Была мыслишка отделаться от него в городе. Пока он нас отыщет, пройдет какое-то время… Два, три дня… Успеем перевести дух… Во что бы то ни стало нужно было избавиться от него, только без насилия, хитростью… Мы уже в пути. Выходим на Элдгейт как раз на трамвайном перекрестке. Прыти у него уже поубавилось, И потом он совсем остановился и завел свою песню:
– Вкручиваешь мне шарики, мужик? Тут министерством и не пахнет! Трепотня! Я возвращаюсь!
– Ну, уж нет, раздолбай! Топай!..
Я тереблю его, волоку силком… Не отвертишься, сучье вымя!
– И чтобы без базара на улице, понял?
Ох, и зол я! Побурчав, он трогается с места. Снова идем к через Стрэнд. На асфальте еще не стерлись его рисунки мелом: Хрустальный Палаццо… Эйфелева башня… Даже ливнем не смыло, и краски не поблекли… Он вмиг надулся от самодовольства:
– Видишь, чудик? Видишь? Работа по высшему классу!
Он-таки прав. Я хвалю его.
Вот и Уайт-холл… Длинные здания… Ищем, находим «Войну». Я останавливаю его под уличным светильником…
– Ждешь здесь! Пеп! Ждешь на этом самом месте! Никуда не отходить!
Крутит носом, недоволен… Он собирался идти со мной… Я нажимаю:
– Ждешь меня здесь, без разговоров! Я на минутку… Сразу спущусь и за тобой… Должен же я предупредить, что нас двое! Главное, не уходи!
Он все-таки хочет со мной, он не согласен оставаться… Но я не слушаю, и бегом – туда… Ныряю в дверной тамбур… мчусь по коридорам… взлетаю по лестнице… Меня останавливает охранник внутренней службы.
– Управление изобретений… if you please…
Это, значит, я говорю.
– Inventors? Изобретатели? Seventy-two! Семьдесят вторая! Скорей, скорей! На кого-то наскакиваю, отшатываюсь, выравниваюсь… О, номер 72! Стучусь: тук-тук! Голос из-за дверей «In!» «Войдите!» Ну, наконец! Стены помещения увешаны плакатами, красочными объявлениями «Gas Masks Trials» «Испытания противогазов»… Понять несложно… То, что надо! Бородатый чиновник сует мне памятку… Условия конкурса… Схватываю с лету… Gas Masks Trials… Ознакомимся в Уайлсдене во всех подробностях.
– Thank you! Thank you!
Теперь – ходу! Карьером! С задней стороны!.. А вдруг Пеп-Пепка увязался за мной?.. Если я наскочу на него? Наддаю ходу… Вниз! Подметки отрываются! Лечу в противоположную сторону, там должен быть Сент-Джеймс-парк… За окном в дальнем конце коридора маячат деревья… Ох, и наддал я!.. Двери… двери… Нажариваю! Два этажа пролетаю единым духом как сумасшедший, выскакиваю под аркаду, на вольный воздух… Вот они, деревья! Перевожу дух, уф-ф-ф! Ни души… Вот так-то, черт побери! Лихо я обставил этого стервеца!.. Бегай теперь, кривуля поганая! Хо-хо, Рысий Глаз! Шкандыбальщик!.. Меня разбирает смех… С приветом, порхунчик! О, семнадцатый автобус! Вскакиваю… Так и подмывает смотаться на Стрэнд – уж больно охота взглянуть на его мурло… Эх ты, тюха! Представляю себе эту харю!!. Хохочу, обдуваемый ветром на империале… Точно гора с плеч свалилась, дышится вольно… Ах ты, зазнайка! Шпик хренов! С ним теперь лучше не встречаться… Этот обиды ни за что не простит. Злопамятный, собака!
* * *
– Скверные дела, Учитель, – говорю я Состену. – Скоро конец спокойной жизни… Нельсон напал на наш след, а виной – ваше платье, всем бросается в глаза… Лучше снять его…
– Нельсон? Не знаю такого!..
Вкратце объясняю ему, что за личность эта шушера.
– Широкий, однако же, у вас круг знакомств. С каким сбродом вы якшаетесь!
Я повел речь о своем визите, о том, как нашел его Пепе… Конечно, обо всем не говорил… так, кое о чем: как она держалась… правду сказать, прекрасно… что застал у нее гостя, неунывающего Пеп-Пеп собственной персоной… ну, а потом о своих похождениях, как мне удалось выкрутиться, как отделался от этого выродка… Только этим не кончится, говорю, больно жучило настырный… впивается как клещ… Как пить дать, заявится!.. Однако мои откровения не произвели на Состена особого впечатления, слушал меня вроде как рассеянно… Чем ему опять не угодил? По роже видать, недоволен! А я поручение его выполнил, памятка и все такое… вернулся вовремя… все подробности разузнал – место испытаний, завод… ну, все!.. Назначено на начало июня, так запас времени у нас приличный… успеет накобениться вдосталь!.. Ах да, трубки его забыл… Да он и не спрашивал о них… Надулся, и все тут!.. Терпел я, терпел, потом не сдержался, говорю:
– Да ты не слушаешь! Я что, со стенкой говорю?
Мне не терпелось узнать, как подвигается дело с договором. Беспокоило это меня.
– Так этот попрыгунчик решается или нет? – спрашиваю я. – Что он тебе сказал? Дает задаток или не дает?..
Все то же отрешенное выражение лица. Я начинаю трясти его…
– За… за… задаток? – заикаясь, выговаривает он наконец.
– Да, путаник, да! Задаток!..
Не все же ему одному жить в свое удовольствие!..
– Но вы ни в чем не терпите нужды!.. Одеты так, что залюбуешься! Так одеваются князья, ло… лорды!
Темнит, педик! Точно, темнит! Сам попользовался, а я крутись!.. Ну, я ему и выложил:
– Вот что я вам скажу, Состен – скоро конец всему… Сколько можно твердить одно и то же!.. Пеп-Пеп напал на наш след… Знают вас, китайца чумового, по всему Лондону знают! Вот погодите, нагрянет Нельсон со своими молодцами, будете тогда себе локти кусать!.. Я малость разбираюсь в людях, при всей моей непорочной девственности… Худо, Учитель! Хуже не бывает! Ерунда, кажись, а только… не хочу вас пугать… вы можете сесть в тюрьму… Чует мое сердце!
Сейчас верховожу я.
– Тюрьма? В тюрьму?..
У него даже дух захватило… Какие ужасные слова! Задумчивость мигом слетела с него. С перепугу он начал оскорблять меня… Я собираюсь-де выдать его кровожадным головорезам, что это вполне в моем духе, что я умышленно подвожу его под удар, что я тайно замышляю его похищение…
– Какое могут иметь до меня касательство эти мерзавцы, а? Какое? Извольте объясниться, разбойник!
– Я-то при чем, дорогой Учитель? Так уж жизнь сложилась, что вот таких довелось узнать. Война… разные ужасы… уличные кражи… гнуснейшие обстоятельства… Эх, умотать бы куда-нибудь отсюда!.. Хоть к черту на рога!.. Да, именно к черту!
В общем, выложил я ему все начистоту. У меня к нему свой счет, да еще какой!
– Вы сулили мне Китай, Состен!.. Тибет, Зондские острова!.. Диковинные, чародейные растения!.. Ну, и где все это? Где? Тыр, пыр, семь дыр! Заговаривание зубов, пускание пыли в глаза!
Ткнул его носом в его собственную ложь, посадил в его собственное говно… Не знал, куда деваться, на губах – кривая ухмылочка… Только я не любоваться на него пришел. Ох, быть беде!.. Я же его одной рукой удавлю… одной левой… Схвачу за его гусиную шею… Меня бесит непорядочность!.. И кто он, вот этот китаец? Есть от чего полезть на стену!.. А он все хихикает… Нет, не могу больше! Сверну ему шею!
Но тут – о, чудо – озарилось, залило светом, хлынуло мне в глаза, ослепило… наполнило голову, сердце… Сияние!.. Светозарность!.. Мы стояли в прихожей, у самого входа в столовую залу… Я как раз собирался сесть за стол… Она!.. Она!.. Ее божественная улыбка… Я и не заметил, как она появилась… Колдовство! Обожаю ее! Трепещу!.. Явилась… Явилась моя Вирджиния! Сердце стучит все громче, громче… Она!.. Сейчас разорвется… Ее прелестное личико!.. Я заикаюсь, лепечу, совсем потерялся… Стою столбом и дрожу… Дрожу от страха под взглядом ее глаз. Какие глаза! Небо… Две черепицы от небосвода… Что я плету?.. Два отсвета небес! Не приведи, Господи, лишиться ее хотя бы на день! Теперь боюсь хоть чем-то рисковать… Хочется всех обнять! И Состена заодно, и его тоже!.. От счастья… От ощущения чуда… От гнева и следа не осталось, испарился под действием чар… Забылись все мои злые выходки… Я исцелен, обаян, без памяти от счастья… Перебираю ногами, подскакиваю… Куда подевалась дыра в черепе после трепанации? Куда подевалась головная боль?.. Глядел бы и глядел на мое чудо!.. Какое счастье, что она вернулась, не то я совершил бы еще одно преступление… Меня спасла ее усмешка, ее мордашечка… Мой обожаемый ангел-хранитель!.. Шотландская плиссированная юбка, прелестные ляжки… Вон как играют мышцы… твердые, розовые, матовые!..
Да что там опять?.. «За стол! За стол!»… Я смотрел на ее ноги… Невыразимое наслаждение… слов не нахожу!.. Статуя, изваянная из света… Розовая, свежая, бесстыдная… Если она соберется уходить, я схвачу ее… Только не упустить!.. Вот здесь схвачу, под коленями… и легонько укушу… Не знаю сам, что сделаю!
А этот все меня подталкивает: «Ну же, за стол! Невежа!» Трепыхается, доволен страшно… Давеча он здорово испугался. Я был зол как черт… Теперь кончено… Удары гонга… Снова здорово! Опять обжираловка, опять налопаемся до самой завязки… Просто беда!.. Мне бы совсем отказаться от пиши, быть сыту единым светом ее, единой красотою моей боготворимой… Что тут говорить!.. Сиянием волос… Я слишком любил ее…
– Ну же, давайте!
Как они спешат! Даже малышке кажется, что я чересчур медлителен… Ей тоже не терпится сесть за стол… А я, обожающий льющийся от нее свет, стою, оцепенев от восторга… Она улыбается мне… Я любуюсь моим божеством… Она нетерпеливо переступает с ноги на ногу…
– Ну же, идем! Go on! – говорит она.
– Значит, займемся холодненьким? Обойдемся без первого?
Вопль Состеновой души!.. Ах, погубитель мой!
Жить одними любезностями… страстным поклонением… озарением свыше… Ну, разве съесть какой-нибудь плод… Ее поцелуй… Ласковое слово, оброненное в час трапезы… И все!.. Изысканная приятность в обращении… Ах, что бы мне сказать ей сейчас: «Я люблю вас!»… Нет, она слишком молода, слишком чувствительна… Ах, черт! Этот боров, это свиное рыло подталкивает меня:
– За стол! За стол! Полковник ждет вас!
И – вперед, очертя голову! Коршуном на скатерть, на блюда… В ту же секунду за работу!.. Набрасывается на артишоки…
– Я – вегетарианец! – объявляет он… Естественно, как бы в шутку.
И ну хряпать с чавканьем, чисто осел… Смолол три кочанчика подряд. Затем принялся за ветчину… вгрызся по самые уши, как пентюх деревенский… Ну, здоров жрать! А с виду ни за что не скажешь – худосочный, щуплый… Но кусищи в рот запихивает, будто год его голодом морили… бездонная утроба!.. Закуски точно ураганом смело… Стыда не оберешься!.. Мне так совестно за него, что боюсь взглянуть на Вирджинию… Он наливает себе бургундского. Полковник читает «Милосерд еси к рабы твоя, Господи», молитва у них такая… Состяра опускает глаза, вид у него сосредоточенный. Так бывает, когда он бормочет про себя их «Отче наш» – «И ныне, и присно, и во веки веков».
* * *
Я таки не дал ему уснуть после столь обильного пиршества, хотя дрыхнуть он был горазд. Теребил, ругал его на все лады до тех пор, пока он не начал вроде слушаться и не насел на полковника – тот тоже наелся до отвала, поклевывал носом, порыгивал – мол, так продолжаться не может, надо решать… Мы двое занимаемся противогазами на положении вроде как домашних работников и должны, стало быть, спать прямо в мастерской, и без никаких… Ездить ночевать где-то в городе – огромная потеря времени в ущерб исследованиям! Пусть полковник подумает. Можно, конечно, кемарить и в гостиной, в креслах… ну, две-три ночи, еще куда ни шло, но разве это решение?.. Другое дело – в лаборатории, так сказать, не отходя от рабочего места. Да и много ли нам нужно? Так, несколько диванных подушечек, циновка… Ну, хитер, черт! И нахальства не занимать… А если этот фендрик заартачится, пошлет нас куда подальше?.. Так нет! Ему очень даже по душе. Прекрасная, превосходная мысль! В полном восторге: «Yes, yes! Certainly!» И ручкой лакеям, мол, поместить, устроить… Будет гораздо лучше, чем в гостиной!..
Быстренько взбираемся на третий этаж. Чудесная спальня о двух кроватях… С ума можно спятить!.. Роскошь! Шелка!.. Вытканные занавеси!.. Пуховики горою… Двойной ковер… Обалдение… И в одном доме с моим кумиром… Сказка!.. Под одной крышей… Сердце мое!.. Мечта моя!.. Глазам своим не верю… Оба щупаем, трогаем… Все настоящее, без подделки!.. Вам тепло, удобно, не дует? Чин-чином!.. А стол… Великий Боже!.. Стол какой! Какая жратва, какие разносолы!.. Просто на руках носят.
– Послушай, Состен, – говорю. – Тебе не кажется, что это та самая чудотворная травка?.. Что мы уже там?.. Нет, кроме смеха?
Ни слова не говоря, он присаживается на кровать, подпрыгивает на пружинном матрасе… Пружины отличные… А шерстяные одеяла? Пух, чистый пух!.. В общем, утопаем в удобствах. Умилительная забота! Уж так обласканы, так обихожены!.. Состен, видимо, растроган… Покачивает головой, клонится вперед… Расчувствовался… Глаза его увлажняются, по щеке катится слеза, взор обращается к окну…
– Что с тобой? – встревожился я. – Что случилось?.. Тебе не нравится здесь?..
Он удручен, подавлен. С трудом выговаривает непослушными губами:
– Бедный малыш!..
Рыдания душат его, он совсем раскис.
– В чем дело, дед? В чем дело?.. Не нравится он мне.
– Не могу тебе сказать! Не могу!..
– Можешь! Можешь! Постарайся!..
– Это тупик, бедный мой малыш! Тупик!..
– Тупик?
Но это все, что я мог из него вытянуть.
– Да почему, почему тупик?.. Мне нужны подробности.
Он раздавлен, сокрушен. Куда девалось его самомнение? Он превратился в жалкую тряпку… Сидит, бессильно поникнув, уставившись в пустоту. Слезы снова катятся из его глаз.
– Мой бе… бедный мальчик! Мы… мы сами не знаем, куда идем!..
Ничего себе шуточка!.. Он лопочет что-то невразумительное, слезы текут ручьем… Его так колотит, что вся кровать ходит ходуном, стойки и пружины дребезжат… У него приступ безысходного отчаяния… В общем, приехали!.. Он, видите ли, не знает, куда мы идем… Веселенькое дело!..
– На Тибет отправимся, дед! На Тибет! Решили ведь… сто раз уже говорили… И вот – на тебе!.. Да как только отхватим премию, аванс, черт его дери, так сразу рванем отсюда!
Настроение у меня было боевое.
– Ах, дитя мое, дитя мое… Если бы вы знали!..
– Если бы я знал что?..
Он вновь обливается горючими слезами, изнемогает от горести… Привстав с кровати, бросается мне на шею, целует меня, орошая слезами… Я не возражаю.
– Противогазы… противогазы, мальчик мой!
Так вот оно что, вот где собака зарыта! Чуял я!.. Он стонет, хлюпает носом, содрогается от рыданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99