.. Только уж ног под собой не чую… А, вон скамья под деревьями!.. Я хнычу, что-то лепечу… Вирджиния возится со мной. Вирджиния рядом! Держу ее, чтобы не сбежала… Засвежело… Задул сырой ветерок… Стараюсь укрыть ее от ветра, чтобы не озябла… Надо набросить на нее пиджак, не откажется же она принять его, в конце-то концов! Сниму с себя ради нее, пусть лучше я буду дрожать… Предательский ветер… Согрею ее своим теплом… Не желает, слышать не хочет! Будет трястись в своей блузочке… Но я таки грею ее, черт побери! Сжимаю в ладонях ее маленькие груди, остренькие, твердые… Ей в самом деле зябко. Она вырывается, но видно, что не сердится… Я обмираю от ее веселого звонкого смеха, и вот уже я счастлив, весь сияю… До чего же она миленькая! Ну, такая милашечка!.. А мне-то всякие ужасы мерещились, и страшилище я, и брюзга, и мерзавец… Но вот она смеется, и все ладно! Мою хворь точно рукой сняло… Я теперь не просто здоров – я на небе, готов на голове ходить от счастья… Что-то мелю, ну и пусть! Вокруг сплошная синь… Вижу ангелов, вижу Господа нашего на облаке, на большом-пребольшущем облаке… И Он желает мне добра! И Вирджиния, и Он, и я чувствуем друг к другу нежность… Я люблю-люблю ее и все целую, крепко целую их обоих. Какой необычный праздник!.. Я танцую с ней, с Ним… А вот и ангелы перелетают под звуки фарандолы друг за дружкой с облака на облако… Все мы любим друг друга… Я охмелел от кружения… Все выше, все дальше, как тогда в Гринвиче… Ну вот, все снова! Уже не Дельфина, не Клабен и не Боро, а бородатый Бог… Они снова устроят мне тот ужас… они дурманят мне голову… Спасаться от них! Все дальше, все дальше!.. Прочь отсюда, детка! Я уношусь, скольжу меж туманов… Весь в порыве, в стремительном полете… Но меня завертело… я рею навзничь… запутываюсь… падаю… иду ко дну… барахтаюсь… хватаюсь за поручень… Берегись! Кричу, задыхаясь: «Ко мне, Вирджиния!»… Спасен… ухватился за ниточку… Все началось с головокружения…
Я потерял сознание. По счастью, она была рядом, не бросила меня. Та же скамья, тот же парк… Я понимал, что произошло… Со мной случались обмороки… Она тоже понимала, видела, что я закрыл глаза… но руки ее не выпустил, ни на секунду, так-то!.. Еще полуживой после обморока, я возобновил свои попытки, вновь приступился к Вирджинии, пытаясь втолковать ей, чтобы она прониклась моей бедой.
– Вирджиния, я совершал преступления, был вынужден… Вам-то мне не следовало бы рассказывать, только страху на вас нагоню… Но в этом повинна и моя голова тоже. Вы ведь видели, что со мною творится? Ведь я могу и убить… Не боитесь? Родители у меня не такие, это у меня не от них, от войны!.. Если бы вы их знали, – говорил я, – особенно мать! Да и отца тоже!.. Сколько горя я им причинил! Как я кляну себя!..
Словом, через пень-колоду. Она внимательно глядела на меня и ничего не понимала. Я ей то же самое по-английски, от начала до конца… Никакого впечатления, не могла она понять, чего я хочу от нее. Для бедняжки в этом не было никакого смысла. Для такой вот милочки приключения и всякие ужасы существовали только в кино… Я был не такой, каким она воображала страшного человека… Она не могла представить меня трагической личностью…
– Почему клянете?
Странный вопрос.
– А кто вашего дядю обокрал? Вашего дядю, такого доброго к нам?.. Я спер у него всю ртуть! Это не ужасно? Это не мерзко?.. Да много чего еще, в тысячу раз более преступного! Thousand times!
Я не скупился на черную краску… а ей – хоть бы что!
– Да что такое вы сделали?
Тупоголовая! Лучше бы мне помолчать. Как об стенку горох. Не повернуть ли разговор на противогазы?.. Может быть, тут от нее будет больше прока?..
– А что противогазы, Вирджиния?.. Дядя ваш в это верит?.. Между нами, по совести говоря?.. Может быть, он просто дурит?
– Oh, you know uncle! Знаете, дядя развлекается. Он любит изобретать.
Это все, что она может сказать… Ее занимает крольчонок. Он сидит у нее коленях и грызет, грызет… Точно обгладывает собственную мордочку, свой крошечный носик, малюсенький дрожащий носик… Она очень похоже передразнивает его, подбивает меня попробовать. Несносная! Совсем не слушает!.. Надо сказать ей самое важное… Ну же, давай!
– Вирджиния! Выходите за меня замуж, Вирджиния! Умоляю! Я люблю вас!
И сам обмер… Выпалил все это единым духом, даже собственного голоса не узнал… Никак не ждал от себя такого нахальства… Застыл, разинув рот. Она молчит, продолжает свою забаву… Ну-ка, поднажмем!
– Вирджиния, я обожаю вас!
Я крепко взял ее за руку… И тут случилось нечто необыкновенное, прямо на наших глазах свершилось истинное чудо… Точнее говоря, между деревьями и нами… Я очень хорошо помню. В точности, как на театральных подмостках… Явилось Счастье, пламенеющее, сияющее!.. Нечто невиданное прежде!.. Огромная Пылающая Купина! Мерцание розовато-зеленых сполохов, а по ветвям венчики желто-синего сияния… Объятая огнем Купина трепещет, и я трепещу… трепещу вместе с розами… Но вот и иные благоухания, как бы слиянный дух цветов, благорастворяющий, обаяющий… Наинежнейшим среди воспарений роз повевает на нас, пьянит нас… Блаженство неизреченное обвороженных, одурманенных, обеспамятевших, млеющих от счастья… Но небо, там вдали, потемнело, дрожу от прохлады… Жаркое полыхание пламени зачаровывает меня, глаз не могу оторвать… Сгореть до наступления холода в пылающем чуде!.. Бросаюсь прямо туда, перевожу дух… Огненные языки вокруг меня подхватывают, плавно-плавно возносят между ними… Я стал вихрем огня, света… стал чудом! Уже ничего не слышу. Возношусь!.. Воздушное пространство… Какое счастье! Я рею огненной птицей… Словами не выразить! Как тут было удержаться?.. Кричу во все горло от радости!.. Клянусь, я увидел Счастье перед собой в саду полковника! Хотите верьте, хотите нет, я видел Пылающую Купину!.. Необычайное волнение чувств!.. Только что-то я не пойму… Вытягиваю слегка правую руку. Дерзнул, осмелился. Касаюсь, дотрагиваюсь… Пальцы моей феи, моей розы, моей обольстительницы!.. Вирджиния! Едва касаюсь ее… не смею. Теперь вокруг нас потрескивают, порхают бесчисленные языки пламени, изящные огненные вихри полощутся между деревьями. Праздник, праздник воздухов! То здесь, то там на ветках резвые зыбкие россыпи искр, сверкающие венчики, пламенные камелии, жгучие глицинии… Букеты из них между волнами музыки… Наполняющее пространство пение фей, шелест их голосов, тайна чар и улыбок. Праздник огня в самом разгаре, для полноты счастья!.. Я был так ошеломлен, в таком смятении, столь обуян любовью, что дохнуть боялся… Был счастлив весь целиком… Слышал, как моя кровь бурлит, клокочет, распирая артерии. Сердце пухнет… я горю… пылаю… пляшу в пространствах, не отпуская руки моей ветреницы, моей лукавицы, моей бесценной, моего мучения, жизни моей… Только бы не ускользнула!
– Сердце мое, Вирджиния! – молю я. – Сжальтесь, Вирджиния!.. Заклинаю вас, сердечко мое, сердечко!..
Она и вправду сердце – мое сердце для нас двоих… Она бьется в моих пальцах. Я крепко держу ее, всю притиснул к груди, сжал крепко-крепко… Больше не выпущу!.. Сад навечно замкнут, мы вечно останемся его пленниками, пленниками сирени, роз. Нас не пускают, не отпускают очарованные купины… Счастье великое!.. Благоухания, вновь благоухания!..
– Вирджиния, куколка моя, греза моя!..
Буду укачивать ее, чтобы заснула… закрыла свои большие глаза… Вот оно, счастье, девочка, девочка!.. Вот оно! Баю-баиньки… То и дело целую ее… Бах-бах-бабах! Все вздрогнуло… Жуткий грохот, ни с того ни с сего. Наверху, на чердаке… Точно лупят что есть мочи по нагромождению котлов… Эти полоумные, наши медведи, снова взялись за свое… Грохот нестерпимый, все трясется, стекла трескаются, разлетаются вдребезги – весь сад усыпан осколками. Бедные мои уши!.. Голова раскалывается! Лязг железа!.. А они еще больше усердствуют, совсем осатанели… Вирджиния испугана… Я целую ее, ласкаю, крепко поглаживаю, пошлепываю по ляжкам, вновь припадаю к ее коленям. Адская трескотня обрушивается на нас сверху… Нестерпимо!.. С крыши, из окон… Бесовский шабаш! Они спятили, у них буйное помешательство… Это выбивает меня из колеи, сообщается мне, напрягает нервы до предела… Я сам не свой, этого я не перенесу!.. Из-за них я снова начинаю яриться, бесноваться… Я ору, надрываюсь от крика, задираю платье на Вирджинии, набрасываюсь на нее, сламливаю ее сопротивление, всеми зубами кусаю ей ляжки. Чудная, божественная плоть!.. Свет! Свет!.. Млею, таю… Это они распаляют меняя… Громыхают безостановочно… бах-бух-трах… доводят меня до белого каления… до исступления… Все разносят вдрызг… Видно, что-то совсем уж невероятное изобрели, раз устроили такой разгром! Какое-то фантастическое открытие!.. Я лижу, вылизываю Вирджинию, ноги, живот… Святая правда! Она хохочет, рвется изо всех сил, брыкается… Обсасываю ей ляжки… Перестарался! Она испугалась, пищит, напрягается… Спрашиваю, чего она испугалась? Не хочу, чтобы она боялась! Тихо, цыпочка, тихо, тихонько… Она меня боится, моего рычания, своего влюбленного большого пса… Сердце мое, сердечко!.. Я съем тебя, проглочу живьем! Начинаю лопать!
Она со смехом отталкивает меня:
– What is it, devil? What is it?
Доигрался! Она считает меня дьяволом!
– О, what is it? В чем дело? Погоди, погоди! I like you awful much! Я безумно люблю тебя!
Чтобы она не боялась, я втолковываю ей, что это просто ради смеха… мням-мням-мням… что я ее ем понарошку… Вот взял бы, да и съел, плевое дело!.. Она немного успокаивается, я приголубливаю ее… Трах-тарах!.. Снова светопреставление, снова наши крушители! Сбивают меня с настроя… И пошло, и поехало, точно молотят изо всей мочи по огромным котлам! Очередной припадок… Вот, совсем озверели… Кончится тем, что весь дом развалится… Крыша уже сползает, окна кособочатся, птицы поспешно разлетаются – шумовой катаклизм… Они крушат все подряд. Наверное, расколошмачивают противогазы, разносят в щепы мастерскую. Все ходуном ходит… Великий Боже!.. Мы в саду не слышим друг друга, нам на головы сыплются черепичные обломки, дробленое стекло, куски жести…
Сволочи! Разрушители!.. Поди, налакались потихоньку до положения риз… Ханжи! Стоит им запереться… Точно, налакались до полного изумления!.. А, может, опять дело в газах? Может, впали в буйство, надышавшись этой пакости?.. С них могло статься… И доигрались! Представляю себе этих раздолбаев, аж смотреть противно! Все летит вверх тормашками. Ломают все, что под руку попадется. Все подчистую переколотят. От этого буханья дрожат небеса… Скандала не оберешься… От этого сотрясается все – пространство, улица, природа и легавые!.. Из-за них разбежались ангелы – неплохая работа! – заглохли вышние голоса, погас фейерверк праздничных огней, вращающихся кругом снопов розового и голубого огня – какой успех!.. Есть чем гордиться!.. Пропали серафимы, их волшебная вереница… Они шли прямо к нам, я видел их роскошные бархатные одеяния, праздничные диадемы… Они шествовали к нам, шаг за шагом нисходя с облаков, дабы шепотом поведать нам свои тайны…
Наше счастье удачно начиналось, обещало быть упоительным…
И вот из-за этих шальных придурков все пошло прахом!.. А те все продолжают… Как пить дать, изломали все оборудование. Бухало гулко, как в огромной бочке, как в недрах вулкана, набитого гудящими, лопающимися чугунами… Невообразимый тарарам!.. От такого позора я не смел шевельнуться, не смел взглянуть на Вирджинию… Иссяк поток моих излияний. Может быть, они подрались там, на чердаке? Может быть, не просто лупили по чугунам? Может быть, бились смертным боем?.. От них этого можно было ждать, от Состена уж точно – помню, как он задирал того субъекта. Кого-кого, а его я знал… От стыда я готов был сквозь землю провалиться – я как раз что-то пылко шептал в благоговении нежного согласия… Отъявленные мерзавцы!.. Положительно нечем дышать из-за этих вонючек… Прочь отсюда!..
Только малышку это вовсе не огорчало. Даже наоборот, она находила их занятными, смеялась от души…
От страшных ударов дом содрогался, трескался… Во всех окнах лопались стекла, от кровли отскакивали куски… Выносить такое мочи не было, никакого терпения!.. Бегу! Бросаю девчонку и бегу! Куда глаза глядят! Два или три раза вокруг дома… Так натрудил ногу, что разболелась. А-а-а, черт с ней!.. О-па, взлетаем! Наддай, наддай! Гоню во весь опор… Уже не касаюсь земли… Прямо-таки переношусь от куста к кусту… меня преследует грохот. «Дурья голова, – подбадривал я себя на полном скаку, – ты уже не вернешься в этот поганый вертеп! Не вернешься, здесь добра не жди!.. Слишком откровенно тебе садятся на голову… Я ведь кто? Лопух! Недоделанный!.. Пора драпать… А славно спелись Состен, этот чумовой и девчонка!.. Хлопал ушами, солдатик… Раз они клюкают за твое здоровье, то поторапливайся, умник, и никогда не возвращайся к ним, особенно к девчонке! Порченая девка! Чаровница-недомерка!.. Она спровадит тебя снова на войну, заморочит тебе голову так, что ты сам отправишься на свою погибель… Все уже обстряпала, а с дядей как-нибудь договорится… Да, немногого же ты стоишь, простак!..» Вот какие мысли приходят мне в голову, вот такое внезапное отрезвление. Бежать! Улепетывать!.. Но не мог же я уйти, так ничего ей и не сказав… всего несколько слов о том, что я думаю об этой сволочной соплячке, будущей убийце… Всего несколько слов, говорю я про себя, о том, как она меня дурачила… Только это не так просто. Не спорю, мне всякая чертовщина мерещилась, случалось, начинал колобродить… у каждого свои слабости. Но вот так охмурить, это уж извините!.. Так дешево эта засранка не отделается!..
Разозлившись, я все скакал и обмозговывал вслух, как с ней посчитаться… Прыжок в сторону! Полный разворот на лужайке!.. Взял ноги в руки, даже увечную хромулю… В стремительном порыве, рожденном яростью, отпрыгиваю вправо, гоп!.. Поворот на сто восемьдесят градусов… Не могу остановиться. Эти двое ублюдков, видно, совсем осатанели, душу из меня выколачивают… Их громыхание подхлестывает меня. Можно подумать, со всего маха разбивают молотами сотню наковален. Барабан Господень, громы Божий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99