!
Однако, когда на следующий день Фурукава принялся читать «Экономику производительности труда», он так увлекся этим чтением, что забыл обо всем на свете. Он уже не считал свое место за экраном тюрьмой. Перед глазами директора то и дело мелькала засаленная солдатская рубаха, действуя ему на нервы, иногда из-за экрана вдруг раздавалось пение, так что в результате этого соседства пострадал скорее сам директор, а не Фурукава.
— Эй, нельзя ли немного потише! — кричал директор, и Фурукава испуганно умолкал. Он вовсе не хотел шуметь, просто его очень заинтересовала книга. В книге встречалось много непонятных мест, и хотя у Фурукава был под рукой словарь, он то и дело озабоченно срывался с места и бежал к управляющему делами или к начальнику планового отдела, которые хорошо владели английским языком. Торопясь, он то ронял на ходу стул, то забывал закрыть за собой дверь.
— Фурукава-сан, подите-ка сюда на минуточку! — шепнула ему случайно встретившаяся в коридоре Рэн. — Вчера директор приходил к Комацу и проговорился... Хорошо, говорит, что я перетащил Фурукава на свою сторону, но плохо то, что теперь у меня в кабинете ни о чем нельзя поговорить... Прямо как оккупированная территория!
Фурукава смотрел на смеющуюся Рэн и недоуменно моргал глазами.
«Процесс усложнения промышленной структуры Соединенных Штатов и всё более обостряющаяся конкуренция открыли новую эру для делового мира.
Товары производятся и продаются с низкой прибылью. Размеры прибыли стали, как никогда, зависеть от производительности труда. В настоящее время слово «производительность» неразрывно связано с дальнейшим расширением, развитием и прогрессом промышленности».
Несколько дней Фурукава потратил на перевод небольшого предисловия и главы «Эксплуатация предприятия и вопросы труда».
«Проблемы, связанные с вопросами оборудования и сырья, были подробно изучены уже к концу минувшего столетия. Однако вопросы труда до сих пор еще не получили достаточного освещения. Только с самого недавнего времени предприниматели осознали, наконец, важность фактора рабочей силы в процессе производства товаров. Именно люди, применяющие на производстве свою умственную и физическую энергию, являются решающим условием, определяющим эффективность и успех любого предприятия...»
Записав перевод небольшого отрывка, Фурукава начинал лихорадочно рыться в лежавших на столе книгах. Перед ним грудой были навалены книги, начиная с его собственной — «Словаря общественно-политической терминологии» и кончая принадлежавшими Араки и Икэ-нобэ. Здесь были и «Наемный труд и капитал», и «Об основах ленинизма».
— Постой, постой... А когда же вышла в свет эта книга, вызывающая такой восторг у японских капиталистов? 1914 год... 1914 год?..
Как явствовало из «Словаря общественно-политической терминологии», в 1914 году началась первая мировая война. Америка вступила в войну только в 1917 году, но уже к моменту выхода в. свет этой книги конкуренция в производстве товаров завела капиталистические государства в такой тупик, что дальнейшее извлечение прибылей сделалось невозможным без вооруженного столкновения...
— Ну как, подвигается? — сзади к Фурукава подошел директор с папиросой в зубах.
Фурукава вдруг хлопнул себя по колену.
— Так вот в чем дело! Ах, сволочи! — закричал он так громко, что директор испуганно отпрянул.
— Ну что, интересно?
— Интересно!
— Замечательная книга?
— Замечательная!
Но они вкладывали в эти слова совершенно различный смысл.
— Да, помню, когда мы с товарищами окончили институт и начали службу в компании, нам сразу же предложили познакомиться с этой книгой... Ведь в предприятия нашей компании вложен капитал «Дженерал
электрик», так что мы во всем придерживаемся американской системы... — в голосе директора зазвучали горделивые нотки. — Ты теперь тоже являешься одним из служащих компании, и, следовательно, тебе тоже нужно теперь учиться... Так называемая система «поточного производства» начала внедряться с тех пор, как появилась эта книга. Наша компания первая в Японии — по крайней мере, первая из предприятий концерна Мицуи — применила этот «поточный метод» в полном объеме... — Директор стоял, слегка покачиваясь, засунув пальцы в жилетные карманы, и то поднимался на носки, то снова опускался, выпячивая живот и легонько постукивая каблуками об пол. Бросив беглый взгляд на стол, он заметил имя Маркса на обложке книги «Наемный труд и капитал», но промолчал.
— Efficiency! Efficiency! Иначе сказать — производительность! Секрет ее состоит в умении извлечь и правильно использовать энергию рабочих. Когда прочтешь эту, я дам тебе еще книги — «Система скользящей шкалы», «Изучение взаимодействия трудовых процессов».
— Система скользящей шкалы? А это система жетонов?
— Правильно. Вот там, в том шкафу, стоят эти книги, все подобраны... Так что работай усердно... Идет? — директор положил руку на плечо Фурукава и заглянул ему в лицо. — Помни, что ты теперь служащий компании, понимаешь? Не рабочий, а служащий! А раз так... — его глаза смотрели испытующе внимательно и вместе с тем властно и уверенно, — значит, в первую очередь ты должен посвятить себя компании. Профсоюз и тому подобные затеи — это всё дела второстепенные. Отныне ты должен связать свою судьбу с судьбой компании... Понимаешь?
Сощурив глаза, Фурукава смотрел в окно.
— Ладно, работай, работай... Вот, например, наш начальник производственного отдела — бывший чертежник. Тоже начинал с младшего служащего!
Директор ушел, и Фурукава снова принялся за работу. Усердно скрипя пером по бумаге, он зачеркивал и переделывал написанное.
«Усиление конкуренции понизило прибыли. Если Америка хочет, чтобы ее промышленность расширялась и процветала, нужно изучить способы снижения издержек производства...» — читал он.
Прочитав небольшой отрывок, он вдруг поднял голову и взглянул в окно.
«Сказать, что не хочу, и вернуться в цех? Вроде неудобно как-то...»
Ему начинало казаться, что если и дальше всё пойдет таким же образом, то, чего доброго, он и сам начнет смотреть на вещи так же, как авторы этой книги. Изучение производительности труда! В условиях капитализма это было изучением способов эксплуатации.
— Фурукава! — снова позвал его директор.
Когда он подошел к обитому зеленым сукном столу, директор, развалившись в кресле, перелистывал страницы какого-то журнала.
— Прочти-ка вот это и переведи... Достаточно будет записать только общий смысл... Я совсем почти забыл язык, так что мне самому не одолеть перевода... — он бросил через стол журнал, который держал в руке. — А насчет производительности труда... Ну, это можно пока отложить...
Журнал в нарядной небесно-голубой обложке был свежим выпуском «Ридерс-дайджест».
Обложка еще пахла типографской краской. По-видимому, этот американский журнал перелетел через океан совсем недавно. На обложке стояла дата—1946 год, май.
Где директор раздобыл его?
Прежде всего Фурукава с помощью словаря прочитал оглавление: «Может ли Америка руководить миром?», «Рабочие заинтересованы в системе капитализма», «Кто такие русские?», «Гарантирована ли ваша собака от заболевания чумой?», «Упорный крестоносец!», «Удастся ли английским лейбористам спасти Европу от коммунизма?», «Геликоптер становится взрослым» и т. д. и т. п.
Фурукава всегда горячо принимался за любую работу не столько из чувства долга, сколько потому, что сразу же начинал интересоваться порученным делом.
Он не расставался с журналом ни днем, ни ночью, до отказа набил сумку толстыми англо-японскими словарями, носил их домой в общежитие и читал журнал даже в постели.
«При капитализме люди свободны, хотя бы они и были наемными рабочими. Никто не может помешать этим наемным рабочим стать в свою очередь предпринимателями...» — в таком духе была написана статья «Рабочие заинтересованы в системе капитализма».
Грязная клевета на Советскую Армию — вот основное содержание статьи «Кто такие русские?»
«Будущее коммунизма как фактора, влияющего на международную жизнь, зависит от успеха или поражения английского лейбористского правительства. Если политика лейбористского правительства увенчается успехом, то мировой коммунизм утратит какое бы то ни было влияние. Если же политика лейбористов потерпит крах, то силы коммунизма возрастут в гигантских размерах...» — такова была тема, которая подробнейшим образом освещалась в статье «Удастся ли английским лейбористам спасти Европу от коммунизма?»
«...Соединенные Штаты... способны руководить свободным миром в соответствии с теми требованиями, которые они сами выдвигают. Но сейчас Соединенные Штаты стоят перед дилеммой. Одно из двух — либо Соединенные Штаты выступят на мировую арену исключительно ради того, чтобы господствовать над всем миром, являя собой новый пример империи, обогащающейся за счет всех мировых богатств и естественных ресурсов, либо...»
Фурукава читал статью «Может ли Америка руководить миром?» Его знобило, по спине пробегали мурашки.
— Ты. что, уж не заболел ли? Смотри, какое лицо красное, — услыхав кашель Фурукава, встревоженно проговорил Синъити, прилежно работавший над книгой «Государство и революция». Фурукава наполовину высунул из-под одеяла голые плечи и, поскрипывая пером, усердно писал на чистых бланках со штампом компании. Внезапно он перестал писать.
— Послушай-ка, — проговорил он, настороженно глядя на Икэнобэ. — Скажи, вот эта оккупационная
армия — она и должна проводить в жизнь решения Потсдамской декларации?
— Ну да, так считается... — ответил Икэнобэ.
Лицо у Фурукава было воспаленное, раскрасневшееся. Сощурив глаза, как будто стараясь что-то понять, он склонил голову набок.
— Хотел бы я знать, читают ли эти журналы японские коммунисты? Известно ли японским коммунистам, о чем пишут в этих журналах?
На следующий день, преодолевая легкое головокружение, Фурукава опять сидел за экраном в кабинете директора.
Зачеркивая и исправляя написанное, он продолжал переводить статью «Может ли Америка руководить миром?». Он чувствовал слабость во всем теле и время от времени облокачивался на стол, подпирая щеку рукой. В красивом заграничном журнале среди текста в нежных, ласкающих глаз тонах были изображены собачьи морды и человеческие лица. Журнал, перелетающий через океаны! Журнал, который стремится распространить по всему свету американскую идеологию! — Что-то тут не так!
«Странно... ведь мы до сих пор не допускали и сомнения в том, что решения Потсдамской декларации действительно будут осуществляться...» — раздумывал Фурукава.
Ему вдруг стало трудно дышать... Он со злостью отбросил перо.
Знают ли его товарищи о том, что здесь пишут? Араки-сан, например?
Ужасно зябнет спина. За окном светит солнце. Горные склоны, окрашенные в нежно-зеленые тона, Которые с каждым днем становятся всё ярче, озарены солнечными лучами; сейчас они кажутся ему далекими, уплывают куда-то, словно он видит их во сне.
«Нет, всё дело в том, что мы, рабочие, слишком мало знаем!.. А попадись нашим в руки такой американский журнал, вот, наверное, удивились бы тому, что здесь написано!»
Подняв воротник шинели, он снова взялся за перо. Как холодно! Или, может быть, он и впрямь заболел?
— Фурукава-кун! Ну-ка, покажи, что у тебя готово! — донесся до него голос директора.
Соорав начисто переписанные листки, Фурукава подошел к обитому сукном столу.
— Присаживайся, присаживайся! — директор сам пододвинул ему стул и усадил рядом с собой; казалось, он был в отличном настроении. — Что это с тобой? Простудился?
— Похоже на то.
Взяв листы с переводом, директор поднял очки на лоб.
— Так нельзя, так нельзя... надо беречься... — машинально проговорил он, глядя на перевод. Он начал вслух читать его, потом круто повернулся к Фурукава вместе с креслом, в котором сидел.
— Ну что, каково? Замечательная страна Америка?
— Угу.
— Что ни говори, а в послевоенный период Америка— ведущая страна мира... А?
Фурукава чувствовал сильную усталость. Он сидел согнувшись, почти скорчившись, около круглой газовой нечки. Над самым ухом его бубнил, словно рассуждая сам с собой, директор:
— Взять, например, наш завод... Ведь о нем кругом идет слава как о «красном»... Беда, да и только! Вот хочу просить тебя — не поможешь ли ты как-нибудь справиться с этими... ну, как их... с комсомольцами?... А?
Резко подняв голову, Фурукава взглянул на директора.
— Нет, нет, я просто советуюсь с тобой... — директор Сагара тоже внимательно смотрел на него, как бы наблюдая за тем впечатлением, которое производят его слова. Он улыбнулся. — Ведь я отнюдь не против демократии или, скажем, профсоюза. Этого я вовсе не хотел
сказать!
Взяв со стола папиросы, директор, подавшись вперед, протянул их Фурукава. Фурукава подозрительно разглядывал его лицо с прищуренными глазами, постепенно принимавшее огорченное, скорбное выражение.
— Надо же войти и в мое положение! Я отвечаю перед компанией за восемьсот человек, которых мне доверили! Я никогда еще никому не жаловался, но скажу тебе откровенно... Сколько сейчас комсомольцев на заводе?
— Сто семь человек.
— А вожак кто? Ты, кажется?
— Нет, Синъити Икэнобэ-кун из экспериментального цеха...
— Икэнобэ? Гм, гм... Но ты ведь тоже, кажется, заведуешь молодежной секцией в профсоюзе?.. Так, может быть, ты тоже всё-таки сумеешь чем-нибудь нам помочь?
Внутренне содрогнувшись, Фурукава поднял мучительно болевшую голову. Всё перед ним кружилось, лицо директора двоилось и троилось у него в глазах. До сих пор он отвечал не задумываясь, откровенно — ведь речь шла о массовой организации. Но что означают эти последние слова: «Сумеешь помочь?»
— Что вы хотите, чтобы я сделал? Фурукава охватило раздражение. Какая горькая папироса!..
— Видишь ли... э-э... неужели ты сам не понимаешь? Теперь директор откинулся на спинку кресла. Углы его рта нервно подергивались.
— Тебя ожидает прекрасная будущность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46