Она требовательно смотрела на меня. Надо было решаться.
«Seyton, Seyton!» – заладила она свое. Я – Сейтон! Ее приводила в восторг собственная выдумка.
«Macbeth!» – вопила она ветру, призывая и его к себе, что-то собиралась поведать ему. Дельфина обняла меня, начала целовать, прельщать, осыпать ласками. Бурная страсть… Она открыла свою тайну, шепча мне прямо в лицо… вожделела меня, хотела сокрушить своей страстью… Она ласкала меня, опутывала своими чарами, тесно прижималась, изгибалась, потом разжала вдруг объятия, бросилась бежать, вскарабкалась на самый верх склона к ограде поста берегового телеграфа, собираясь произнести очередной монолог… Я побежал за ней, попытался образумить:
– Ну, довольно уж, Дельфина! Не так уж вы безумны! Послушайте меня! Скоро сюда полиция заявится!
– Иди ты куда подальше!.. Ее это не волновало.
– What have you done with poor Claben?
Прямо-таки помешалась на этом: что я сделал с беднягой Клабеном?..
– Лежит на дне, идиотка!..
Отчетливый ответ, но она не слушала меня. Ею владела навязчивая мысль. Негр горланил вместе с ней, требуя, чтобы я убил и его тоже. Он нетерпеливо подскакивал, стоя на четвереньках среди камней.
– Kill me! Kill me! – взлаивал он, точно пес, у края воды… Состояние одержимости… Час от часу не легче!..
– Пошли отсюда! Я собрался уходить.
Она бросилась ко мне, вцепилась в меня.
– The dawn! – возопила она. – The dawn! Boys, заря! Приветствуйте зарю! Какое счастье!..
Она вкушала неземное блаженство у воздевала руки, испускала вопли.
Я был готов убить ее!
Из облака мглы возникла баржа, подошла к берегу, поплыла вдоль самого галечника.
Дельфина дерзко окликнула речника:
«Once the benefits of sleep! And the effects of watching! Пользоваться благами сна и в то же время действовать наяву!» Странное дело… А какой вопль она издала! Все блага сна, но взор бдящего! «Watch, boys! Watch! Берегитесь, парни!»
Рабочие сновали по палубе, тыкали шестами. Баржа скользила в облаках испарений, едва не задевая берег… стала пропадать из виду.
Дельфина кричала вслед им, предостерегая от гибельных опасностей:
– Don't be deceived, young men. Не дайте сбить себя с пути, молодые люди!
Они даже не заметили ее, хотя кричала она весьма громогласно. Но она не держала на них обиды…
– They know me there! Меня там знают!
Вот оно что! Оказывается, она понимала причину.
Она вытянула руку к безграничной дали, к безоглядной пелене тумана… Мне даже не приходило в голову: это же ее дружки! Ах, простофиля!.. Она ликовала.
– О, boys! Boys!
До меня дошло, все получило свое объяснение. Она открыла мне, как творится волшебство, и у меня открылись глаза! Я был восхищен этими блистательными играми и не собирался спорить с ней.
Она вновь наседала на меня, я должен был знать все. Были ведь и другие чудеса.
– Да каждый рискованный прыжок кошки или эльфа! Лежи! Understand, young man? Понимаете, молодой человек? Чудо! Спать! Understand? In bed! Dream! Dream! Смотри сны, паренек!
Прозвучало, как приказ!
Но я отнюдь не видел сны. Вопрос заключался в том, чтобы уйти от нее, убраться отсюда так, чтобы она не завопила о смертоубийстве. Хотелось избежать этого… А, плевать! Будь что будет!
Я подал знак Состену и малышке, давая им понять, что им нужно было уходить первыми, что я нагоню их… что им не нужно было ждать меня, что я последую за ними…
– Направо, направо!
Направо тоже тянулся каменистый берег, затем шлюз, затем док «Пенинсьюлар»… Они тронулись в путь, а следом и я – фьюить! – тоже припустил.
Хоть и хромал, а бежал. У-у-у, какой концерт она задала! Загорланила вслед мне просто до небес! Звук катился по воде, усиливался невероятно. Рыкание ее глотки разносилось повсюду, возвращалось со всеми отголосками, подхватывалось ветром… Каждый его порыв, каждый налетевший шквал гремел изрыгавшимися ею оскорблениями…
– Фердинанд beast! Froggy! Monkey!
Как только она меня не обзывала!
– Фердинанд dog! Heartless dog! Бессердечный пес!
Я шел вдоль парапета шлюза. Множество людей, рабочих переходили канал. Вопли вызывали их недоумение.
– Это какая-то свихнувшаяся! – объяснял я и делал ей сверху знаки: «Тс-с-с!» Я все еще надеялся закрыть ей рот.
Куда там! Только хуже получилось. Она завизжала пронзительно, в десять раз перекрывая силу моего голоса:
– Give те the dagger, coward! Macbeth has murdered sleep! Дайте мне кинжал, трус! Макбет убила сон!
Дайте, и все тут! Она никогда не умолкнет. Прощай, охальная глотка!
– Отдать швартовы, и рысью, детки мои!
Только отряд мой выглядел не блестяще. Особенно неважно чувствовала себя малышка… она едва держалась на ногах, у нее возобновились головокружения. И все-таки задерживаться здесь не следовало… неподходящее было место, чтобы прохлаждаться. Сразу за шлюзом нырнули в узкие улочки. Повернули с набережной направо и начали петлять в темных закоулках. Миновали зернохранилища «Инсулинд»… Снова тесные проходы, коварные крутые повороты… Дангоу, Бермонд, Геркул Коммонс… Проскочили, не останавливаясь, почти до самого моста Ламбет… там дышать стало посвободнее. Передышка, антракт!.. Отмахали уже порядочно, можно было и перевести дух. Моей душечке Вирджинии запорошило песком ее чудесные глазки, никак не могла про-моргаться. Я легонько пожурил ее:
– Вы слишком много танцевали, котеночек мой!
– О, but it was so amusing! Но было так весело!
Она ни о чем не сожалела. Ее задорный носик, начинавший дрожать по любому поводу, будь то улыбка, смех, мимолетное забавное воспоминание, увлажнился от измороси… а ее чудесные волосы, ее дивные кудри намочил то и дело налетавший дождь.
Я воровато целовал ее на бегу… Раз… два… три…. Радость моя! Мы совсем забыли о Состене, а тот разговаривал сам с собой, поспевая за нами…
– Куда же мы теперь? – окликнул он меня.
– Догоняй, узнаешь!
И верно, пора было решать.
– Так что же?
Я склонен был вернуться под дядин кров. Раз я никуда не уезжал, следовало привести наши дела в порядок. Может быть, подождать еще немного? Может быть, позвонить прежде по телефону? Так было бы и осторожнее, и благоразумнее. Я смотрел на Состена и на малышку. Они ждали моего решения.
Немного прояснилось, дождь приутих. А вдруг выдастся погожий день и появится возможность дождаться вечера? Пользуясь случаем, пошататься по городу?
– Вы не озябли, Вирджиния?
– Chilly! Прохладно! – ответила она, смеясь.
Не в ее нраве было жаловаться, даже угодив под ливень. Неясным оставался вопрос с ее короткой юбкой. Давеча Каскад глянул со значением. Теперь, намокнув, она, надо полагать, стала еще короче…
Тонкие, сильные, мускулистые, покрытые золотистым загаром, кошачьего изящества ноги, на которые уже обращали внимание. О, этот дивный изгиб от бедра до лодыжки! Ноги, туго налитые свежестью, радостью, мелькавшие, точно вспышки света.
Каждый раз они ослепляли меня… Эх-хе-хе! Как сейчас вижу ее юбчонку, забавную, прелестную юбочку в складку, юбочку из шотландской ткани…
Спору нет, она была коротковата даже для Англии, да к тому же беременность… Впрочем, о ней знал я один… И все же, и все же!.. Однако пора было действовать, это я сознавал ясно. Вернуться или нет? Я гадал, тыкал пальцем наугад, терялся в предположениях, меня обуревала тревога, я пребывал в полной неопределенности… Мне чудился ужасный исход.
– Вот такие дела… – только и мог я молвить.
В те поры я еще не сочинял романов, еще не умел покрыть семьсот страниц кружевными узорами недоразумений… Меня терзало мучительное волнение. Состен стоял-стоял, но, отчаявшись, вконец измученный, уселся прямо на край тротуара и продолжал ждать моего решения.
– Ты когда что-нибудь надумаешь?
Он дрожал от озноба и вообще выглядел неважнецки.
– У тебя что-то болит?
– А, пройдет! – успокаивающе ответствовал он. – Так, сердце… Напрыгался…
Пусть отдохнет… Поразмыслив, я решил, что автобус предпочтительнее метро. Метро всегда битком набито полицией. Я объявил Состену:
– На автобус!
– Автобус так автобус… Ты у нас командир.
Этого и будем держаться. Я был исполнен твердой решимости.
– Проезжаем по Лондон-Бридж 113-ым автобусом в сторону «Памятника», вылезаем на Йорк-сквер, и ты идешь звонить.
– Не я, а ты!
– Как знаешь…
– Раз сударю так заблагорассудилось, следуем за вами!..
Я протянул ему руки, помогая встать, и мы потихоньку тронулись. Лондон-Бридж находился в некотором отдалении, так что предстояло еще шагать, а мы совершенно измучились, петляя по кривым улочкам, запутывая следы по глухим проулкам… Окончательно выдохлись… Вот, наконец, и он. Высоченный, если смотреть с Трули-стрит. Начали взбираться на мост. Какой вид открывался отсюда! Глаз хватал почти до Вулвича, река видна была, как на ладони, на всем ее протяжении до Мэнор-Уэй, Королевских доков. Великолепная панорама!
– Давайте передохнем, – обратился я к ним. – Такой славный ветер!
И верно, тугой ветер налетал порывами, свистал в парапете, трепал волосы.
Виднелись суда, верфи, повсюду кипела работа… становились на якорь, лавировали с переменой галсов, до нас доносился грохот, безостановочно сновали грузовые посудины… пузатые… стройные… обтянутые камуфляжем… подтягивали, перетягивали тонкими талями, маневрировали, среди бурлящей воды… Свистки, беготня на палубах… Тяни, натягивай фалы, ошвартовывай крепче!.. То там, то сям плясали бакены… И повсюду вездесущие лодки обгоняли друг друга, крутились на месте, взбивали брызги, пену… Десятки, сотни… От них рябило в глазах… Зрелище для любителя. Меня оно завораживало… и я не скрывал восхищения. Мне хотелось бы, чтобы и оба моих товарища испытали то же чувство… чтобы и у них дух захватило от восторга. Я обратил внимание Состена и малышки на непогрешимую точность, мягкую плавность судов, когда они приближались к причалу и поворачивались, чтобы ошвартоваться. Комар носа не подточит! Их это тоже должно было поразить… но в ответ я услышал, что они продрогли. Чайки чертили, бороздили небо, парили, камнем падали на буи и тихо усаживались на них…
Далеко внизу могучий поток гремел под мостовыми пролетами, рыл, вспахивал дно, взбивал пену… Оставалось впечатление злобной мощи. Он бросал, подкидывал, разметывал челноки. Тяжеловесный, переполненный грузом «Кардифф» натужно пыхтел, шлепая по воде… его отбивало течением к мостовым устоям. Судовая машина трудилась на предельных оборотах, плицы колотили по воде, как сумасшедшие… Плюх! Плюх! Плюх!.. Нет, не справиться! Судно подвалило к берегу, бросили якорь, загремела, разматываясь, огромная бухта цепи… Гр-р-р!.. Оглушительный, уши раздирающий лязг… И вот стали на якорь.
Я смотрел, затаив дыхание… Фу-у-у! «Вы только поглядите, какое великолепие! – обратился я к моим спутникам. – Какое искусство маневрирования!.. А сколько опасностей!»
Да-да, они заметили, только сильно продрогли. Та же песня!..
– Что ж, тогда в путь!
Я не собирался навязываться.
Еще не совсем рассвело. Совсем рядом справа, прямо над фабрикой «Орпингтон» светилась, бледно просвечивая мглу, гигантская электрическая вывеска «Ригли». Похоже было, к сожалению, что день выдастся пасмурный, а я-то надеялся, что распогодится.
Шквалистый ветер нес сажу. Мы по-прежнему стояли у парапета в ожидании, когда я окончательно решу, возвращаться к полковнику или нет. От еще не погашенного где-то в Ист-Хэме пожара наносило желтым едким дымом. Там метались огненные сполохи, по временам высоко взмывали столбы пламени…
Значит, здесь действительно поработали цепеллины. Старичина был совсем подслеповат, а вот Вирджиния, обладавшая острым зрением, видела далеко. Я указывал ей на одно место поблизости от Кэннон-Док, куда мы ходили совсем недавно.
– Состен! – растормошил я его. – А ведь они уплыли!
– Кто уплыл?
– «Конг Хамсун», бестолковый!
И верно, ни единой мачты там уж не торчало… а парусник видно было черт знает из какой дали, он выше всех домов.
Он не стал спорить.
– Да, да, конечно!.
Мол, ничего не попишешь…
В лицо дул резкий порывистый ветер с моря. Состена била крупная дрожь.
– Ты, часом, не заболел? Не заболел, спрашиваю?
– С-с-с-сам в-в-видишь!
– Тогда вперед!
Еще триста, четыреста ярдов до конца моста. Я подхватил Вирджинию и Состена под руки.
– Ну же, поскакали, шелапуты, слышите? Я повторил им принятый порядок действий.
– Значит, садимся в 113-ый, к «Памятнику»… на Йорк-сквер выходим – вот и все дела! You, miss, вы звоните по телефону!
Отлично.
Но у Состена возникла идея:
– А может быть, сначала по чашечке кофе?
– Где ты его достанешь? Кофе… Легко сказать! В такую-то рань…
– Чашечку мокко, сударь! – заупрямился он.
– Да где же тебе подадут?
– А вон, рядом! – показал он на противоположный берег.
Я знал, что у него губа не дура…
– В «Калабаре». Знаешь такое место? Я не знал.
– На Твикенхэм, недоумок! Я-то знаю! За станцией, салун Виктора!
– В такую-то рань?
– Обязательно!
– Откуда такая уверенность?
– Нюхом чую!
Я живо вообразил кофе прямо из перколатора… Соблазнительно!
И малышке не повредит. Чашка обжигающего кофе – это то, в чем она нуждалась.
И все же я видел в этом проявление слабости. Следовало бы прямиком отправиться к дяде… вместо того, чтобы разгуливать, таскаться из кофейни в кофейню… Это все умышленные проволочки. Так мы не договаривались, и вообще это черт знает что!.. Я мог это понять, но они сбивали меня с верного пути.
– Мокко – это жизнь!
В предвкушении кофе он совершенно преобразился, глядел весело, эдаким лихим гулякою…
В ветреные дни посредине моста дуло со страшной силой… такие шквалы, что просто сносило, валило с ног. Чтобы устоять, приходилось напрягать все силы.
И как же они радовались! Дурачились, точно малые дети, притворялись, будто их сдувает, сносит ветром… чтобы я бегал за ними и ловил… расшалились!..
– Ну, хватит! – рассердился я наконец.
Они прикидывались, будто их отрывает от перил. Заводилой выступал Состен.
Я крепко взял малышку под руку. Пошли! Дружно!
Я сопротивлялся вместе с ней налегавшим порывам ветра. Настоящий ураган! А она радовалась, а она заливалась!
– Восхитительная пора – молодость! – заметил я. Состен, который шествовал позади с видом эдакого обольстителя, сердцееда, затянул пронзительным фальцетом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99