Там также были еженедель
ные отчеты от нашей резидентуры в Белграде. Досье включали в себя идиотс
кие резолюции Молотова: искать связи Тито с профашистскими группировка
ми и хорватскими националистами. В досье я не нашел никаких реальных фак
тов, дающих возможность подступиться к ближайшему окружению Тито, чтобы
наши агенты могли подойти достаточно близко для нанесения удара.
Когда меня вызвали на следующий день в кабинет Игнатьева, там было трое и
з людей Хрущева Ч Савченко, Рясной и Епишев, Ч и я сразу же почувствовал
себя не в своей тарелке, потому что прежде обсуждал столь деликатные воп
росы лишь наедине с Берией или Сталиным. Среди присутствующих я был един
ственным профессионалом разведки, имевшим опыт работы за рубежом. Как мо
жно было сказать заместителям министра, что план их наивен? Я не поверил с
воим ушам, когда Епишев прочел пятнадцатиминутную лекцию о политическо
й важности задания. Потом включились Рясной и Савченко, сказав, что Григу
левич как никто подходит для такой работы, и с этими словами показали его
письмо к жене, в котором он говорил о намерении пожертвовать собой во имя
общего дела. Григулевича, видимо, страхуясь, вынудили написать это письм
о.
Я понял, что мои предостережения не подействуют, и сказал, что как член пар
тии считаю своим долгом заявить им и товарищу Сталину, что мы не имеем пра
ва посылать агента на верную смерть в мирное время. План операции должен
обязательно предусматривать возможности ухода боевика после акции, не
льзя согласиться с планом, в котором агенту приказывали уничтожить серь
езно охраняемый объект без предварительного анализа оперативной обста
новки. В заключение Игнатьев подчеркнул, что все мы должны думать, думать
и еще раз думать о том, как выполнить директиву партии.
Это совещание оказалось моей последней деловой встречей с Игнатьевым и
Епишевым. Через десять дней Игнатьев поднял оперативный состав и войска
МГБ по тревоге и конфиденциально проинформировал начальников управлен
ий и самостоятельных служб о болезни Сталина. Через два дня Сталин умер, и
идея покушения на Тито была окончательно похоронена.
Тем временем мои попытки перейти на работу в партийные органы или Совет
Министров, казалось, начали приносить плоды. В 1952 году я отправил в ЦК инфор
мацию, полученную от нашей резидентуры в Вене, о планах американцев похи
тить секретаря ЦК австрийской компартии. Меня вызвали в ЦК к Суслову, что
бы обсудить эти данные. Спустя несколько дней, в первые дни марта 1953 года, м
не сказали, что мою кандидатуру рассматривают на замещение вакансии зам
естителя председателя недавно сформированной иностранной комиссии ЦК
КПСС по «нелегальным» связям с иностранными коммунистическими партиям
и. Фактически речь шла о моем назначении руководителем специальной разв
едывательной службы при ЦК партии. Мы с женой были полны надежд, что, может
быть, придет конец моей службе в органах безопасности, которые возглавл
ялись абсолютно некомпетентными людьми, совершавшими преступления как
по причине некомпетентности, так и из карьеристских побуждений.
Но быстро разворачивавшиеся события коренным образом изменили мою суд
ьбу. 5 марта Сталин умер, и в тот же день поздно вечером Берию назначили мин
истром расширенного Министерства внутренних дел, которое теперь включ
ало в себя и милицию, и аппарат органов безопасности (МГБ). Я был на похорон
ах Сталина и видел, как непрофессионально Серов, Гоглидзе и Рясной контр
олировали положение в городе. Прежде чем я смог добраться до Колонного з
ала, чтобы встать в караул от моего министерства, кордон из грузовиков пе
рекрыл путь, так что мне пришлось пробираться через кабины грузовиков. Н
е продумали даже, как разместить все делегации, прибывавшие на похороны.
Была какая-то идиотская неразбериха, из-за которой сотни скорбящих люде
й, к сожалению, погибли в давке.
Во время похорон Сталина мое горе было искренним; я думал, что его жестоко
сть и расправы были ошибками, совершенными из-за авантюризма и некомпет
ентности Ежова, Абакумова, Игнатьева и их подручных.
На следующий день после похорон я понял, что началась другая эпоха. Секре
тарь Берии позвонил мне в шесть вечера и сообщил, что новый Хозяин покину
л кабинет и приказал не ждать его возвращения. С этого момента я мог уходи
ть с работы ежедневно в шесть вечера в отличие от тех лет, когда приходило
сь работать до двух или трех утра, пока Сталин сидел за рабочим столом в Кр
емле или у себя на даче.
Началась перетряска кадров в новом министерстве. Круглов, который работ
ал с Маленковым в ЦК в 30-х годах и на протяжении последних семи лет был мини
стром внутренних дел, стал первым заместителем Берии в расширенном МВД.
Гоглидзе, который невольно оказался причастным к «мингрельскому делу»,
перестал занимать пост заместителя министра и возглавил военную контр
разведку. Богдан Кобулов, протеже Берии, которого Абакумов в 1946-м уволил из
органов госбезопасности, вернулся на Лубянку в должности заместителя Б
ерии. Серов, человек Хрущева, сохранил свое положение и остался первым за
местителем Берии. Рясной и Савченко, которые, как и Серов, работали с Хруще
вым на Украине, возглавили Главное разведуправление. Федотов, всегда ура
вновешенный и дисциплинированный, ненадолго сменивший в 1946 году Фитина в
руководстве внешней разведки, а позже работавший в Комитете информации,
вновь, как и до войны, возглавил Главное контрразведывательное управлен
ие. Берия назначил генерал-лейтенанта Сазыкина, моего бывшего заместите
ля по отделу «атомной» разведки, начальником Управления по борьбе с идео
логическими диверсиями и национализмом, будущего 5-го «политического» у
правления КГБ.
Параллельно с этими быстрыми назначениями шло развенчание обвинителей
по делу сионистского заговора и «делу врачей». Эйтингон, Райхман, Селива
новский, Белкин, Шубняков и другие высокопоставленные работники, аресто
ванные по обвинениям в сокрытии сионистского заговора или содействии А
бакумову в планах захватить власть, были освобождены в конце марта 1953 год
а. Дело Жемчужиной закрыл сам Берия 23 марта, но освободили ее на следующий
день после похорон Сталина, по случаю дня рождения Молотова, 9 марта. Берия
приказал пересмотреть дела Эйтингона и Райхмана и быстро утрясти все фо
рмальности, необходимые для их освобождения.
Позже Эйтингон рассказал мне, что не ждал ничего хорошего, когда после см
ерти Сталина, о которой он не знал, его вызвали к следователю. К его удивле
нию, он увидел там Гоглидзе и Кобулова, который был уволен из органов еще с
емь лет назад. Он сразу понял, что произошли большие перемены. Ему был зада
н лишь один вопрос: будет ли он после освобождения продолжать службу? Он ч
увствовал себя неважно, но после лечения был готов продолжить работу. По
том Кобулов сказал Эйтингону, что Сталин умер и он, Кобулов, говорит от име
ни Берии, недавно назначенного главой расширенного Министерства внутр
енних дел, а он Ч его заместитель по следственной работе и контрразведк
е. Кобулов обещал, что, хотя формальности займут несколько дней, Эйтингон
может спокойно отдыхать в камере в ожидании освобождения. Эйтингон попр
осил перевести его подальше от следственного блока, чтобы ему не приходи
лось слышать крики заключенных, на которых Рюмин пробует «активные мето
ды следствия». Кобулов ответил, что Рюмин сам находится под арестом за со
вершенные преступления, а Берия, став министром, первым же приказом запр
етил избиения и пытки подследственных на Лубянке и в Лефортове.
Потом Кобулов вызвал конвой, и в следственную комнату вошел конвоир, что
бы сопроводить Эйтингона до его камеры. Рисуясь перед Кобуловым, охранни
к приказал Эйтингону: «Руки за спину!» Ч обычное обращение с заключенны
ми. Кобулов немедленно оборвал его и приказал обращаться с Эйтингоном с
подобающим уважением, как с генерал-майором госбезопасности, так как он
уже не под следствием, а под административным арестом. Это наконец убеди
ло Эйтингона в том, что все происходящее не игра.
Берия приказал мне и другим генералам проверить сфабрикованные обвине
ния по сионистскому заговору. Больше всего меня поразило то, что Жемчужи
на, жена Молотова, якобы установила тайные контакты через Михоэлса и евр
ейских активистов со своим братом в Соединенных Штатах. Ее письмо к брат
у, датированное октябрем 1944 года, вообще к политике не имело никакого отно
шения. Как офицер разведки, я тут же понял, что руководство разрешило ей на
писать это письмо, чтобы установить формальный тайный канал связи с амер
иканскими сионистскими организациями. Я не мог представить себе, что Жем
чужина способна написать подобное письмо без соответствующей санкции.

Я вспомнил о своих контактах с Гарриманом по поводу создания еврейской р
еспублики в Крыму; из показаний Жемчужиной я понял, что зондаж американс
ких представителей по этому вопросу осуществлялся не только через меня,
но и по другим направлениям, в частности через Михоэлса. Это убедило меня
в том, что мое общение с Гарриманом Ч лишь одна из немногих попыток обсуд
ить, как можно использовать еврейский вопрос в более широком контексте с
оветско-американских отношений.
Когда я начал обсуждать с Берией ту роль, которую могла бы сыграть Жемчуж
ина в обновлении неформальных контактов с международным еврейским соо
бществом, он оборвал меня, сказав, что этот вопрос в разведоперациях закр
ыт раз и навсегда.
Вместо этого он указал на Майского, который, по его словам, фигура гораздо
более важная и идеальная кандидатура для того, чтобы осуществить зондаж
наших новых инициатив на Западе. Он мог завязать личные контакты на высо
ком уровне, чтобы проводить нашу резко изменившуюся после смерти Сталин
а политику. Академику Майскому, бывшему послу в Лондоне и заместителю ми
нистра иностранных дел, тогда уже было под семьдесят. Когда-то он был одни
м из меньшевистских лидеров, оппонентов Ленина, но позже достиг удивител
ьных высот на советской дипломатической службе. Его в 1952-м тоже обвинили в
сионистском заговоре. Против него были сфабрикованы абсурдные обвинен
ия: утверждалось, что еврейские организации за рубежом хотели назначить
его министром иностранных дел в новом правительстве после того, как «Аба
кумов захватит власть».
Берия сказал мне: «Так как вы знали Майского во время войны, еще до Ялты, а в
аша жена подружилась с его женой, вы должны приготовиться для работы с ни
м в будущем».
Начальник контрразведки Федотов, который «пересматривал» дело Майског
о, посоветовал мне пока с ним не встречаться. «Павел Анатольевич, с первой
же моей встречи с ним, когда я официально ему объявил: „Вы находитесь в вед
ении начальника контрразведки генерала Федотова, которому поручено ра
ссмотреть абсурдные обвинения, выдвинутые против вас, и обстоятельства
вашего незаконного ареста“, он начал признаваться, что был японским шпио
ном, потом английским, а потом американским». Майский, конечно, пытался уб
едить Федотова в своей вине, чтобы избежать избиений и пыток. Он отказыва
лся верить, что Сталин умер и похоронен в мавзолее; он говорил, что это оче
редная провокация. Федотов предложил мне отложить все дискуссии по важн
ым дипломатическим вопросам и вопросам разведки недели на две-три. Он по
приказу Берии перевел его из камеры в комнату отдыха за своим кабинетом,
где Майский смог видеться с женой и где ему показали документальные кадр
ы похорон Сталина.
Трехнедельная отсрочка чуть не стала роковой, потому что дело Майского н
е было закрыто в отличие от остальных в мае 1953-го. Когда арестовали Берию, М
айский, к которому Маленков и Молотов относились плохо, жил на Лубянке со
своей женой, в комнате за кабинетом Федотова. Теперь Майского обвинили в
сговоре с Берией с целью стать при нем министром иностранных дел и вновь
посадили в тюрьму, где у него произошел нервный срыв.
Позже моя жена встретилась с его женой в приемной Бутырок, где сидели и Ма
йский, и я. Майская сказала, что она ведет фантастическую жизнь, Ч хотя вс
е деньги Майского и все государственные облигации были конфискованы, ее
личные облигации последних пяти лет остались при ней, и одна из них выигр
ала по государственному займу 50 000 рублей (тогда один рубль равнялся четыр
ем американским долларам). Когда она встретила мою жену в тюрьме, куда они
обе принесли передачи с едой для своих мужей. Майская не смогла сразу всп
омнить, где они встречались. «В Париже, в Лондоне или на приеме в Кремле?»
Ч спросила она. Моя жена улыбнулась и напомнила ей, что это было на даче Е
мельяна Ярославского, недалеко от нашей дачи, и на квартире Ярославского
в центре Москвы.
Проведя в тюрьме четыре года, Майский наконец предстал перед Военной кол
легией Верховного суда по обвинению в пособничестве Берии захватить вл
асть и поддержании связей между Берией и английской разведкой. Майский о
твергал все обвинения, и Военная коллегия не смогла найти доказательств
его вины. Был вызван Горский (резидент НКВД в Лондоне в то время, когда Май
ский был там послом), чтобы дать показания о предательской связи Майског
о с Берией, но он изменил свои первоначальные показания и не поддержал об
винение. Вина была уменьшена до превышения полномочий посла, так как Май
ский отправлял телеграммы из Лондона не только в Министерство иностран
ных дел, но и в НКВД Берии Ч вдруг ему поставили в вину стандартные требов
ания рассылки спецсообщений послов. Его также обвинили в том, что он прес
тупно восхищался западным образом жизни и культивировал западные мане
ры общения в советском посольстве в Лондоне. Майского приговорили к деся
ти годам тюрьмы, четыре с половиной из которых он уже отсидел, а вскоре он
был амнистирован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88