был не менее озабочен, и на следующий день на столе
председателя британского военного кабинета лежала срочная радиограмма. В
доме n 10 по Даунинг-стрит хозяйничал представитель партии либералов Давид
Ллойд-Джордж. Темпераментный валлиец не питал симпатий к российскому
самодержцу. В своей знаменитой речи, произнесенной 15 августа 1915 года по
поводу тяжелых потерь, понесенных русской армией, премьер "союзной"
державы не без злорадства заявил: "Небо на востоке затянуто тучами, и
звезд не видно. Я смотрю на темный горизонт с тревогой, но без страха.
Сегодня я могу сказать, что занялась заря надежды. Враг в победоносном
наступлении не ведает, что творит. Так пусть он знает, что он освобождает
Россию. Гигантские снаряды немцев разбивают ржавые цепи, сковавшие России
руки".
Когда пал царский строй, Ллойд-Джордж направил Временному
правительству восторженную телеграмму. "С чувством глубочайшего
удовлетворения британский народ... узнал, что его великая союзница Россия
встала в ряды государств, управляемых ответственными правительствами... Мы
уверены, что революция - это самый большой вклад русского народа в то
дело, за которое с августа 1914 года сражаются союзные державы. Она
является ярким свидетельством того, что война эта, по существу,
представляет собой сражение за народное представительство и свободу".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92