Каждая жилка во мне дрожит от радости… Вот только отсветов я не бросаю… И, надеюсь, такая вонь от меня не идет… Куда подевалась самоуверенность господина Чудилы С Того Света! И командовать перестал… Приободрившиеся гарсоны забегали, потащили всякой снеди… Три салатницы сельдерея, круглый столик со всякой птицей… Надо бы повременить, дух бы перевести… Так, к слову пришлось… Перевести дух среди такой вони… Еще три больших подноса с холодным мясом… Каждого блюда на троих… Холодное мясо с кровью… Три соусника… Еще три чашки зеленовато-желтого сока… Меня мутит… Он наблюдает за мной…
– Для членов семьи! – объявляет он. Утонченность вполне в его духе… Повторяет… Делаю глоток – нрава я стоического… Директор смотрит на нас… Боже, какая мерзость во рту! Гадость невыразимая! Отламываю хлебного мякиша и жую, жую… Жую без остановки – лишь бы не вырвало… Малышка решила, что довольно уже киснуть… Видя, с какой жадностью я жую, она тоже отведывает… тычет вилкой то туда, то сюда. Я продолжаю набивать утробу хлебом… А что он, ест или нет? Смотрит, как едим мы…
– Вы не едите, господин Пачули? – окликаю я его.
– Обхожусь, знаете ли… Разве что какой корешок… Из землицы!
Снова со своей усмешечкой… Неисправим! Надо встряхнуться, напиться допьяна! Напитков сюда, вина! Главное, баньюла! Малышке нужно утопить горе… Он должен исправить свою оплошность… Он наливает ей… Наливаем себе… Она наливает нам… Пошли все более красные и красные вина… Он заявил, что за ценою не постоит… Малышка говорит, говорит без остановки – совсем опьянела!.. Трещит… Быстро же ее развезло… Всего две рюмки шабли – и болтает, болтает… Еще две порции муската – и из нее посыпалось, как из порванного мешка. Чего только она ему не порассказала! Все наши планы, все наши тайны – без задержки… Я моргнуть не успел… Что мы собираемся в Америку… О дорожных расходах… О картах… О том, что у нас будут фальшивые паспорта… Ничего не утаила… Вот порадовала его!.. Что я больше не буду зваться Фердинандом… Ни дать, ни взять полицейское донесение… Загулявшая плутовка!.. Толкаю ее коленом – никакого впечатления… Та-та-та!.. Приспичило ей покрасоваться, и вот такая вышла несусветная чудь… Вдобавок ко всему подавай ей еще театральности… чтобы все слушали… В точности, как эта вонючка… Убить бы их обоих!.. Со сцены в зал… По-английски, по-французски… Наш скоромох только того и ждал… Вот уж повезло!.. Полный восторг! Начинает набирать потерянные очки.
– Только этого я и ждал! Только этого и ждал! – скрежещет он на весь зал. Прекрасно, Фердинанд, прекрасно!
Одобряет целиком и полностью… Публика тоже любопытствует, ее занимает наш разговор… А эту осатанелую девчонку уже ничто не заставит замолчать!.. Какую ахинею она несет!.. Поистине, мы произвели здесь сенсацию, не скоро нас забудут… Это было бы в известном смысле забавно, когда бы не этот гнилостный дух… Но, по видимости, это никого не смущает. Одному мне не по себе… Посетители болтают, прыскают со смеху, бросают нам грубоватые шутки… С аппетитом у них полный порядок. Одного меня мутило… Сороконожка на меня не сердится, а ведь я только что утер ему нос… Снова закадычные друзья…
– Чертушка Фердинанд! – вскрикивает он… и бух со всего маху по плечу! Ну и рука у него!.. Покрепче моей… Вот уж точно – костяная… Так больно, что хоть криком кричи, но я терплю… Он поднимает бокал за наше здоровье:
– To the young couple! Hip, hip! За юную чету! Гип, гип! – призывает он публику – она вполне созрела.
– Гип, гип, ура! – дружно раздается в ответ.
Вновь навалились на еду, зажевали… Наш выпивоха меняет обличье… Я имею в виду вспышки света: они пропали… Есть один вопрос! Он колотит себя по черепу. Костяная коробка гудит, точно колокол.
– А ваш дядя поставлен в известность?
Вот что неожиданно обеспокоило его… Но откуда ему известно о дяде? Он никогда не видел его… А малышке и горя мало: развлекается, швыряя во все стороны хлебные катышки… Совсем распустилась… вино действует, хмель…
– Uncle… Uncle! Не don't care! Ему безразлично!
И подливает себе игристого, сама себя обслуживает.
– Вам понадобится много стерлингов! Возвращается к этой теме: видно, не дает она ему покоя.
– Hoards of money! Hoards of money!
На сей раз он скрежещет столь пронзительно, столь визгливо, что зал замирает…
– Я волнуюсь за вас! – верещит он. – Волнуюсь за вас обоих!
И ну стучать, скрипеть, клацать… никогда еще не поднимал такого шума… загремел всеми своими костями… Грохот такой, точно трясут ящик, куда наложили деревяшек… И в то же время забавно… рядом хохочут…
– В голове не укладывается, что вы уезжаете, дети мои!
Все о нас стенает.
Сидящие в зале стенают вместе с ним, вторят его ноющим причитаниям… Вздыхает он – вздыхают они…
– Тихий океан далеко, далеко! С ума можно сойти! Никак не меньше пятисот фунтов, милые мои! Дорога! Пароходы! А жратва!
Что он несет!.. Я не допущу этого! Обрываю его:
– Все же дешевле, чем до Тибета!
Нечего морочить мне голову! У меня все рассчитано! Тибет! Что тут поднялось! Он как подскочит, как завопит!
– Тибет! – визжит он. – Тибет! Вы только послушайте! Все в нем ходит ходуном… он взбрыкивает… трясется, суставы хрустят, голова мотается… При каждом вопле он подскакивает на добрый метр… Ужасающая картина страдания!.. А что такое я сказал? Тибет!
Тут он набрасывается на меня, начинает щипать, теребить. Находит, что я бесподобный балагур!.. Отмочить такое!.. Мы должны реветь от смеха хором, во всю глотку! Чтобы все попадали с мест!.. Ох, уж этот зубоскал! Он молотит меня по ляжкам так, что кости трещат. Руки у него, что твои дубины: лупит с такой силой, что мне уже не встать с места… Перебирая руками, отсаживаюсь от него подальше, на другой стул. А он заливается пуще прежнего… Какой же мерзостью от него разит, когда он вот так дергается, вертится! Отвратительная вонь!.. Он с маху шлепает меня по спине… Для смеха! Я без задержки отвешиваю ему плюху. Он заносит руку для удара, прореха под мышкой расходится… Дыра, мясо, клочья гнили… На волоконца разлезается… Ясно видно… А вон и ребра…
– Ты у меня сейчас попляшешь, падаль! – говорю ему. – Уж я тебя отхожу, тухлятина! Мне плевать на скандал!.. Ты понял?
Я прямо-таки взбеленился. Главным образом из-за распространяемого им смрада… а также из-за того, что другие ничего не чувствуют!
– Трухляк вонючий! – продолжаю я. – Стаскивай свою рванину, скоморох, гадина!.. Пусть люди поглядят, кто ты есть!.. Я тебе не девчонка-малолетка, говно!
В таких вот выражениях.
– Тибет, Тибет! – кричу я ему. – Именно Тибет! Пусть знает!..
– Ну, что, не нравится, шкура дырявая?
Сказал – и уставился ему прямо в зенки… Вот так, нагло… Прямо в глазницы… Пусть попробует пикнуть!.. Что-то задребезжал… Растерялся малость… Не ожидал, что найдут на него управу… Однако эта могильная гнида скоро очухалась и – вот те раз! – затянула во всю глотку:
И солнце сквозь прорехи
В крыше сходило к нам…
И по пути дарило всем
Улыбку… Улыбку… Улыбку!..
– Куплет времен Второй Империи!.. – шепчет он мне на ушко…
Повтор… Еще повтор!.. И вот оседлал своего любимого конька… Опять про наше путешествие, злосчастное наше путешествие! Далось оно ему!
– Будет стоить бешеных денег, Фердинанд! Бешеных! Влетит в копеечку!..
Слушать ничего не желает.
– У тебя есть пятьсот фунтов, Фердинанд? Неужто есть, дружочек?
Крыть нечем. Застиг он меня врасплох.
– Как же вы поедете? Нет ничего дороже морского путешествия! А посуда? А хозяйство? У антиподов нужна посуда! И нужен пароход, чтобы туда приплыть! В добрый, юнга, путь! Попутного ветра тебе!
Голос его хрипнет, срывается, скрежещет… Дерет уши… Ему нужно непременно, чтобы все подтягивали… Дирижирует вилкой…
Колыбелька, кораблик,
Чтобы по морю плыть…
Славный щебетун! Стук себя по голове… Новое переключение? Нет, провал памяти…
– Ах, и мы любили… Все выскочило из головы… Колыбель – ведь это жизнь?
Настал черед романса и умиленной сотрапезницы:
Баиньки, нежный малыш…
Добрый глоток игристого:
Получишь молочка!
Ну, ловок, ну, потешен наш трупик!.. А вонища!.. Всякий стыд потерял!
Но у него в запасе еще и другие шуточки. Вот, например, неожиданное открытие:
– А ведь у меня есть колыбель, проказница!
Это он к Вирджинии.
– Колыпель! – шепелявит он. – Колыпель!
Заладил одно, привел себя в восторженное умоисступление… Далась ему эта «колыпель»! Пытаюсь остановить его – уж слишком воняет, когда он крутится…
– Хватит, хватит! – одергиваю его. Пытаюсь найти какое-то оправдание. – Вы причините себе боль!
– Боль! Послушайте его! – от тычет в меня пальцем. – Нет, какая наглость, дамы и господа! Какая наглость!
Мне остается лишь умолкнуть.
Малышка уже утешилась – накладывает себе клубники со сливками, щедро посыпает сахаром… Он орошает все это шампанским… Хмельная ягода!.. Она совсем опьянела! Вот так штучка! Своенравная девчонка!.. Теперь подавайте ей виноград!.. Пусть найдет!.. Он встает, пересекает зал механической шагом… Посетители пересмеиваются, глядя на его походку… Блистательный номер!.. Ни дать ни взять Бастер Китон, клоун, будораживший публику в свое время… Гордо возвращается на место. Малышка говорит, говорит… Заладила одно и то же…
– What is «menage»? – спрашивает… Слово, произнесенное им недавно. Не понимает она «menage».
– Menage… menage… What is it?
– Menage? Помилуйте! Sweet home! Darling, deary Virginie! Домашний очаг, дражайшая Вирджиния!
Забавно, забавно!.. Очень кстати!.. Он чистит ей виноград. Приятели – водой не разольешь… Мальчишка с девчонкой… Заигрывание, подогретое шампанским… Дружно смеются: он – в пронзительно дребезжащем регистре, она – в воркующем… Она в восторге от собственной бесшабашности… Я-то хорош!.. Он гремит костяком, смеется всякой своей глупости… А я, так совсем дурак дураком! Кислятина!.. Что-то брюзгливо бормочу… Может быть, мне тоже нужно было трепыхаться, изображать похотливого интеллектуала? Делать разные намеки?.. Но тут, перебивая меня, он неожиданно вскакивает и поднимает бокал за наше здоровье… собирается произнести тост. Устроил вспышки света вокруг головы, вроде мерцания светляков.
– Передавайте сюда деньги! – возгласил он. – Money, money for the kids! Деньги для влюбленных!
Только все это балагурство, озорство! Денег у него – куры не клюют, о чем он и сообщает мне, наклонившись к самому моему уху.
– Money! Да мне девать их некуда, дружище! Да они понятия не имеют, простаки, простофили!..
Отметает их взмахом руки, точно стряхивая пыль. – Пшик!
И снова дрыгать ногами. Он так неистовствует, что стол трясется… В диком восторге… Малышка не отстает…
– Клубника, Фердинанд! Клубника! – потчует она меня… Сама не понимает, что говорит…
Бац – новое переключение! Не оставаться здесь больше ни секунды! Уходим немедленно!
– Bill! – бросает он. – Счет!
Гуляки вываливаются на палубу!.. Я почти ни к чему не притронулся – такая гадость была во рту от вони… Одна малышка воздала должное угощению… Глянул на счет, и в глазах потемнело!.. Тут он запустил обе руки в свое рубище, прямо в брюхо себе… прямо туда… Достал оттуда, из самого своего нутра, целую охапку фунтов… фунтов стерлингов… Снова полез, снова стал рыться. Теперь на свет божий являются пачки долларов, целые ворохи… Швырнул все это на стол…
– Хоть завались!.. – верещит он. – Хоть завались!.. Богатенький я, деточки, хотя по виду не скажешь!
Он наполняет две тарелки стерлингами, сваленными кучей бумажками, казначейскими билетами Французского банка… Все мокрое, замусоленное, в какой-то слизи…
– А теперь золото! – возвещает он.
При словах сих все головы поворачиваются к нам… Охота ему перед всеми покрасоваться!.. А у них и глаза на лоб полезли… В волосах у него… в общем, в той поросли, что торчит у него на голове… вспыхивают огоньки… Просто кишат, клубками копошатся, вроде светящихся трупных червей… Фосфорическое свечение гниющей плоти… Признаюсь, ошарашил он меня… Начал выгребать из себя пригоршни золота… Преспокойно роется в своем нутре… Насыпал тарелку, другую. Это будет почище забавы с пробочкой!.. Холмики луидоров. У халдеев отвисла челюсть: вот так фокус-мокус!.. Умопомрачение… Ведовство… Золотые россыпи на чай!.. Чистопробные золотые катятся, подскакивают… Знать, разжился на гнусных делишках! Может позволить себе щедрость… Где же он наскреб весь этот Клондайк? В карманах брюк? Ну, ловкач! Ну, жох!
– You're more fun than a box of monkeys! Вы потешнее целого короба мартышек!
Это ему объявила малолетка. Какой успех! А ему все мало – и витийствует, и дрыгается, тем более, что она подзуживает: «ц-ц-ц… ц-ц-ц!» Пусть достает еще сокровищ… Пусть хорошенько пороется… Он и дерет себя, как уличный пес, точно у него там дупло… Чего только не вытаскивает: снова звонкая монета, стерлинги… двадцатифранковики… и все это швыряет под потолок… И вот цирковой номер: запрокинув свою гнусную образину, он ловит ртом сыплющиеся сверху луидоры… глотает их… а они оказываются у него в штанах. Роется в своей утробе обеими руками – глядите, мол, меня всего видно насквозь… Невиданный фокус!.. Малышка совершенно опьянела… уже ничего не соображает, лицо красное, пунцовое… Славно погуляла!.. Совсем ее развезло: юбка задралась, бедра заголились… Ноги положила на сиденье. Оба они просто не в себе…
– Я буду звать вас Скоморох!
– Mr. Gollywoag, if you please! Шутейный Негритосик, коль не возражаете!
– Нет, для меня вы лорд Сороконожка!
Вот так они подтрунивали друг над другом… Золотой дождь! Просто умора! Люди ползают, подбирая целые состояния… То там, то здесь ухватят… На карачках! Теперь за нас взялись – я имею в виду двух наших наглецов… Ворчу я, все не по мне… Таким я им кажусь… Завистник, злопыхатель!..
– Взгляни на Фердинанда!
Вид у меня, конечно, не ахти какой… да только я не стану выворачиваться наизнанку, разбиваться в лепешку ради этой белиберды, этого вздора несусветного, насквозь прогнившего головореза… феномена, вылезшего из могильной ямы!.. Ах ты, сволочь ублюдочная!.. Нервы из-за тебя натянуты, до предела… Опостылело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99