Нельзя было бросать его! Глупость я сморозил!..
Тем временем наш пройдоха-заводила все покрикивал, резво поспешая: «Night-club, children! Night-club!» На ходу кружит, приплясывая, вкруг меня… Сущий мальчишка в нашей троице. Темно – хоть глаз выколи… Без конца воздушные тревоги. Каждую ночь, вот уже целый месяц. Должна ведь когда-то кончиться война… Такие мысли вертятся в моей голове. Скажу, справедливости ради, что не будь его болотных огоньков, ну и запаха, нельзя было бы и шагу ступить… Любопытно, что думают прохожие. Наверное, что затеяли какую-то игру, спичечками чиркают. У Нельсона был свой прием: он собирал и вел людей голосом. Всяк чародей устроен на свой особый лад… А этим все мало: так расшалились, так разыгрались, что и меня хотят заставить скакать вместе с ними… Эдаким резвым козликом! Ну, на что это похоже? Толкать людей! Нет настроения, игрунчик… Кончаем, хватит! А наша парочка водит хоровод!.. Как же я мог забыть барахлишко? Долг для меня превыше всего…
– Come on, children! Давайте, детки!
Не терпится ему… Хотя меня уже трудно чем-то удивить, этот выбравшийся из могилы пропойца перегибает палку. Так мне кажется, как погляжу на него… О, защелкал костяшками пальцев… Ни дать ни взять – кастаньеты. Прямо номер Кармен…. Надо признать, лихо щелкает, точно град стучит. Что говорить, артист! В сущности, во всем силен… Одно плохо – не первой свежести… А то можно было бы и посмеяться, едри его… Но все-таки лучше было бы ему оказаться где-нибудь в другом месте… О, раскомандовался! Едва, мол, плетемся…
– Come on, дети отчизны!
Надо поторапливаться… Он зажигает огни через каждые десять шагов… или около того… При каждом резком движении – волна зловония… Стучит, бренчит. Услада! Одного его и слышно на улице… Больше всего шума от его хрустящих суставов… Да еще, вдобавок, блеянье, о чем-то разглагольствует… Идешь и слушаешь– жуткое дело!.. Вроде как встряхивают старую корзину со всякой рухлядью… У меня тоже громыхало, когда таскал свою торбу… Какого черта я бросил ее? Везло мне с ней… А, без нее легче, хрен с ней!..
– Гнилье несусветное! – отношусь я к нему. Тяжкая, сырая, гробовая вонь… Он виноват… Он нас оплел… Умеет заманить, спору нет… В «Туит-Туит»! Да поживее! Что тут добавить? Сопротивление разное… А он треплется без остановки, только его фистулу и слыхать. «Недра Земли!» – толкует он этой паршивке. Сулит ей чудеса: «Заколдованные пещеры!»… Подавайте и мне увеселения! Я тоже буду участвовать! Во всех! Тороплюсь, нажимаю… А он еще наддает, хочет оторваться… Да смердит, все воняет и воняет… Давай-давай! Не стошнит!.. Не оторваться ему… Я держусь… Правда, совсем уже выдохся… Выдохся бегать за ними… Топот наших ног, торопливый их перестук гулко отражается от стен домов… Слушаю и диву даюсь: от нас троих! Можно подумать, целая ватага топтунов… Окликаю ее: «Вирджиния!» Ничего удивительного – беспокоюсь… Уже какое-то время она молчит, не отзывается… Шагает, шагает… Торопится, как и мы – и молчок… Такое впечатление, что она просто не слышит меня…
– Хэлло!.. Хэлло! – окликаю я… Гоним, гоним, а чего ради гоним?.. Пока еще, вроде, в своем уме!.. И куда, спрашивается, тащит нас?.. Подозрительная блажь!.. Дельфина, та тоже бегала… Лично я верю в связь злосчастий… Если бы мы умели читать жизнь, то пришли бы к выводу, что определенные стечения обстоятельств повторяются, что у каждого человека – своя загадка… Жизнь без устали подсовывает нам свои головоломки, чтобы мы, простачки, разинули варежку, вытаращили зенки, ткнулись бы в них сопаткой… Только я не из простачков! Я-то понимал, что он нарочно напускает туману, чтобы мы вляпались по самые уши… Замечательное будет представление! Но и нам, лопухам, поделом – что заслужил, то и получай!.. Как раз тогда нам и нужно было смываться, драпать, не теряя ни секунды… Единым махом разрушить гибельные чары! Он был гномиком, прыгнувшим Дельфине на голову со свода туннеля… Для нас смертельная опасность исходила от смердящего пьяницы, который веселился до упаду, ошарашивая нас своими выходками… Он больше не совал мне своей требухи – шли слишком быстро. Единым духом проскочили Стэнд-Уолл… Чересчур резво для колченогого!.. Затем Брайарз, Клепенхэм… Узнавал перекрестки… Но после Экшн-Вейл – ни зги не видать!.. Путаница улочек, то направо, то налево… Похоже, старался запутать нас… Тупики лабиринта… Чудную прогулочку он нам устроил! Становилось все темнее. Я не отрывал глаз от неба… Вырисовывались печные трубы… В вышине серо… Луна… Издали, от реки, ползли облака… Откуда же ветер? Откуда? Ныла нога. Настиг Вирджинию, сжал ей руку: «Вирджиния!» Ни слова в ответ, молча продолжает идти… Нет, измором они меня не возьмут! Это дело решенное! Смерди на здоровье, хоть в сто раз больше смрада напусти! «Буду держаться, покуда жив!» – шепчу ей, труся рысцой… А ему все нипочем! Жмет и жмет, а мы за ним… Клик-клак! Клик-клак! Бренчалка… Не сомневаюсь в том, что он еще больше зловония может напустить… Подождем!.. Почувствуем! Потеряет он нас в этой невообразимой путанице. Странный какой-то квартал! Что-то послышалось… Сирена, где-то очень далеко, на реке…
Пароход… А может быть, снова тревога? Может быть, над нами цепеллин?.. Не желаю больше говорить с этой дешевкой! Не желаю слышать больше его козьего блеяния! Лучше уж топать молча. Какая разница, куда?.. Плевать!.. Ведет? Ну и пусть ведет!..
Тут это говно мне скрежещет:
– Вовек тебе отсюда не выбраться!..
Ну, наглец! Ждал я от него какой-нибудь подлости. Я ему в ответ:
– Нет, ангел мой! Разумеется, нет, красавчик!.. Пошел вперед!..
В общем, врезал! Коса на камень… Не застращать ему меня! В той стороне, конечно, порт… Пароходные гудки… Уж не собирается ли он спихнуть нас в воду, крысам скормить?.. Мне знакомы обрывистые берега порта, кишащий крабами ил… Было бы вполне в его духе… Нет, не туда он держит путь… Оборачиваю все шуткой:
– Отчего же не топишься, Артемида? Малышка неожиданно залилась смехом:
– Лорд Сороконожка! Сороконожка! Where is your «Touit-Touit»?
– Сюда, darling, сюда!
Всегда говорит с ней сладенько… Может быть, действительно неподалеку? Он замедляет шаги, ищет, шарит, стучит в витрины… Проулок, каких десятки, может быть, сотни во мраке… Не могу понять, чем он занят… Вот круто, остановился, застучал, затряс, задергал дверной молоток… Ни души… Ждем… Идет дождь, просто ливмя льет… Все не отворяют… А! Какое-то движение! Дверь приоткрылась, хлынул свет. Он – цап малышку за руку, и они вдвоем начинают спускаться, сходить куда-то под землю. Ну, нет, не останусь здесь! Полез следом… Ничего не вижу, точно ослеп, – нестерпимо яркое освещение… А музыка гремит – уши закладывает… И жарко, как в пекле… Одуреешь, как угодишь сюда с улицы… Черепушка трескается от грохота… Главное, медные тарелки, а уж большой барабан!.. Мы съезжаем, сползаем… Все вниз, вниз… Ни шиша не видать. Слышно только, гомонят… И запах, ну очень сильный, вроде крепко настоянной вербены… Даже слишком сильный… Зато отбило дух падали… Мы погружаемся все глубже, глубже… Веселье идет колесом – принимайте разудалое подкрепление!
Я гикнул «Yap!» Если бы не слепящий свет, все предстало бы, как на ладони… А пока перед глазами какая-то ярко-желтая муть. Но слышно прекрасно: сквозь музыку гомонят голоса… хохочут… кричат… Похоже, животики себе надрывают… Может, это мы их так насмешили? В самом деле, свалились с тротуара, прямо на них сверзились… Явилось подкрепление изобретательных комиков!.. Похоже на частную вечеринку… Ковыляю, оступаясь, по лестнице вниз, вниз…
Уж не оргия ли? Назад! Назад!.. Здесь же Вирджиния! Только не раздевание! К тому идет, чую!
– Назад, немедленно! – кричу я. Ответа нет. Лиц не различаю – сонмище, море голов… Готов поклясться, это наш канатоходец, протухший наш путеводитель подстроил… Притащил на бесовский шабаш!.. Его затея! Тут загромыхало, забухало… «бум! бац!» Ни секунды на раздумья! Барабаны и тарелки просто осатанели… Наяривают еще громче двух наших чокнутых самодельщиков… Как сейчас слышу, что они вытворяли на чердаке! Вот оно, то самое повторение, тот самый гибельный круг!.. Что-то еще меня насторожило… Клуб, разнузданная оргия, и вся эта орава в такт, хором орет: «Туит! Туит»… Ведь он это самое и говорил – «Туит-Туит-клуб!»… В телячьем восторге!
Я крикнул:
– На помощь! Вирджиния!
Схожу еще на три или четыре ступени… Сборище радостно орет… Мы, что ли, так дурацки выглядим?.. Начинаю что-то различать… Длинное ярко освещенное подземелье, всюду вертящиеся зеркала… В глубине кружатся, притиснувшись друг к другу, люди – похоже, танцоры из светского общества – парами или сцепившись по нескольку… Все поют, хором выкрикивая, вернее, тявкая, припев… Нас здесь только и не хватало, это уж точно!.. Мой взгляд останавливается на негре. Черный, как сапог, в ярком свете рослый малый над всеми возвышается. Мне что-то орет.
«Замолчи, крокодилья харя!» – кидаю ему в ответ. Смешно прозвучало. Он гогочет, виляет бедрами, прямо ужом вьется… Эх, окажись здесь Состен, был бы ему партнер подстать! Это вам не индийские трансы!.. Этот стучит лихо… С такой бешеной быстротой, что палочек не видно. И точно совсем вез костей – вскидывает руки к потолку и – вжик! – они «нова на месте! Как будто на резинках!.. Такое надо видеть!.. Ловит мух в двадцати метрах расстояния: цап – и в кулаке!.. Сороконожка оторопело пялится на него… Нет, такой номер ему не по зубам! Дай скажу пару слов этому копченому: – Эй, мосол! Муху видишь?.. Подразню его малость при всех…
Только меня никто не слушает… И Сороконожка куда-то запропастился… Замешался в толпе под ручку с малышкой. Туитники горланят, голосят, кишат на танцевальной площадке… Сомнений нет, какой-то большой у них праздник… А вот и наш костячок возник, отразился в зеркалах. Откалывает коленца, соперничает с негром… Не может снести, чтобы его затмили.
– Эй-эй, толстопузый!
Светляков на нем не видать из-за яркого света. Видно голову, обноски болтаются на нем, сплошные лохмотья… А голова у него – не голова, а просто голая костяшка… Те, верно, думают, что это маска, чудаческая выходка… Да и не до него им. Трутся друг о друга – румба-пупотер до красного каления… Подвал улюлюкает, гогочет. Куча удовольствия!.. Хрюкают, подвывают от упоения… Уж очень они заняты. Верно, даже не чувствуют зловония, идущего от него смрада – благовоние заглушает в подвале все другие запахи… Буйство вербены… Так шибает в голову, что можно одуреть. Во всяком случае, гадость не пробивается… Теперь хорошо вижу танцующих. Огромный котел веселья… Дрыгаются, привскакивают, вскрикивают… Теперь совсем ясно вижу. Бум-бум! Жахают по большому барабану так, что он подскакивает всей тяжестью своей… Вокруг радостно забурлило. При каждом новом ударе они подпрыгивают на добрый метр. Подземелье кишит черно-белым… Сатиновые платья в блестках… Тряска, вой, клокотание… Откаблучивают втроем, вдесятером, вдвадцатером, втысячером… И-йех! Визги… Барабанище выворачивает их наизнанку, тромбон безумствует, воет, хрипит… И пошло: «Туит-туит!»… Распевают хором, глотку дерут… А уж Сороконожка разошелся – никто не мешает!.. Куда он подевал девочку? Не вижу ее белокурых волос… Новое приключение! Может быть, где-нибудь спрятал? Сейчас-то она ему ни к чему… Красуется, форсит, хочет оттереть черного артиста. Взбегает по лестнице – собирается спрыгнуть сверху в самую гущу разгульного сборища, прямо на головы туитников… Сиганул в толпу… и оттуда взлетел под потолок. Весь как есть!.. Не рука-нога или обе, а целиком!.. Бац!.. Точнехонько в зеркало! Это вам не мух ловить! Единым духом! Признаться, просто глаза на лоб лезут!.. Эти уж на что избалованы, а и они рты поразевали, так и ахнули!.. Взял-таки свое тухляк, просто уничтожил черномазого… Да, но Вирджиния? Не аукать же благим матом на все четыре стороны!.. Посмеются, и только. Прямо обворожил их Сороконожка: обмирают, глаз отвести не могут… Он и в самом деле черт знает что вытворяет. Порхает везде одновременно… лишился веса… стал невесом – реет над толпой ворох тряпья. Вот уж, поистине, явление!.. Пушинкой летит, плывет-колышется по своей прихоти… Трогает гостей, почесывает им голову, опускается отвесно из-под потолка, точно паук, вытягивается нитью над присутствующими… Но тут повеял ветерок – пф-ф-ф! – и он летит прочь. Глядите, лечу!.. Весельчак во кости и рвани… Справедливости ради должно сказать, что вознесением в пустоту он превосходит человеческое разумение… Во все глаза глядят разгоряченные туит-туиты. Дыхание у них сперло в этом подвале от изумления и восхищения… «More! More!» – исступленно вопят они… Ну вот, добился своего! Всеобщий любимчик!.. Они требуют новых фокусов, кувырканий, всяких чудес в воздушной пустоте… Он изображает в воздухе, над самыми их головами, ригодоны, подскакивания взбесившегося паука… Вновь вертится вихрем, вальсом… и опять качается над головами, задевая их… разгуливает по зеркалам на потолке, опрокинувшись вниз головой – ни дать ни взять – муха, перебирающая лапками… а вокруг него болтаются отрепья… Какие восторги! Какие вздохи!.. С некоторыми танцовщицами случилась даже небольшая неприятность: от хохота напустили везде целые лужи… В самом деле, невероятное зрелище!.. Надо видеть, как он расхаживает по стенам, возносится отвесно, шутовски дрыгается, да еще вниз головой, да еще в такт, под музыку!.. Негры, и те подыхали со смеху, просто играть не могли… ржали как сумасшедшие… валились на пол кучей-малой… Туда же и танцоры с танцовщицами, держась за животы… Такое сильное впечатление произвел Сороконожка!.. Вверх тормашками прямехонько под потолок… Свет еще не видывал такого артиста!.. А оттуда – ну шарахаться о стены и вновь колыхаться над собравшимися… Какая невероятная способность вспархивать… и притом без всякой опоры!.. Околдовал всех!.. Летучий скелет!.. Видел бы его Состен со своими хреновыми трансами, со своей Пепе и дедом в коробке! Пусть бы поучился, хмырь несчастный со своим Китаем! Видел бы он эти сногсшибательные штучки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99