Знаю, она здесь… Обессилев, я валюсь, заставляю себя сесть. Лишь бы она не пропала… Голова закружилась, дурнота, в глазах вспыхивают искры. Крепко-накрепко смыкаю веки… Что-то все-таки вижу, красное на белом… Вставший на стременах полковник де Антре… Восторгаюсь всем сердцем, моим собственным сердцем… Меня так трясет от волнения, что приходится крепко держаться за стул… Снова вокруг война, и вот я – натиск и сила! Не раскисать! Он тоже герой!.. Лучше попробую лежа… Сползаю со стула, растягиваюсь на полу и все-таки скачу рысью. Снова вижу в огне сражения моего полковника, дорогого моего командующего корпусом. Прямой, как струна, на своем коне, он летит, вздымая шашку. Я часто моргаю, из глаз текут слезы. Я плачу, корчусь на полу от такой красоты, кричу вместе с ним «Сердца, воспряньте!» Узнаю его голос… Воевода стальных эскадронов… Катятся лавиной… Я весь в мыле. Грызу ковер, закусив удила. Неудержимый натиск бригад… Но настало время провалов… вся орда ухнула под землю… Стараюсь приподняться… Куда подевался двенадцатый эскадрон?.. Эти все из Фландрии, без конца и края. Куда же пропали товарищи? Где бьются теперь? В какое еще яростное сражение вступили? Может быть, они нашли мою руку? А расстрелянный Рауль, а все другие? Ничего не знаю… Лежу долу… Малышка, наверное, уже ушла… Меня больше тревожит Сороконожка – от него можно ждать самого подлого коварства… самого низкого вероломства. Ему ничего не стоит прикончить меня лежащего. Откуда он теперь выскочит со своим зловредством?.. Этот поганый пистолет не дает мне покоя. Жаль, не отшил его тогда покрепче!.. Трудно дается воспоминание… Ничего не могу сообразить… Это она ослепила меня… Этот ребенок наводит на меня морок… Смущает, будоражит мне душу, разум… все!.. И я сознаю, что лежу на полу, что в голове у меня шумит. Слышу ангелов, звук их труб!.. Их серебряных труб… Легкое головокружение – и я вижу звезды, вижу Сатурн, вижу Млечные Пути де Перейра, вижу мою божественную Вирджинию среди созвездий… Кругом нее звезды, звезды… здесь, на лестнице… Я уже рычу и пускаю слюни… Хоть ори от счастья… Ох, как же я рад!.. Но тут меня снова начинает раздирать… Я разом просыпаюсь. Боль снова вгрызается в меня. Сон кончился, вернулся кошмар. Боль пронзает меня отовсюду, точно мчащиеся со всех сторон поезда… Уши лопаются от их свистов… Они гремят в голове… Засранство, едри твою! Ничего больше не хочу знать!.. Я покачнулся, ухватился покрепче за перила… Снова слепящая вспышка… А, Вирджиния! Она здесь! Здесь моя миленькая! Нет, я не спятил: целехонькая и улыбающаяся! И не думала помирать! Меня просто трясет от радости. А перепугался-то, напереживался из-за какой-то ерундовины! Ну же, веселей, чертушка! В путь! Придется снова завоевывать уважение… Она тоже немного испугалась… Со мной приключился пустяковый обморок… Вероятно, я слишком впечатлителен… Но главная причина – это голова… Объясняю ей в нескольких словах… А здорово я спотыкаюсь в английском. Такое пережить, такого натерпеться – это не проходит бесследно. Война – это вам не понюшка табаку… Что только не вспоминается… Ну, в путь, вострушка! Голова у меня теперь ясная, совсем оправился… Правда, ноги еще ватные… Протираю глаза. Я видел сон – провал сознания. Они так и написали во врачебной справке: «временное выпадение функций»… Бедный мой котелок!.. Только бы не напугать девчушку… Я балагурю, шагая рядом с ней… Давай-ка на автобус! Нечего копаться, время идет… Автобусы ходят с промежутком в двенадцать минут… Приятно пробежаться, только я все спотыкаюсь. Не очень ясно вижу дома, тротуары, людей… все спотыкаюсь, падаю, встаю… Это от волнения – слишком люблю ее… Вот в чем мое безумие… Не вижу. Уже и автобус не различаю – подъехал… и едет дальше. Пустоголовый ты скворец!.. Ну, уж этот не пропустим!.. Прыжок, два подскока, уселись… Наступил на водителя… на ноги ему… Обругал меня… «Вам куда?» – спрашивает. Марбл Арч, а там видно будет. Проехал под ней, а там в любую сторону…
Катим по Авиньонскому мосту. Напеваю девчонке песенку. Она ей незнакома. Все пассажиры, весь автобус слушают, а мне нипочем… Пусть видят, какой я удалой молодец, да чтобы заодно эта пигалица выкинула всякий вздор из головы, мол, раз у меня закружилась голова, значит, я дохляк какой-нибудь. Какого хрена! Едем, тары-бары, то да се… Конец не близкий… Меня не собьешь. Я, значит, спрашиваю, кого она предпочитает: дядю, меня, Состена… может, еще кого из знакомых? Есть у нее дружки? Быка за рога. Ей не очень понятен вопрос… Уж очень шумно в автобусе, а глотку драть неохота… Слишком она мала еще – вот в чем загвоздка, да и ревность моя. Зря я ее мучаю! Кончится тем, что я ей наскучу. Перевожу разговор. Для начала заскочим к Стриму на Лайн-Лейн-Аппер насчет котильонов! Автобус переваливается на ухабах, а мы себе болтаем… Может, у него найдутся страусовые перья для боевых шлемов эллинов, разные там финтифлюшки для красоты. А потом – сразу к Госпелу. Кажется, вроде 124-й номер. Hundred twenty four the bus. Не меньше часа езды, и через весь квартал пешедралом! Там поставщики изделий из металла, небольших котлов, вентилей-присосок. Там же и пакля. Конечно, многого не найдется, это как дважды два. Накануне я говорил об этом Состену. Ничего, еще съездишь, лишний раз проветришься! Это он берет на себя. Девчонка тоже особо не переживала… держалась того же мнения: погулять от лавки к лавке, спорт! Во всем отчитается, раз уж снялась с места. Подумаешь, хлопоты! Ерунда какая-то! Поглядим, какое лицо будет у дядюшки! Знай швыряй деньги на ветер! У нее на все – одно зубоскальство. Все на свете – смешочки для этой нахалки! Особенно, когда мы оставались с носом, если нужная вещь исчезла из продажи. Я строил кислую рожу, и уж тут она отводила душу! По любому поводу – взрыв восторга. Если бы я строго отчитал ее, она сбежала бы, так что делать было нечего. Таскались мы от лавки к лавке и таки набрали нужного товара. Больше всего повезло нам с «Госпел и K°», почти сразу раздобыли два котла, бюретку и кузнечные мехи, а потом два мотка пеньки и все до одного длинные пруты с гайками – полный комплект! Везунчики! И за все уплачено… до пенни! Деньги были у фитюльки… Но мои косточки! Столько на себя навьючил, что приходилось делать передышку… каждые двадцать метров. Да ладно, ничего страшного – день на день не приходится. В этот раз пришлось изрядно потрудиться. Неплохой подарок полковнику, хоть перестанет меня клясть. Немало притащу добра, и коли они снова глотнут газа, у них будет полная возможность учинить новый разгром. Да и не так уж много потрачено, еще не меньше ста фунтов оставалось… ну, около того… Неплохо обернулись. Теперь предстояло заняться химической частью, покупать много придется – список был еще длинный. Курс на Сохо, к москательщикам. Всякая расхожая мелочь… зеленого, желтого, синего цвета: хлористый цинк, глиноземные белила, разные мастики, серосодержащие «гуммилаки». Но ухо держать востро! По Сохо надо ходить с оглядкой: именно здесь охотились, устраивали облавы все девки с Лестер-сквер… Мими, Малиновка, Нанон, Марго… Сфера действия их личного обаяния. Ох, заманчиво! Какой соблазн! Я понимал, что мог сгоряча наломать дров. Надо было послать Состена. Я локти себе кусал, а все же любопытство разбирало – спасу нет, так твою! До смерти захотелось повидать знакомые места, а тем более – рожи, шмотье, девок, котов… Как все это вообще выглядит теперь. Автобус себе катил, нас трясло на империале, а я вспоминал… Оксфорд, 112-й номер… Я смотрел на людской поток, на одежду… Убегающая улица, пешеходы… Шлюх видать сразу, заметны издали… Я имею в виду в то время… По нарядам, броским финтифлюшкам… В закоулках – пересменка – тары-бары, треп… Всегда по две, по три зараз… Стало быть, едем к «Националю», автобус идет валочкой-перевалочкой… Перед St. Matthew in the Field, вроде, узнал Нинетту по прозвищу Кроличий Глаз, но за все время поездки не заприметил ни одного кота, а уж я-то знал их! Что за притча? На Эдгвим-роуд тоже ни одного… на Дотт-стрит тоже, то же и на Шафтсбери… Сплошь девки. Полно блядей, и ни одного кота! Сдуреть можно! Раскидываю мозгами… Во время полицейского налета сгребают всех подряд. Вот ведь загадка, вот головоломка! Надо разобраться, в чем тут дело. Не перебили же всех поголовно! Как раз в это время проезжаем Трафальгарскую площадь. Надо бы сойти, думаю, да глянуть, как там Нельсон. Оно, конечно, неосторожно – знаться с ним все одно, что знаться с полицией – но уж коли случилась такая нужда… Вон этот шибздик… ерзает по асфальту. Художник на рабочем месте. Ораторствует над своими лубками. Поток красноречия. Издали показываю его Вирджинии… Эйфелева башня!.. Пирамиды!.. Самая высокая в мире, господа!.. Все это изображено на асфальте цветными мелками… Мне было слышно, как он треплется. Не хотелось подходить слишком близко. Я все колебался… Все-таки это было бы неосторожно. Но Вирджинии сам черт не брат – прямо сейчас подойти и потолковать, ей были непонятны мои выкрутасы, надоели мои кошки-мышки. Я напрасно тратил порох, втолковывая ей, что затеял опасную игру. Того и гляди, обругает. Ей плевать было на мои побасенки! Ее занимали лубочные рисунки, а раз я был знаком с художником… И тут меня точно толкнуло… Какой-то мужчина смотрел на нас…
– Быстро отсюда, говнюшка! Поворот кругом!
Сматываемся. По-моему, это был кто-то из местных… из Ярда. После небольшой пробежки делаем роздых. Уморился таскать этот куль. Готов побожиться, это был легавый… расхаживал перед галереей. Объясняю пигалице, чего испугался. Ох, как она обрадовалась: такое развлечение! Просит, чтобы показал еще таких. Ей хотелось бы, чтобы они торчали на каждом углу сквера, у каждой двери. За мной охотятся сыщики! Вот теперь со мной интересно… Бандитов ей тоже подавай, и не каких-нибудь, а знаменитых, и чтобы я ей показывал их в толпе. Уж я-то… с моими страхами и тайнами… верно… знаю их целую уйму! Меня она ни в грош не ставит. Ну-ка, давай, Фердинандик! Просто верхом садится. Урок мне наперед, как распускать язык с девчонкой. А эта соплячка уже рассуждает: была бы у французов такая игра – выслеживать друг друга на каждом углу – было бы, как в «Нике Картере» или в «Тайнах Нью-Йорка»!.. Нет даже намека на страх. Это я – трухач, заячий хвост. Она скоро шагала впереди, перепрыгивала с ноги на ногу, подлаживаясь к моему шагу, пристраивалась то справа, то слева, взвивалась короткая плиссированная юбчонка. Какие крепкие, мускулистые ляжки! Чертовка! Не так уж нам скучно было со всеми моими страхами. Только я в самом деле притомился – вьючная скотинка, нагруженная огромным тюком заводских железяк. Вдобавок она вынуждала меня говорить, приходилось приукрашивать, присочинять… Совсем затыркала говнюшка – то одно, то другое, без конца и края: отчего это меня так выслеживают? А сколько преступлений я совершил? Я врал напропалую, чтобы подогреть ее интерес… а иначе она сбежала бы, бросила меня здесь одного, только я ее и видел… ясно, как божий день. Бессердечная. Я с моими страхами был для нее вроде кино…
Можно было бы посидеть в церкви святого Мартина, здесь неподалеку, или в Национальной галерее, а то дойти до Лестера, до сквера, где промышляет Бигуди… Погода стояла замечательная. Только опасно! Это значило просто лезть на рожон! Ведь в двух шагах от борделя! Только страсть как хотелось глянуть на их физии, на их сутенерскую возню, на шастающих туда и обратно котов, на хитрые их подходцы с оглядкой. Может быть, за ними слежка? Может, тут фараонов столько, что плюнуть негде? А-а-а, была не была! Любопытство разбирает – терпежу нет! Вперед! Затаиваюсь в двух шагах от тротуара, под деревом у самой статуи. «Тс-с-с!» – шиплю девчонке, чтобы не высовывалась. Бронзовый Шекспир как на ладони, и вся их кухня на виду, вся панель, как есть. Промысел дамочек в полном разгаре. Узнавал одну за другой по тому, как подкатывается к клиенту, как подцепляет его… Душка, Гертруда, Лисичка, подопечная Жандремара Мирель в платье любимого сливового цвета. Работа кипит! Все знакомые лица… Какая хватка, какое проворство! Подхватывали солдатиков с лета, с наскока. Изголодавшиеся гимнастерки валили сомкнутым строем! Пять часов, их час! Увольнительная! Пехтура накатывалась волна за волной из всех окрестных улиц… Жажда блаженства – и деловая горячка!..
Вон Гортензия вышла на охоту… Вон Мариза, Резеда, неустрашимая Нинетта… Еще двое, трое… Ловительницы переменчивой удачи… Среди бабочек… полное спокойствие. Стрекочут, щебечут, игривости хоть отбавляй. Легавыми и не пахло! На углу бара гостиницы «Эмпайр», излюбленной пристани шпиков, чисто. Один участковый по прозвищу Бобби Петух торчал перед «Лайонз», безобидный малый, свой парень. Словом, бойкий, чистенький, приятный с виду промысел. Каскад, верно, радешенек. Почти все девки ходили в его упряжке. Сколько их работает теперь на него? Двадцать пять? Я прикинул в уме. Да, призадумаешься… А девчонка-то сметливая, только не мог я ей растолковывать, что да почему – возраст не тот. Мыслимое ли дело? Ребенок ведь, хоть и шустрый, с живым умом, не по годам развитой, согласен, но ведь без этого опыта… Я молчал, а ее, понятно, еще больше разбирало любопытство. Ей хотелось знать, что происходит между женщинами и прохаживающимися мужчинами, праздношатающимися солдатами… Иногда они даже ссорились. Отчего это меня настолько интересует, что я стою, разинув рот? А откуда мне известны эти дамы, их имена? Это мол, говорю, француженки встречаются со своими английскими крестниками… Так принято во время войны… Правда, для крестниц они были ярковато одеты, слишком заметны на фоне хаки… Все эти цветастые оборочки так и притягивали взгляд. Десять-двадцать муслиновых мотыльков порхали между тротуарами – праздничные краски доходного ремесла. А какой блеск в час наплыва, в пять часов пополудни, когда только успевай поворачиваться! Какой парад! А народищу! А смеху!.. Верзила Годар у дверей «Паб Куин» в сером котелке, зеленых гетрах и с роскошной гвоздикой в петлице тоже созерцал столпотворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99