Императрица-мать поднялась
с кресла, окинула сцену уничтожающим взглядом и покинула театр. Увольнение
танцовщика последовало незамедлительно.
Жители столицы были полны радужных надежд. Страна процветала, тяжелые
времена о войне с Японией ушли в прошлое. Недавно прошедшие празднества
трехсотлетия вселили в подданных горячие патриотические чувства. Ходили
слухи, что вновь начнутся придворные балы, ведь царские дочери подросли.
Великая княжна Ольга Николаевна - золотоволосая, голубоглазая - уже
побывала на первых своих балах. Наступил черед и Татьяны Николаевны -
стройной, темноволосой, кареглазой. Придворные балы в ту зиму так и не
состоялись, но важным событием в жизни столичного общества был бал,
который устроила в Аничковом дворце в честь своих внучек императрица-мать.
Бал посетила и государыня но в полночь ушла. Царь же оставался до половины
пятого утра, чтобы проводить дочерей домой. Возвращаясь поездом в Царское
Село, государь пил чай и слушал, как обмениваются впечатлениями дочери и
как долго они будут спать.
Но там, где не видны были сверкающие огни балов, воодушевление,
охватившее всех во время празднеств, быстро прошло. На смену ему пришло
недовольство рабочих и крестьян, которое продолжало расти. В апреле 1912
года произошел инцендент на Ленских золотых приисках. Бастующие рабочие
направились к конторе Англо-Русской компании по добыче золота. Пьяный
полицейский офицер приказал солдатам стрелять. Было убито двести человек,
вся Россия кипела от гнева и возмущения. В Думе и печати Ленские события
названы "вторым кровавым воскресеньем". Правительство создало комиссию по
расследованию событий. Не желая полагаться на данные правительственной
комиссии, Дума решила произвести самостоятельное расследование. Думскую
комиссию возглавил Александр Керенский.
После окончания курса Петербургского университета в 1905 году А.Ф.
Керенский стал известной фигурой. Он прославился своими выступлениями в
защиту политических заключенных в разных уголках России. Хотя его
аргументы и достигнутые им успехи были зачастую не по душе правительству,
по его словам, на него не оказывалось никакого давления. "Никто не мог
удалить нас из зала суда, никто не мог нас даже пальцем тронуть", -
вспоминал он. То же справедливое отношение было проявлено властями и при
расследовании Ленских событий. "Правительственная комиссия заседала в
одном здании, наша - в другом. Обе комиссии вызывали и подвергли
перекрестному допросу свидетелей... Обе записывали показания служащих, обе
составляли официальные доклады... Администрации золотых приисков не по
душе было наше вмешательство, но ни правительственные следователи, ни
местные чиновники ни во что не вмешивались; напротив, губернатор оказывал
нам всяческую поддержку".
В своем докладе Керенский решительно осуждал действия полиции, и
министр Внутренних дел вскоре вынужден был подать в отставку.
С Ленских приисков для участия в выборах в Четвертую Государственную
Думу Керенский направился в Поволжье. Известный избирателям своей критикой
в адрес правительства, он был избран и два предвоенных года разъезжал по
стране, произнося речи, устраивая встречи с избирателями и проводя
"напряженную организаторскую и революционную работу... Вся Россия, - писал
он, - была теперь покрыта сетью рабочих и либеральных организаций -
кооперативов, профсоюзов и рабочих кружков". Агитаторам не надо было даже
скрываться. "В те дни такой человек, как я, откровенно враждебно
настроенный по отношению к правительству, мог ездить из одного города из
одного города в другой и беспрепятственно выступать на собраниях. На этих
собраниях я резко критиковал правительство... Руководителям царской Чека
даже не приходило в голову посягнуть на мою парламентскую
неприкосновенность".
Старания Керенского и ему подобных деятелей дали свои результаты. В
1913 году, когда праздновалось трехсотлетие Дома Романовых, в стачках
участвовало 700 000 русских рабочих. К январю 1914 года число их достигло
миллиона. Столкновение между нефтяниками и полицией произошло на Бакинских
нефтяных промыслах. Как это часто бывало, на подмогу полицейским прибыли
казаки. К июлю 1914 года количество бастующих увеличилось до полутора
миллионов. В Петербурге бастующие били витрины магазинов, сооружали
баррикады на улицах. Граф Пурталес, германский посол, неоднократно заверял
кайзера в том, что Россия, охваченная подробного рода беспорядками, не
готова к войне.
Близился конец старого мира. После трехсот лет царствования династии
Романовых над императорской Россией собирались грозовые тучи.

19. ДОЛГОЕ ЛЕТО 1914 ГОДА
К весне 1914 года девятилетний цесаревич в достаточной мере оправился
от недуга, поразившего его полтора года назад в Спале. Нога у него
выпрямилась, и, к радости родителей, мальчик почти не хромал. Желая
отпраздновать выздоровление сына, однажды майским утром Николай
Александрович решил отложить все свои дела и отправиться с ним в горы. В
прогулке в окрестностях Ливадии должны были участвовать одни лишь мужчины.
Алексей был в восторге.
После завтрака были приготовлены два автомобиля. В первом находились
цесаревич с отцом, Пьер Жильяр и офицер с яхты "Штандарт", во втором -
матрос Деревенко и лейб-казак. Вздымая клубы пыли, оба автомобиля стали
карабкаться по склону поросшей соснами горы, поднимавшейся над Ливадийским
дворцом. Пунктом назначения была огромная ржавого цвета скала,
называвшаяся Красным утесом. Оттуда открывался великолепный вид на
равнины, белоснежные дворцы и бирюзовое море, расстилавшееся внизу. После
второго завтрака небольшой караван, спустившись по северному склону,
оказался там, где оставались участки еще не растаявшего снега. Алексей
попросил отца задержаться на этом месте. Государь согласился. П.Жильяр
вспоминал: "Он [наследник] бегал около нас, играя и резвясь, катаясь в
снегу и поднимаясь, чтобы вновь упасть в снег. Император с нескрываемым
удовольствием следил за прыжками Алексея Николаевича. Хотя время от
времени он напоминал сыну, чтобы тот был осторожнее. Было видно, что царь
убежден: муки, какие мальчик испытал в Спале остались позади.
"День клонился к концу, - продолжал Жильяр, - и мы сожалели о
предстоящем нам возвращении домой. Император был весел в продолжении всей
поездки, и чувствовалось, что этот свободный день, посвященный сыну,
доставил большую радость и ему самому. Он на несколько часов отвлекся от
государственных забот".
Несмотря на застенчивость и оторванность от внешнего мира,
восемнадцатилетняя великая княжна Ольга Николаевна, все чаще слышала
разговоры о замужестве. К примеру, намечалась ее помолвка с принцем
Уэльским Эдуардом. Из этого у него ничего не вышло, и принц оставался
холостым до 1936 года, когда он отказался от трона, женившись на
разведенной американке Уоллис Уорфилд Симпсон. Более серьезными оказались
намерения румынского кронпринца Карла. Русский министр иностранных дел
Сазонов выступал за заключение этого брака. В нем он видел возможность
привлечь Румынию на сторону России и помешать ее сближению с Германией и
Австро-Венгрией. Родители тоже благосклонно отнеслись к сватовству Карла,
но сама Ольга Николаевна и слышать не хотела о браке с румынским
наследником престола.
13 июня российская императорская семья приехала с непродолжительным
официальным визитом в румынский порт Констанца. Гостей, прибывших из Ялты
на яхте "Штандарт", встречали на пристани кронпринц со своими родными.
День был наполнен событиями. Утром был отслужен молебен в кафедральном
соборе, состоялся военно-морской парад и завтрак, а вечером - смотр войск,
чай, парадный обед, парад при свете факелов и фейерверк. Весь день румыны
разглядывали великую княжну Ольгу Николаевну, понимая, что эта русская
девушка однажды может стать их королевой.
В этом смысле визит был напрасной потерей времени. Еще до прибытия в
Констанцу Ольга Николаевна спросила у Жильяра: "Скажите мне правду, вы
знаете, зачем мы едем в Румынию?" - вспоминал учитель. - "Я в
замешательстве ответил: - "я думаю, что это визит вежливости, который
император хочет сделать королю Румынии". Покачав головой, она сказала, что
Жильяр, очевидно, знает ответ и сердито проговорила: "Если я не захочу
этого не будет. Папа обещал не принуждать меня... Я не хочу покидать
Россию... Я русская и хочу оставаться русскою".
Родители великой княжны с уважением отнеслись к чувствам дочери.
Однажды, сидя на террасе Ливадийского дворца, императрица объяснила
Сазонову свое отношение к тем событиям. В мемуарах Сазонов писал: "Я с
ужасом думаю, - сказала мне императрица, - что приближается время, когда
нам придется расстаться с нашими дочерьми. Я бы ничего, разумеется, так не
желала, как чтобы они, и после замужества, оставались в России, но у меня
четыре дочери и это, очевидно, невозможно. Вы понимаете, как трудны браки
в Царствующих Домах. Я знаю это по собственному опыту, хотя Я и не была
никогда в положении моих дочерей и, как дочь великого Герцога Гессенского,
мало подвергалась риску политического брака. Тем не менее и мне грозила
опасность выйти замуж без любви или даже просто без привязанности, и я
живо помню, что я пережила, когда в Дармштадт приехал, - тут императрица
назвала члена одного из Германских Владетельных Домов, - и от меня не
скрыли, что он имел намерение на мне жениться. Я его совершенно не знала и
никогда не забуду, что я выстрадала при первой с ним встрече. Бабушка, моя
Королева Виктория, сжалилась надо мной, и меня решили оставить в покое.
Господь иначе устроил мою судьбу и послал мне семейное счастье, о котором
я не мечтала. Тем более, я считаю себя обязанной предоставить моим дочерям
право выйти замуж только за людей, которые внушают им к себе расположение.
Дело Государя решать, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих
дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти".
Однако румынский принц не отказался от мысли жениться на великой
княжне. Два года спустя он обратился к русскому императору с просьбой
выдать за него Марию Николаевну, которой тогда было шестнадцать лет. Царь
с улыбкой ответил, что дочь еще школьница. В 1947 году, отрекшись от
румынского престола, Карл женился в третий и последний раз. Он сочетался
браком с Магдой Лупеску, которая на продолжении двадцати двух лет была его
любовницей.

В начале лета 1914 года в Европе стояла великолепная солнечная
погода. Забыв об угрозе войны, миллионы мужчин и женщин уезжали в отпуск.
Короли и императоры по-прежнему наносили друг другу визиты, устраивали
званные обеды, смотры войск и военно-морские парады, качали, усадив на
колено, детей августейших хозяев и гостей. Однако между ними уже намечался
разлад. Союзники объединялись: британский король Георг V посетил Париж,
кайзер встретился с австрийским эрц-герцогом Францем-Фердинандом;
президент французской республики Раймон Пуанкаре приехал в Петербург для
встречи с русским императором. Глав государств сопровождали генералы и
дипломаты. Усевшись за стол со своими коллегами, они разрабатывали и
утверждали планы совместных действий. Военные смотры приобретали особое
значение. Вглядываясь в лица солдат, дипломаты и полководцы пытались
определить их мощь и боеготовность.
Весьма показательным было событие, которое произошло в конце июня.
Под вымпелом лихого адмирала сэра Дэвида Битти курс на Балтику взяла
боевая эскадра кораблей британского королевского флота. Британия,
встревоженная быстрыми темпами строительства мощного кайзеровского флота
открытого моря, вынуждена была отказаться от политики "блестящей
изоляции", продолжавшейся целое столетие. Одним из элементов новой
британской дипломатии было сближение с Царской Россией, которую в
английской печати и парламенте называли до этого страной казаков и кнута.
В яркий безоблачный день четыре выкрашенных шаровой краской громады -
"Лайон", "Куин Мери", "Принсес Ройял" и "Нью Зиленд" - прошли малым ходом
мимо яхты "Штандарт" и бросили якоря на рейде Кронштадта. В честь
поднявшейся на борт флагманского корабля "Лайон" императорской семьи
адмирал дал завтрак. "Никогда еще я не видел более счастливых лиц, чем
лица юных великих княжон, которых водила по кораблю группа специально
отряженных для этого молодых мичманов, - писал впоследствии британский
посол сэр Джордж Бьюкенен. - Когда я вспоминаю девочек такими, какими их
видел в тот день, трагическая их гибель представляется жутким кошмаром".
На следующий день, пока тысячи русских разглядывали плавно
покачивающиеся на волне британские корабли, Битти со своими офицерами
отправился на прием в Царское Село. Самый молодой после Нельсона
британский адмирал Битти производил неизгладимое впечатление. Привыкшие
видеть адмиралов с бородой до пояса, моложавого, с бритым лицом Битти
русские принимали за его собственного флаг-офицера. Но манеры выдавали в
нем человека, привыкшего повелевать, а квадратная челюсть и лихо
заломленная фуражка - бывалого морского волка. Голос его был способен
заглушить и рев бури. Битти явился реальным напоминанием о громадной мощи
Британии, как морской державы, о которой не имело представления
большинство русских.
После ухода эскадры под вымпелом адмирала Битти императорская семья
на борту яхты "Штандарт" по обыкновению отправилась в двухнедельное
плавание вдоль побережья Финляндии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92