Однако его место оставалось вакантным Ч преемника не на
значали. Когда я позвонил заместителю министра Огольцову с тем, чтобы об
судить с ним положение с сестрой Эйтингона, он ответил:
Ч Это дело политическое, и рассматривать его можно лишь в ЦК.
По его словам, пока не будет назначен новый министр, он не будет подписыва
ть никаких бумаг или давать какие-либо приказы.
После разговора с Огольцовым мне осталось только одно: позвонить Игнать
еву, тогдашнему секретарю ЦК партии, курировавшему работу МГБЧ МВД. Он б
ыл членом созданной Сталиным комиссии ЦК по реорганизации министерств
а после ареста Абакумова. Меня уже вызывали на одно заседание, и я, признаю
сь, критиковал руководство министерства за ошибки в проведении разведы
вательных и контрразведывательных операций за границей, а также в Запад
ной Украине и Средней Азии. Игнатьев тогда сказал, что готов, если потребу
ется, обсудить со мной тот или иной неотложный вопрос. Когда я позвонил ем
у, он, казалось, с радостью согласился принять меня в ЦК на Старой площади.

Встретившись с ним, я сказал, что обеспокоен попытками оклеветать Эйтинг
она и его сестру, приписав им националистические взгляды. Игнатьев вызва
л в кабинет Рюмина с материалами на Эйтингона и его сестру. В моем присутс
твии Рюмин, открыв папку, начал зачитывать крайне невразумительные пока
зания против Эйтингона и его сестры, в которых утверждалось, что они оба п
роявляют враждебность по отношению к советскому государству. На сей раз
агентурные сведения, что Соня отказывалась лечить русских, даже не были
упомянуты.
Ч Как члены партии мы обязаны, Ч сказал я, Ч оценивать людей не по слуха
м, а по их делам. Вот работа Эйтингона: организатор акции по устранению Тро
цкого в Мексике, создатель успешно действовавшей агентурной сети за гра
ницей, наконец, он является одной из ключевых фигур в обеспечении нашей с
траны секретной информацией об атомном оружии.
Рюмин молчал. Игнатьев прервал меня:
Ч Давайте оставим Эйтингона и его семью в покое. После встречи с Игнатье
вым у меня отлегло от сердца: я подумал, что с Эйтингоном и его сестрой нич
его плохого не произойдет.
Примерно месяц спустя Игнатьева назначили министром госбезопасности.
А в октябре 1951 года именно по его прямому указанию Эйтингон был арестован,
когда возвратился в Москву из Литвы, где ему удалось обезвредить руковод
ство антисоветской подпольной организации. Его падчерица Зоя Зарубина
сообщила мне, что Эйтингона арестовали на ее глазах в аэропорту Внуково.

Арест Эйтингона положил конец службе Зои Зарубиной в органах нашей разв
едки. Она успешно работала с материалами по атомному оружию, на Ялтинско
й и Потсдамской конференциях, но вынуждена была уйти из органов после ег
о ареста. Прекрасное знание английского языка помогло ей стать одним из
ведущих преподавателей Института иностранных языков, а позднее она рук
оводила подготовкой переводчиков для Организации Объединенных Наций. 3.
Зарубина и сейчас прекрасный лектор, общественный деятель, участник мно
гих международных конференций.
Через несколько дней после ареста Эйтингона мне представилась возможн
ость встретиться с Игнатьевым на совещании руководящего состава минис
терства. Отведя меня в сторону, он с упреком произнес:
Ч Вы ошибались насчет Эйтингона. Что вы сейчас о нем думаете?
До сих пор помню свой ответ:
Ч Моя оценка базируется на конкретных результатах работы людей и на ли
нии партии.

Здесь я должен немного остановиться на своих иллюзиях. Я всегда рассматр
ивал «дело врачей» и «сионистский заговор» как чистейший вымысел, распр
остранявшийся такими преступниками, как Рюмин, которые затем докладыва
ли о «результатах» следствия некомпетентным людям вроде Игнатьева. Вся
кий раз, встречаясь с Игнатьевым, я поражался, насколько этот человек нек
омпетентен. Каждое агентурное сообщение воспринималось им как открыти
е Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой д
окумент, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь пер
епроверить факты.
Игнатьев совершенно не подходил для порученной ему работы. Как-то раз, пр
оводя утром совещание по оперативным вопросам у себя в кабинете, на кото
ром присутствовало более десяти человек, он вдруг впал в настоящую истер
ику из-за телефонного звонка генерала Блохина, начальника комендатуры М
ГБ. Помню, как он буквально прокричал в телефон:
Вы обязаны действовать по закону. Никто не давал вам права втягивать мен
я в ваши дела!
Повесив трубку, он пояснил:
Ч Не выношу этих звонков Блохина. Вечно просит, чтобы я подписывал прика
зы о приведении в исполнение смертных приговоров. Говорит, что существуе
т на этот счет инструкция. Почему я должен иметь ко всему этому какое-то о
тношение и подписывать эти бумаги?! Есть Верховный суд, пусть Блохин дейс
твует по закону.
Никто не ответил. В кабинете повисло неловкое молчание.
Игнатьев легко заводил уголовные дела против ни в чем не повинных людей.
Позже я понял, что он действовал не по собственной инициативе, а выполнял
приказы, полученные свыше от Сталина, Маленкова и других.
Когда ТАСС объявил о том, что широко известные в стране врачи и ученые-мед
ики обвиняются в организации сионистского заговора с целью убийства Ст
алина и всего Политбюро путем неправильного лечения, я счел это провокац
ией, продолжением ранее начатой антисемитской кампании. Когда ко мне поп
али материалы с обвинениями против Эйтингона, я узнал, что он якобы обуча
л врачей-заговорщиков ведению террористических действий против Стали
на и членов советского правительства. В этой связи, говорилось в обвинит
ельном заключении, Эйтингон держал у себя в кабинете мины, взрывные устр
ойства, закамуфлированные под обычные электроприборы. Между тем все пре
красно знали, что это были образцы оперативной техники, постоянно находи
вшейся в нашем распоряжении.
В те дни Москва была буквально наводнена слухами, один страшнее другого:
еврейские врачи и фармацевты пытаются травить простых советских людей.
Поговаривали и о возможных погромах. Меня охватило беспокойство, когда д
ети Ч им тогда было десять и двенадцать лет, Ч вернувшись из школы, расс
казали нам об этих слухах. Жена и я оказались в весьма трудном положении: д
етям высокопоставленных сотрудников органов госбезопасности было кра
йне рискованно выступать против наглых антисемитских высказываний, по
скольку любой спор просто привлек бы внимание к ним и их родителям. Это на
верняка стало бы известно «наверху» Ч партийным органам, державшим под
контролем все сферы общественной жизни. Наши дети ходили в школу вместе
с детьми Маленкова и Кагановича Ч это значило, что школа была под постоя
нным наблюдением. Наши дети не могли даже позволить себе сказать, что Лен
ин и Сталин всегда были против проявлений антисемитизма, поскольку тако
го рода высказывание было бы немедленно истолковано совсем в ином духе и
до неузнаваемости искажено.
Жена и я посоветовали сыновьям говорить, что нужно быть особенно бдитель
ными, нельзя распространять слухи, которые являются провокацией. Нам все
м приходилось тогда придерживаться официальной версии в изложении соб
ытий, которую давала газета «Правда», а в ней не было и намека на погромы. А
распространение слухов Ч это игра с огнем, опасная в особенности потому
, что она на руку врагам народа. Другое дело Ч чувство негодования по отно
шению к предателям и конкретным террористам, учили мы своих детей. Интер
есно, думал я, как они скажут это на пионерском сборе? Вскоре после этого р
азговора позвонил директор школы и поблагодарил за прекрасное воспита
ние детей. По его словам, он находился в довольно трудном положении: ведь в
школе училось немало еврейских детей. Директор сказал жене: выступление
ваших детей на пионерском сборе, что распространение слухов является пр
овокацией, вызвало одобрительный гул и разрядило напряженную обстанов
ку.

Постепенно кампания, раздувавшаяся вокруг «сионистского заговора», ст
ала явно выходить из-под контроля ее организаторов. Рюмин и Игнатьев под
держали обвинения министра государственной безопасности Грузии Рухад
зе в адрес Берии, что он скрывал свое еврейское происхождение и тайно гот
овил заговор против Сталина в Грузии. Было ясно, что Берия первый в сталин
ском списке на уничтожение. К августу 1952 года кончилось так называемое «к
рымское дело», тянувшееся с 1948 года, Ч все арестованные члены Еврейского
антифашистского комитета, кроме Лины Штерн, и бывший заместитель минист
ра иностранных дел Лозовский были расстреляны. По моему мнению, Хейфеца
оставили в живых лишь для того, чтобы он мог свидетельствовать против Бе
рии и Молотова, когда придет подходящее время предъявить им обвинения в
установлении связи с кругами международного сионизма, под диктовку кот
орых было инициировано предложение создать еврейскую республику в Кры
му.
Мое мнение основано на чтении материалов дела Абакумова, с которыми я по
знакомился в военной прокуратуре через сорок лет после описываемых соб
ытий, и книги Кирилла Столярова «Голгофа», посвященной обстоятельствам
гибели Абакумова. Я всегда считал, что Рюмин занимался расследованием «д
ела врачей» до самой смерти Сталина. Но Сталин оказался достаточно дальн
овидным, чтобы понять: заговор, каким рисовал его Рюмин, был слишком прими
тивен и в него вряд ли можно было поверить. Рюмин дал лишь голую схему «заг
овора», но не мог наполнить ее убедительными деталями, позволявшими этом
у вымыслу выглядеть правдоподобным. 12 ноября 1952 года Сталин приказал увол
ить Рюмина из МГБ как не справившегося с обязанностями и откомандироват
ь в резерв ЦК партии. Рюмин был назначен на скромную должность бухгалтер
а, которую занимал до начала работы в органах. А до этого Рюмин работал сче
товодом в Архангельской потребкооперации.
Таким образом, с января 1953 года, когда опубликовали сообщение ТАСС о «заго
воре врачей», ответственность за творившиеся беззакония и преступлени
я в следственном аппарате МГБ несут министр госбезопасности Игнатьев, е
го первый заместитель Гоглидзе, заместитель по кадрам Епишев, руководит
ели Следственной части по особо важным делам. Те, кто пришел на руководящ
ую работу в органы госбезопасности в этот особенно страшный период по ре
шению ЦК Ч Игнатьев, Епишев, Ч не только не были привлечены к ответствен
ности, но, наоборот, получили в 50Ч 70-х годах высокие назначения на ответств
енную партийную и советскую работу. Козлами отпущения сделали Гоглидзе
как сообщника Берии и малограмотного патологического антисемита Рюмин
а.
В конце февраля 1953 года, за несколько дней до смерти Сталина, я заметил в по
ведении Игнатьева нарастающую неуверенность. Интуиция подсказала мне,
что вся антисемитская кампания вот-вот захлебнется и ее организаторы ст
анут нежелательными свидетелями и будут подвергнуты аресту. И действит
ельно, после смерти Сталина Берия обвинил Игнатьева в обмане партии и до
бивался привлечения его к уголовной ответственности, но поддержки в Пре
зидиуме ЦК не получил.
Еще одна важная деталь этого дела: среди тех, кого допрашивали следовате
ли МГБ по делу о так называемом «сионистском заговоре», был и Майрановск
ий, начальник токсикологической лаборатории Министерства государстве
нной безопасности («Лаборатория-Х»). В 1951 году он был арестован Ч его тут ж
е сделали ключевой фигурой «сионистского заговора» в МГБ, поскольку он з
нал всех обвиняемых академиков-врачей и работал с ними в тесном контакт
е. Позднее его хотели сделать участником «заговора врачей».
По версии Рюмина, Майрановский действовал в соответствии с указаниями Э
йтингона Ч с целью ликвидировать все высшее руководство страны. Рюмин н
е отдавал себе отчета, на какую зыбкую почву он ступает: ведь в своей сверх
секретной работе Майрановский выполнял приказы самого Сталина. На допр
осах начальник «Лаборатории-Х» признался во всем, чего от него добивали
сь. Правда, Игнатьев вскоре почувствовал, что Рюмин зашел слишком далеко,
и решил выделить Майрановского из дела о «заговоре врачей».
Смерть Сталина положила конец «делу врачей», но антисемитизм продолжал
оставаться весьма грозной силой.

Сохранение репрессивной по
литики в национальном вопросе

«Дело врачей» серьезно подорвало престиж медиков в обществе и вызвало в
олну недоверия к людям этой профессии. После разоблачения фальшивого за
говора соперничавшие между собой группы в научных медицинских кругах п
опали в трудное положение. Мой друг, профессор Музыченко, ректор Московс
кого областного научного института клинических исследований (МОНИКИ), р
ассказал мне, что в споре медиков всегда так или иначе замешаны влиятель
ные люди в правительстве, поскольку именно от них зависят ассигнования н
а научные исследования. «Дело врачей» научило чиновников избегать любы
х профессиональных споров, поскольку никогда нельзя предсказать, какая
из конфликтующих сторон получит поддержку в верхах, а какая окажется в п
олитическом проигрыше и потребуется даже вмешательство органов безопа
сности. Это создавало неблагоприятную атмосферу для научных споров и за
тягивало принятие государственных решений об ассигнованиях на нужды з
дравоохранения. До сих пор сохраняются опасения, что конфликты по медици
нским и другим профессиональным проблемам могут закончиться расследов
анием на Лубянке.
Сейчас говорят о том, будто накануне смерти Сталина существовал план деп
ортации евреев из Москвы. Сам я никогда о нем не слышал, но если подобный п
лан действительно существовал, то ссылки на него можно было бы легко най
ти в архивах органов госбезопасности и Московского комитета партии, пот
ому что по своим масштабам он наверняка требовал большой предварительн
ой подготовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88