«Oh ye! Look at your face! Golly! What a mess you got!»
Они казались омерзительными, не переносили друг друга при свете солнца… Сыпались удары, лилась кровь…
«Men eater! Men eater! Cash! Счет! Сдачу! На, подавись!»… Вдруг – со всех сторон свистки, вой сирены… На работу! Все в трюмы!.. Сумятица в зале. Помчались взапуски к лебедкам… Топот ног… В зале давка, столпотворение в дверях такое, что трещали ребра. Начали, колыхаясь, протискиваться между створок… Самых слабосильных, самых дряхлых сбивали с ног, они катились с насыпи… Полежав какое-то время, ковыляли, цепляясь за поручни, выблевывая проглоченную похлебку… Начальство свирепствовало. Боцман начеку! Приговор последнему, взявшему в руки крюк:
– Шиллинг штрафа и расчет! Проваливай, дохлятина! Ты вычеркнут из пропускного списка!
Невеселая работенка… Состен счел нужным высказаться:
– Никогда не потерпел бы подобного обращения! Не мог бы работать в порту, не перенес бы такого хамства!
А между тем, не далее как вчера, терпел от копов еще более немилосердное обращение. Ну, как же, надо ему было встать в позу!..
Проспер вновь появился из кухни:
– Ну что, порядок? Наелись?
– Сколько с нас?
– One and six! Шиллинг и шесть пенсов! – Ему отдадите! – присовокупил он, указывая на официанта.
От нас не пожелал принять платы. Он сел, и беседа возобновилась. Официант исчез, пивная обезлюдела… Я без околичностей вернулся к разговору о «Динги», к обстоятельствам страшного взрыва в тот злополучный, зловещий вечер. Как это произошло? Я вспоминал подробности… Боро долго не раздумывал – взял, да жахнул! А как все драпали, ног под собой не чуяли! Знатный был драп! А как орала Кармен с раной в ягодице!.. Просперо посмеивался сквозь зубы – не пришлась ему по вкусу моя байка.
– Тогда все уладилось?
Я имел в виду страховку…
– Уладилось, уладилось! Закройся!
Я нарочно изображал тупицу и упрямо толковал о том же… О том, какая была потеха… Об обстановке в целом… О беготне по улицам… Что, не смешно? Ничего, прижму его хорошенько, эта скотина у меня разговорится! А где отсиживаются мужики?.. Вопросы, вопросы… Где букмекер Джим Тикетт? Его вроде ранило, если мне не изменяет память?.. А красавчик Жером-аккордеонист?.. А тощий Казак?.. Куда они все пропали? Вот малахольные, скажу тебе, дружище! Едва запахло порохом, они и ноги в руки! На фронте, поди, быстрее не удирали бы, когда за ними гнались бы триста тысяч фрицев!.. Это я тебе говорю. Чистая правда. Война, Просперо, война!
Я брал над ним верх. Я хотел довести его до белого каления. Он отказался навести меня на нужных людей, поэтому он у меня волком взвоет… Состен сидел, разинув рот, а между тем я рассказывал ему о происшедшем в «Динги», о взрыве, о бомбе несчетное число раз! Тогда он не поверил ни единому моему слову, принял меня за краснобая!.. А теперь, убедившись, что все было правдой, сидел совершенно ошеломленный. Если бы он знал Клабена, Дельфину, о проклятых сигаретах, о взрыве в лавке, тогда он назвал бы себя последним олухом, тогда до него дошло бы, что такое настоящая напасть, ужасающее колдовство, подлинное бедствие. Это вам не кривляние Гоа, не корчи индуистских браминов! Гринвич находился от нас не так уж далеко, менее чем в двух километрах вниз по реке. Мы говорили по-французски, но я произношу «river» по-английски, дразня Просперо, как иные намеренно «тыкают» друг другу… Тут свои правила приличия…. Это я вам говорю! Однако приходит день, когда эти условности кончаются среди языков пламени – какими бы ни были ваши отношения. Все кончается пожаром или потопом – и не важно, в ком причина. Колдовские напасти сметают всех нас в воду, в ямы или в пламя. Все проходит!.. Так написано!..
Я растолковывал Просперу, Состен тоже слушал. Я объяснял им, как действуют злые чары… Бах-тарарах… И все летит к черту! Вот просто так, по малейшему поводу… Ба-бах! И все взлетает на воздух. Удар молнии! Небеса начинены взрывчатой силой! Срабатывает злое колдовство!.. Я видел, как взорвалось заведение Проспера. Я видел, как взорвалось заведение Клабена… но это не конец. Будут новые жертвы…
Чародейство неутомимо. Разве не взрывается во Фландрии, да в тысячи раз сильнее… и днем и ночью? Вот и весь сказ!.. Просперов кабак «Динги» разлетелся вдребезги вместе со стойкой и стенами из-за какой-то гранатки размером с яйцо! Глиняную обмазку с соломой как ветром сдуло!
– Животики можно надорвать, верно? А что, посудой ты так и не обзавелся?
Пианино тоже не было.
– Борохрома не видел?
– Зачем он мне?
А впрочем, дело его… Он же взорвал его корчму! В общем, никто не шел на откровенный разговор.
– Ну, что же, мы пошли? – закругляюсь я, – не возражаешь?
А ведь он точно знал все ходы и выходы… По крайней мере, двое из Лестера уехали с его помощью нелегально. Мне о том Виктор сказал, ручаясь за достоверность, еще до того, как записался добровольцем… Отправились на греческом сухогрузе… Он работал с греческими сухогрузами, с парусниками из Ла-Платы… смотря по времени года… Только с нами не желал иметь дело, уперся, и все тут!.. Я располагал сведениями, что он даже ссужал деньги желавшим переправиться в Америку. По 35 фунтов. Как только люди поправляли свои дела, они возвращали ему ссуду и 150 гиней впридачу, в виде платы за услугу… Ни разу его не оставили с носом, всегда получал свое сполна… Таким образом, свою среду он знал досконально, но вот мы его не интересовали. Явное недоброжелательство. Ничего не попишешь: не пришлись мы ему по нраву!..
– Значит, так ничего и не знаешь?
Я уперся. Пусть даст окончательный ответ: да – так да, а нет – так нет!..
– Втроем, значит!
– Разумеется!
– Вот так, без башлей, без копья? Вы рехнулись, Фердунчик!
– Скажи лучше, трухаешь!
– Совсем свихнулся!
Он тыкал мне пальцем в голову…
– Ты хоть что-нибудь соображаешь?
– Вот как! Сопляк ты, а не мужчина! Жандармов боишься?
Тяжкое оскорбление…
– Наглый молокосос! То же мне, герой войны сраный! Слышишь?
Зашепелявил пуще прежнего. Его просто трясло…
– Брысь, брысь брысь! Как пить дать, загремите в Тильбюри. Да, в Тильбюри!.. Они везде рыщут, обыскивают все: трюмы, верхние палубы, шлюпки… Не глаза – компас! Не спрятаться тебе от них! Как крысы, шарят по щелям!..
Я не отступался. Меня не волновали его доводы.
– Говорю тебе, нам нужно уехать! Понимаешь? Уехать! Ты должен свести нас с кем-нибудь!
– Пошел ты, малахольный!
Он бросил взгляд на часы и встрепенулся:
– Черт!.. Черт! Патруль! Пять часов! Патруль!
Удобный предлог сменить тему.
– Послушай, мне пора закрываться! Давайте, проваливайте!
– Не слишком ты вежлив, уже девушкам хамишь? Хорош фрукт!
– Пропади ты! Пропади пропадом! – заорал он, вне себя от бешенства.
– Ладно, – бросил я ему в ответ. Снова уселись…
Правда, Вирджиния подавала мне знаки: она не любила ссор… Состен хлопал глазами, а я сидел как пришитый и близко к сердцу не принимал.
– Не дождешься, не уйдем! Говори, где кораблишко, куда поплывут твои людишки?
Ну, совсем тупой придурок!..
– Катись, говорю! Понял, сопляк? Лоботряс, засранец!..
– А вот и не уйдем, не уйдем!
Я дурачился, подскакивал на заду, точно промокая штанами скамью. С места не сойду!.. Мысленно хвалил себя, цыкал ему «Ксс!.. Ксс!.. Ксс!..»
– Ничего, не съест нас твой патруль!
Он понял, что я бросил ему вызов.
Он мысленно прикидывал, что делать дальше. Посмотрел на нас, на текущую вдали широкую Темзу… снова с сомнением взглянул на каждого из нас по очереди, еще не решив, стоит ли что-либо предпринимать… Перевел взгляд на пол, на мои руки… Зная о присущем ему кошачьем проворстве, я держался настороже.
Я потрогал свои карманы, похлопал по себе, точно что-то искал…
– Берегись, бомба! – завопил я. Шутка!
Он отпрянул от стола с обезумевшим взглядом…
– Фер… фер… Фердинанд! – пролепетал он.
Глаза у него вылезли на лоб… Замер, задыхаясь… Я показал ему пустые руки:
– Сиди уж, дурачок!
Все заливались смехом. Я успокаивал Проспера. Он через силу промолвил:
– Убирайтесь!
Опустился на скамейку – ноги под ним подгибались. Совсем не в себе, дурья голова! Так перепугаться, и из за чего!..
– Ладно, избавляем тебя от нашего общества… Только судно назови! Мы уезжаем!
Сказано было примирительно.
Если он ничего не ответит, начну по новой, что-нибудь придумаю! Достану до потрохов!
– Не упрямься!.. Посудина! Тебе же бог знает сколько их известно, чтоб тебе пусто было, выкладывай!..
Он никак не мог решиться, мотал головой.
– Ну же, ну!.. Решайся, выкладывай! Уже пять часов!
– Вон отсюда гады, вон!
Он снова выставлял нас за дверь!
– Что же ты такой злюка, Проспер? Смотри, брошу! Тебе-то какая корысть?
Я притворился, будто снова ищу у себя по карманам. Он совсем потерял голову.
– Вон отсюда, вон!
– Назови имя – и мы смываемся! И больше ты нас не увидишь, идет?
Он мялся… сопел… не знал, что сказать…
– Но у вас же нет ни шиша! Куда вы плывете?
– В Америку!
– Да ну!
Нас ничто не могло остановить.
– А что, Жюжюб не уехал? А Люлю Блоха? А Вильмомб? Так нечего говорить, что это невозможно, господин Просперо! Вы прекрасно осведомлены, но решили помалкивать, сеньор Просперо! Скрытничаете!
Говорю с ним, как Мэтью, вытягиваю из него жилы, он растерян – то вставал, то садился, что-то бормотал, не хотел сдаваться… Вдруг в смятении привстал и перднул… Перднул оглушительно. Звук трескуче раскатился между стен… Ошарашенный, оторопевший, он сидел на скамье, тупо уставившись на нас…
Мне неловко перед Вирджинией… настоящая скотина!.. Состен прыснул от смеха: вот уж учудил! Ничего, я развяжу язык этому срамнику! Он съежился на скамье и точно оцепенел. Упрямства хоть отбавляй!
– Убирайтесь! – буркнул он. – Убирайтесь к черту!
– Мы не уберемся! Выкладывай!
Я как сидел, так и не тронулся с места. Он заерзал, не поднимаясь с места, толчками передвигая задницу к стойке, но я не желал, чтобы он двигался!
– Оставайся на месте, Проспер!
Еще сантиметр, и я запущу ему сифоном в рожу. Он застыл.
– Ну, так что?
– Ладно, ты этого хотел. Потом не жалуйся! Решился наконец, обливаясь потом.
– Не бойся, плакать не будем… Слушаем тебя!
– Жовиль… Кэннон-док… Передайте ему от меня… Кэннон-док…
– Точно? Без дураков? Жовиль? Кэннон? Я опасался подвоха.
– Не волнуйся, ты от Просперо!.. На таможне лучше не пылить… Тихонько проходи… Может быть, он еще принимает людей на борт…
– Пункт назначения?
– Ла-Плата.
– Идет!
– Все трое?
– Давай-ка глянем!
Пусть покажет в окно: надо же знать, куда пробираться.
– Самые высокие мачты… Фу, будь оно проклято!
Совсем я его затыркал.
– Мачты… В столону Милл-Уолл… Ну да, Кэннон-док…
– Самые высокие…
Со зрением у меня был полный порядок!
– Спросишь Жовиля… Скажешь, от Проспера… Он поймет…
– Значит, парусник?
– А тебе «Лузитанию» подавай?
– А после того, как взойдем на борт?
– Играть в «манилу» будете!
Мне были нужны подробности.
– Как называется судно?
– «Конг Хамсун»… Шкипер Жовиль… «Конг Хамсун»…
Я повторял название про себя.
– А если нас вышвырнут?
– Сам увидишь.
– Нет уж, мой дорогой, это ты нас снова увидишь!
Я продолжал давить на него.
– До чего ты мне обрыд! Глаза бы его меня не видели!
– Хорошо, хорошо! Не злись!.. Мы побежали!
В дверях посторонился, пропуская малышку, сам протиснулся бочком, захлопнул дверь… Вот мы и на вольном воздухе.
– Живо в Кэннон-док!
Только прежде нужно переправиться в моторке перевозчика на тот берег у шлюза… А вот и он! Очень кстати!.. Тюх… Тюх… Тюх… Пристал… Минут пять бежали рысью…
Вирджиния запыхалась… Состен охал и ахал после достопамятной взбучки, трюхал, кособочась, выставив задницу, проклиная все на свете, весь в шишках, синяках, струпьях – жестоко его потрепали на Пикадилли! Он ворчал, чертыхался…
– Возвращайся и отдыхай! – бросил я ему.
– Вот же они, парень! Вот они!..
И верно! А я и не заметил!.. Прямо над нами…
Боже, какая красота, какое великолепие, какие форштевни, какие корпуса, какая горделивая стать! Чудо-корабли!.. Громадины смирно стояли борт о борт у причала… Два… Три… Четыре…
Мощь, устремленная от фока к носу… Реи, парившие от неба до кормы, от борта к борту, бросившие свое отражение в дрожащую гладь бассейна… гигантские ветви такелажа… бушприты – стрелы мира приключений, стремительно выдвинутые вперед и вверх над складами, едва не задевая крыш, занимали почти всю акваторию.
Мы шли по причалу, лавируя между швартовами.
Ничто не могло сравниться с корабельными носами – все сникало, представало уродливым, мелким, ничтожным… Жалкое существо – то ли человек в крысином обличье, то ли крыса в человечьем – таращилось, разинув рот, съеживалось, обращалось в ничтожную козявку…
Величавое вознесение мачт к небесам! Люди – просто жалкие личинки.
Мы бродили еще какое-то время… трогали тросы, якоря, великанские кранцы, блоки, гигантские втулки… повисшие внизу якорной цепи космы зеленых, синих, красных водорослей – украшения водных пучин, парики наводящих ужас божеств…
Мы шли и читали названия кораблей, выведенные красной и желтой краской с золотом на бортах: «Драккар»… «Нородоски»… А вот и он! «Конг Хамсун»!.. С первого взгляда судно повергло меня в восторг… я на верху блаженства… Какое творение! Притрагиваюсь к нему… Какая мощь в этих боках, сколько в них вместилось! Шершавые, грязно-бурого цвета, цвета дерева с налетом соли… Пенящиеся брызги морской воды… Бок корабля уходил в высоту… Восторг!.. Побежали к носу, который просто дразнил воображение… Поистине величествен! Весь в резном орнаменте, а над форштевнем высился огромный, увенчанный короной бородач в доспехах и с мечом в руке… Он повелевал, приказывал: «Отчалить!» Король Хамсун… Борода курчавая, глаза зеленые, свежевыкрашен… Чудный корабль, готовый устремиться в море. Отдать концы! Еще не пора?.. А сколько людей на нем, сколько работ… Мостки набиты битком сверху донизу: кто взбирался, кто сходил… Сотня… Нет, тысяча обливавшихся потом тружеников. Куда ни кинешь взор, всюду беготня и суета… Нашествие портовых грузчиков, заполонивших рубки и трюмы, волочивших бочонки и кадки, тюки хлопчатых тканей, двигавших огромные тачки, толкая их то втроем, то вшестером, набивавших грузовые отсеки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99