Но мальчика все не было. При
Петре I и Екатерине II, престол мог наследоваться как по женской, так и по
мужской линии. Однако сын Екатерины II, Павел I, ненавидевший
родительницу, изменил законодательство о престолонаследии таким образом,
чтобы трон переходил лишь к наследнику мужского пола. таким образом, если
бы у царствующей императрицы не появилось сына, то престол унаследовал бы
вначале младший брат императора, Михаил Александрович, а после него
перешел бы к семейству его дяди, великого князя Владимира Александровича.
Всякий раз, как государыня оказывалась в интересном положении, она истово
молила Господа даровать ей сына. Но Бог, казалось, не слышал ее молитв.
Когда родилась четвертая дочь, Анастасия Николаевна, царь вышел из дворца
в парк, чтобы скрыть свое разочарование. Поэтому рождение сына явилось для
матери не просто появлением еще одного ребенка. Нет, это был апофеоз
семейного счастья. Результат долгих часов, проведенных в молитве. Символ
Божьего благословения, ниспосланного ей самой, ее супругу и русскому
народу.
Все, кто видел императрицу в первые месяцы после рождения наследника,
были удивлены выражением счастья на ее лице. "На руках Государыни был
наследник, - писала А.А. Вырубова. - Я была поражена его красотой... вся
головка в золотых кудрях, огромные синие глаза, белое кружевное платьице".
Пьер Жильяр, впервые увидев цесаревича, писал: "В ней (императрице)
светилась нескрываемая радость матери, которая увидела, наконец,
исполнившимся свое самое дорогое желание; она гордилась и радовалась
красоте своего ребенка. В то время, действительно, царевич был одним из
самых прелестных детей, какого можно было себе представить, с его
прекрасными светлыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттененными
длинными загнутыми ресницами. Он имел свежий, розовый вид совершенно
здорового ребенка и, когда он улыбался, на его полных щеках вырисовывались
две маленькие ямочки".
Государыня так долго ожидала и так горячо молила Бога даровать ей
сына, известие о болезни наследника поразило ее, словно гром средь ясного
неба. С той поры для императрицы началась беспросветная жизнь, уготованная
всем матерям, чьи дети поражены этим недугом. Видеть, какие муки
испытывает любимый ребенок, не в силах ничем помочь ему - что может быть
страшнее для женщины! Как всякий другой ребенок, Алексей Николаевич искал
защиты у родительницы. Когда происходило кровоизлияние в сустав, и адская
боль заставляла его забыть обо всем на свете, ребенок находил в себе силы
прошептать: "Мама, помоги, мама, помоги!" Каждый крик мальчика ножом
вонзался в материнское сердце.
Еще более тяжким для государыни испытанием, чем кровотечения, была
неопределенность, повисшая над ее головой, словно дамоклов меч. Если
ребенок поражен какой-то иной хронической болезнью, он может страдать, а
мать мучиться, но со временем оба как-то приспосабливаются к
действительности. Когда же речь идет о гемофилии, положение безвыходно.
Еще минуту назад ребенок беззаботно играл. А минуту спустя он может
упасть, получив травму, и он оказывается на краю могилы. Может получить
травму головы, носа, полости рта, почек, суставов, мышц.
Естественной реакцией государыни, как и королевы Виктории, была
излишняя опека ребенка. В испанской королевской семье больных гемофилией
детей, перед прогулкой в парке, облачали в подбитые ватой костюмы, а к
деревьям привязывали подушки. Александра Федоровна нашла иной выход: она
приставила к сыну двух матросов, которые ни на минуту не спускали с него
глаз. Однако, как указал ей Жильяр, такая опека подтачивала бы в ребенке
уверенность в собственных силах, превратила бы его в лишенную
самостоятельности и воли личность. И тогда государыня проявила мудрость и
отвагу. Она удалила обоих матросов, предоставив сыну самому совершать
промахи, принимать собственные решения и - если уж на то пошло - падать и
получать ушибы. Однако, решив пойти на риск, императрица взвалила на себя
еще одно бремя - бремя вины, если случится беда.
Нагрузка оказалась невыносимой для бедной матери. Она не знала ни
минуты покоя. Лишь когда ребенок спал, можно было вздохнуть свободно.
После длительного напряжения императрица чувствовала себя обессилевшей.
Она испытывала ту же усталость, какую испытывают бойцы на фронте. Когда
это происходит, их с передовой отводят на отдых в тыл. Но для матери
больного гемофилией ребенка передышки не бывает. Битва идет постоянно, и
поле битвы - повсюду.
Для женщины гемофилия означает одиночество. Вначале, при появлении на
свет больного младенца, мать начинает отчаянно бороться. Ведь есть же
какой-то специалист, который скажет, что допущена ошибка в определении
недуга, что спасение рядом, рукой подать. Она обращается к одному врачу за
другим. И один за другим те печально качают головой. Особое ощущение
защищенности, какую испытываешь в присутствии доктора, исчезает. Мать
сознает, что она одна.
Смирившись, мать начинает думать, что так оно и лучше. Посторонние,
занятые своими мелочными заботами, кажутся ей холодными и бесчувственными.
Поскольку окружающие не могут помочь и понять, бедная женщина замыкается в
себе. Прибежищем ее становится семья. Здесь ей незачем скрывать свои
тревоги, нет нужды отвечать на вопросы и притворяться. Подлинным миром для
матери становится ее собственный внутренний мир. Так произошло и с
государыней, уединившейся в Царском Селе. Пытаясь преодолеть тоску и
разочарование, которые нередко охватывали ее, она решила найти поддержку и
утешение в религии. Русская православная церковь взывает к чувствам
христианина, огромное значение придается здесь целительной силе искренней
веры и горячей молитвы. Поняв, что доктора не в силах помочь ее сыну,
императрица решила вымолить у Бога чудо, надеяться на которое не позволяли
ей доктора. "Господь справедлив", - заявила она, вновь и вновь страстно
моля Его сжалиться.
Долгие часы проводила государыня в молельне рядом со своим будуаром
или же в дворцовой церкви, в полутемном помещении, убранном шитыми
тканями. Но больше всего она любила молельню в пещерном храме Федоровского
Государева собора, построенного рядом с Александровским парком,
прихожанами которого были, в основном, дворцовые служащие и собственный
конвой императора. Здесь, оставаясь в одиночестве, она опускалась на
каменные плиты и при свете лампад молила Бога о здравии сына.
Когда Алексей был здоров, в душе у матери вспыхивала надежда.
"Господь услышал меня", - восклицала она. Годы шли. Один приступ гемофилии
следовал за другим, но Александра Федоровна отказывалась верить, что Бог
оставил ее. Она просто решила, что недостойна чуда. Бедную женщину терзало
чувство вины: ведь это она передала болезнь сыну. Очевидно, внушала себе
императрица, поскольку она послужила орудием пыток, которым подвергается
ее сын, ей не стать орудием спасения ребенка. Раз Бог отверг ее молитвы,
нужно найти того, кто ближе к Богу, кто станет ее ходатаем перед Господом.
Когда в Петербурге появился Григорий Распутин, сибирский крестьянин,
которому молва приписывала славу чудотворца, государыня решила, что
Всевышний дал ей ответ.
У большинства, оказавшихся в тисках страха и неведения, молодых
матерей, дети которых больны гемофилией, надежды на облегчение участи мало
и на помощь не всегда следует рассчитывать. Самая большая поддержка, на
которую может рассчитывать оказавшаяся в столь затруднительном положении
женщина, это любовь и сочувствие супруга. И государь оказался на высоте.
Не было мужа, который относился бы к жене с большей предупредительностью и
состраданием или уделял бы больше времени и внимания больному ребенку, чем
Николай II. Независимо от того, какими качествами обладал последний царь,
как монарх, его поведение как супруга и отца будет служить примером для
многих поколений.
Вторым источником сил, какие может черпать мать больного гемофилией
ребенка, может явиться сочувствие друзей. Тут у государыни обстояло не
совсем благополучно. С людьми она сходилась трудно. Друзья ее детства
остались в Германии, а когда она приехала в Россию двадцатидвухлетней
девушкой, то оказалась в изоляции. И до рождения наследника императрица не
жаловала высший свет с его чересчур веселыми балами и никчемной жизнью
двора. Ну, а после появления на свет сына она была поглощена собственными
заботами, и жизнь, свойственная женщине, занимавшей ее положение,
показалась бы ей еще более праздной и суетной. Императрицу не интересовало
общество модных дам с их пустопорожней светской болтовней. Ей хотелось
обрести простое верное сердце. Сердце друга, с которым, вопреки всем
преградам, можно поделиться своими страхами, мечтами и чаяниями.
Как-то раз в письме к княгине Марии Барятинской, одной из немногих
подруг, появившихся у Александры Федоровны после приезда в Россию, она
призналась, что надеется найти в своих друзьях: "Чтобы стать самой собою,
мне нужен преданный друг. Я не создана для того, чтобы блистать в
обществе. У меня нет таланта вести пустые разговоры или острить. В
человеке мне нравится его внутренняя сущность. Именно это привлекает меня
в людях. Ты же знаешь, я из тех, кто любит проповедовать. Я хочу помогать
ближним, бороться и нести свой крест".
Это стремление помочь ближним в борьбе за жизнь, помочь им нести свой
крест объяснялось в известной мере собственными ее неудачами. Ничто так не
разочаровывает и подрывает веру в себя, как невозможность, несмотря на все
старания, что-либо изменить. Родительницы детей, страдающих гемофилией,
очень часто испытывают непреоборимое желание помогать тем, кому они в
состоянии помочь. В отличие от гемофилии, в мире есть много недугов, с
которыми можно бороться. Помогая другим, императрица пыталась сохранить
собственную веру и душевное здоровье.
Одной из тех, кому оказывала поддержку императрица, была грузинская
княжна Соня Орбелиани. Приехавшая в 1898 году в Петербург в возрасте
двадцати трех лет, невысокого роста, белокурая, жизнерадостная девушка
была отличной спортсменкой и превосходной музыкантшей. Императрица любила
Соню за ее ум и веселый нрав, но после того, как в результате несчастного
случая во время поездки императорской семьи в Дармштадт, Соня упала и
стала калекой, государыня стала принимать в ней особое участие. Оставив
все дела, не обращая внимания на упреки дармштадтских родных и свиты,
императрица стала ухаживать за больной фрейлиной. Соня получила травму
позвоночника, болезнь оказалась неизлечимой. Но в продолжение целых девяти
лет, которые еще прожила молодая женщина, царица делала все, чтобы
скрасить жизнь калеки.
"Государыня оказывала ей огромную моральную поддержку, - писала
фрейлина императрицы, баронесса Буксгеведен, на глазах которой все это
происходило. - Именно она сумела внушить обреченной женщине, знавшей, что
ее ждет, это удивительное чувство христианского смирения. Благодаря этому
она не только терпеливо переносила страдания, но и продолжала оставаться
такой же жизнерадостной и жизнелюбивой. Не заботясь о собственном
здоровье, за девять лет государыня ни разу не поднималась к своим детям,
не заглянув в Сонины комнаты, находившиеся рядом с половиной, которую
занимали великие княжны. Когда болезнь Сони обострялась, государыня
посещала ее несколько раз в день, а то и ночью. И родная мать не могла
быть более заботливой и любящей. Для Сони заказывались специальные коляски
и особые приспособления с тем, чтобы она могла жить такой же полнокровной
жизнью, как и все... Соня сопровождала государыню повсюду".
Скончалась Соня Орбелиани в 1915 году в царскосельском госпитале, в
котором императрица вместе с двумя старшими дочерьми проработала
хирургической сестрой всю войну, ухаживая за ранеными, прибывавшими с
фронта. На панихиду царица пришла в одежде сестры милосердия, не
переодевшись в черное траурное платье. "Так я словно ближе к ней, чувствую
себя в большей степени человеком и в меньшей - императрицей", - объяснила
она. Государыня допоздна сидела у гроба, глядя на умиротворенное лицо
Сони, и гладила ее золотистые волосы. Когда императрицу позвали домой, она
сказала: "Оставьте меня. Хочу побыть с Соней еще немного".
Соня Орбелиани походила на тот идеал задушевного друга, каким он
рисовался государыне. Но даже Соне не удалось исчерпать огромных сокровищ
души царицы. Помимо своих близких единственным человеком, которому она
всецело открылась, была грузная, круглолицая молодая женщина, Анна
Вырубова.
Анна Александровна Вырубова, урожденная Танеева, была на двенадцать
лет моложе государыни. Отец ее обер-гофмейстер Александр Танеев,
композитор, и был управляющим дворцовой канцелярией. В доме у Танеевых
бывали государственные министры, художники, музыканты и светские дамы.
Сама Анна посещала привилегированные танцевальные классы, где ее партнером
бывал князь Феликс Юсупов, принадлежавший к самой богатой в России
дворянской семье.
Анна Танеева, которой тогда было 17 лет, в 1901 году заболела, и
императрица навестила ее в больнице. То было одним из обычных для
государыни посещений, но романтичная девушка была поражена заботливостью
государыни. С тех пор Анна стала пламенной сторонницей
двадцатидевятилетней царицы. После того, как девушка выздоровела, ее
пригласили во дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92