..
— Сбежал?! Как сбежал?!
Уполномоченные по переговорам с дирекцией, расталкивая собравшихся, поспешили в помещение комитета. Впереди всех, бледный и взволнованный, бежал Араки. К окну подошел секретарь профсоюзного комитета Касавара.
— Какая низость! — горячо заговорил он. — Директор Сагара прекратил переговоры и ушел из заводоуправления. Но мы во что бы то ни стало добьемся окончательного решения, хотя бы нам пришлось для этого всю ночь...
Движение и шум в толпе заглушили слова Касавара. Люди провожали глазами Араки и других уполномоченных, которые быстро вышли из помещения. Икэнобэ и Оноки — члены комитета борьбы — стали организовывать пикеты.
— Из третьего общежития есть кто-нибудь? — раздался в темноте взволнованный голос Фурукава. — Синобу Касуга-сан!
— Зде-есь!
— Хацуэ Яманака-сан!
— Зде-есь!
Хацуэ с подругами бежала по обледеневшему «шоссе Кадокура» к поселку Симо-Кавадзои.
— Нажмем! Живее! Еще нажмем! — подбадривая работниц, кричал Фурукава. Он то бежал впереди, то отставал, пропуская девушек.
— Ой, не могу больше! — взмолилась толстушка Сигэ Тоёда.
Забежав назад, Фурукава подтолкнул ее в спину, и девушки, еле переводившие дух, расхохотались.
- Нажмем! Бодрее!
Впереди группы Хацуэ спешили еще два отряда пикетчиков. От быстрого бега люди согрелись, щеки и уши у всех горели, словно их кто нащипал.
Миновав деревенскую управу Симо-Кавадзои, девушки свернули на проселочную дорогу и добежали до рощицы. Отсюда уже виднелся большой дом старинной архитектуры, который компания отвела директору Са-гара. Перед воротами с навесом и во дворе мелькали в темноте фигуры пикетчиков.
— Что такое? Его здесь нет? — спросил Фурукава, когда из ворот навстречу ему вышло несколько человек. — Не городи чушь!
Оставив девушек дожидаться, Фурукава прошел во двор. Через ограду видна была решетчатая входная дверь, освещенная слабым светом фонаря, висевшего над входом. В прихожей можно было различить фигуры нескольких человек — это были уполномоченные по переговорам.
— Ну-ка, девушки! За мной!
Видимо, Фурукава получил какие-то инструкции. Под его предводительством пикет обогнул ограду и начал подниматься по дороге, лежавшей среди полей. На дороге, наблюдая за задней калиткой дома, в молчании сидели на корточках несколько пикетчиков.
Взобравшись на край обрыва, где особенно бушевал ветер, Фурукава пересчитал людей в своем отряде и разделил их на две группы.
— Вы будете стоять здесь, — обратился он к Хацуэ и двум другим девушкам. — Если увидите директора, кричите громче!
— А что кричать? Кто-то тихонько засмеялся.
— Неважно что, кричите только погромче, во весь голос. Другие пикеты находятся поблизости, так что они услышат вас. Нет, смеяться тут нечего! — Фурукава говорил серьезно. — Директор хочет уменьшить прибавку, которой мы добиваемся, — провинцию, мел, нельзя равнять со столицей. Он хочет, чтобы и на главном заводе урезали требования рабочих... Понимаете? Но мы-то будем держаться!.. Директор решил не допускать, чтобы наш завод подал пример другим пред-
приятиям «Токио-Электро»... — жестикулируя, говорил Фурукава.
Взяв с собой трех девушек, Фурукава спустился с обрыва. Синобу Касуга, Мицу Оикава и Хацуэ остались одни. Внизу, на расстоянии сотни метров от них, среди деревьев смутно белела покрытая снегом крыша директорского дома.
— Я боюсь... — прошептала Мицу Оикава, крепко ухватившись за рукав рабочей куртки Хацуэ.
Хацуэ тоже было не по себе. Что если директор Са-гара и в самом деле появится вдруг сейчас перед ними? Что тогда делать?
— Бр-р, холодно! — дрожащим голосом проговорила Синобу Касуга. Она закутала лицо красным платком и, поеживаясь, топала ногами.
— И с чего это Сагара-сэнсэй вздумал удрать?
По привычке они всё еще называли директора «сэнсэй».
— Как его задержишь?.. Я не сумею!
Борьба за контроль над производством, которую они вели, помогала работницам понять, что господа из заводоуправления ненавидят профсоюз. Благодаря занятиям на рабочих курсах девушки стали немножко разбираться в политике, узнали, что общество разделено на борющиеся классы — на капиталистов и рабочих. Но хотя в сознании работниц и произошли перемены, они по-прежнему робели перед каждым начальником.
Хацуэ до сих пор еще помнила, как во время войны, когда раздавали награды за хорошую работу, директор, стоя на возвышении, торжественно вручил ей похвальный лист, и она с благодарностью смотрела на него.
— Глупости всё это! Ну, с какой стати, спрашивается, директор придет сюда, в такое место? — потеряв терпение, заявила Синобу Касуга, когда прошло минут тридцать. Стараясь согреться, она всё топталась возле девушек, потом незаметно спустилась с обрыва и исчезла.
С того места, на котором стояли пикетчики, сквозь качавшиеся от ветра деревья были видны только крыша большого старого дома да желтоватый свет, проникавший сквозь ставни окон. Что там сейчас происходит? Отсюда всё это казалось каким-то далеким!..
— А всё-таки, как было бы хорошо, если бы приба-
вили зарплату... — проговорила Мицу Оикава, зевая. Она присела на корточки возле межи, стараясь укрыться от ветра. — Если бы это сбылось, я могла бы посылать матери по двести иен каждый месяц!
Это была ее мечта, самая заветная мечта, не то, что недавнее желание съесть пять порций сладкого картофеля. Мицу рассказывала Хацуэ о том, что в семье у них родился седьмой по счету ребенок, мальчик, и о том, что отец никак не может устроиться на работу... Потом она снова зевнула во весь рот и, проговорив: «Пойду поищу Синобу-тян!» — стала спускаться вниз.
— Не уходи далеко!.. — крикнула ей Хацуэ. Хацуэ было и впрямь как-то страшно оставаться
одной. Она была голодна, ветер пронизывал ее до костей. Обмотав лицо шерстяным шарфом, Хацуэ спрятала руки в рукава спецовки.
На небе не было видно ни луны, ни звезд. Девушке стало жутко. Ей приказали «стоять в пикете», но что такое «пикет», какую роль он играет в борьбе, — ничего этого она толком не знала.
Чья-то тень бесшумно скользнула по краю обрыва.
— Мицу-тян, ты?.. Синобу-тян?..
Не успела она спросить, как человек, видимо, расслышав сквозь завывание ветра голос Хацуэ, вздрогнул и замер на месте.
Девушка испуганно вскочила с земли и инстинктивно приготовилась бежать. «Кто это?» — хотела она крикнуть, но слова застряли у нее в горле.
Человек пристально всматривался в Хацуэ и прсле минутного колебания поспешно двинулся дальше мимо нее, по дорожке, проложенной вдоль обрыва. Кругом было бело от снега. Хацуэ удалось заметить, что человек одет по-европейски, на голове — фетровая шляпа, в руках — маленький чемоданчик. Но едва она разглядела лицо человека, которое он старался прикрыть шарфом, как невольно закричала, так громко, что сама испугалась. Черная фигура пустилась бежать. Однако директору Сагара — это был он — не удалось пробежать и тридцати метров, как чье-то тяжелое тело повисло на нем, чьи-то руки вцепились в воротник пальто. Директор резко повернулся.
— Ты что это?
Увидев, что это простоволосая, потерявшая где-то
шарф девушка — Хацуэ, он заглянул ей в лицо. Оба с трудом переводили дыхание.
— Хацуэ Яманака?
— Я... — машинально ответила девушка, отступая.
— Дура! Пусти!
Шарф у Сагара развязался, седоватые усы подергивались. Короткий, тупой нос с вывернутыми ноздрями, двойной подбородок, складки на шее... Знакомое властное лицо, невольно внушающее трепет! Руки Хацуэ, цеплявшиеся за пальто директора, разжались.
— Прекрати эти идиотские шутки! Уф!.. Ведь я... я... — взволнованным голосом, бессвязно бормотал Сагара, перекладывая чемодан из одной руки в другую. — Ведь я тороплюсь, понимаешь? Такие глупые поступки... Ты подумала, к чему это приведет? Ты смотри, никому обо мне... Слышишь?..
Хацуэ не понимала, что он ей говорит. Сердце бешено колотилось в груди, в ушах звенело, а в мозгу неотступно стучали слова: «Директор убегает! Директор убегает!»
— Прошу вас, пожалуйста... — заговорила Хацуэ, когда директор отвернулся от нее, и опять вцепилась в край его пальто. Ей хотелось сказать ему: «Мы все голодны и ждем вас! Дайте нам ответ!» Но директор обернулся, и в ту же секунду от сильной пощечины искры посыпались из глаз Хацуэ. На какой-то миг тело ее стало вдруг как будто невесомым. Директор побежал.
— Прошу вас!.. — она нагнала бегущего директора и повисла на нем. Он отшвырнул ее, и Хацуэ упала в снег, но тут же крепко ухватила его за ногу.
— Пусти, дура! — Сагара попытался освободиться, но потерял равновесие и упал, потом вскочил и тотчас же снова упал. Директор бил девушку сапогом в грудь, в лицо. У Хацуэ перехватило дыхание.
— Кто-нибудь!.. Сюда!..
Хацуэ была сильной девушкой. В тот момент, когда Сагара дал ей пощечину, она словно переродилась. Крепко ухватившись за сапог директора, не обращая внимания на удары, она с ненавистью смотрела в его искаженное злобой и страхом усатое лицо...
Час спустя в толпе, собравшейся под окнами профсоюзного комитета, послышались радостные возгласы.
Директор Сагара вместе с начальником производственного отдела, насупившись, входил в помещение.
— Члены комитета все в сборе?
— Да, теперь все в сборе. Пожалуйста, просим! — скрестив на груди руки, сказал Араки, оглядывая сидевших по обе стороны от него уполномоченных по ведению переговоров. Он с трудом сдерживал волнение.
Люди потеснились, освобождая место директору. Всё еще возбужденный, он, стоя, осматривался. Такэноути, расталкивая людей, принес ему стул, но директор не стал садиться. Вытащив из кармана написанный на бланке ответ, Сагара не положил, а скорее бросил его на стол.
— Так, так...
Директор озирался по сторонам — у пего было такое чувство, как будто он попал в плен. Множество лиц окружало его, сотни глаз заглядывали в окна; справа, слева, позади него стояли люди и ждали его ответа.
Он взял было бланк, но затем снова бросил бумагу на стол и, вытащив очки, еще раз угрюмо обвел всех взглядом. Люди выжидающе смотрели на него. Двойной подбородок, укутанный черным шарфом... Чуть-чуть закрученные усы... Весь вид директора, казалось, говорил: «Сейчас я бессилен, приходится делать по-вашему... Но хорошо ли вы всё взвесили?..»
Хацуэ, стоя позади всех, не спускала глаз с директора. Плечи и грудь у нее еще ныли от боли. Лицо директора, непроницаемое и надменное, казалось ей маской, под которой она видела другое лицо, то лицо, какое было у него, когда он, бранясь, топтал ее сапогами.
— Детали изложены в другом документе... — наконец проговорил Сагара. — Мы зачитаем сейчас только общую часть... М-м... так...
«От ... числа ... месяца 1946 года.
В параграфе первом выдвинутых вами требований вы, ссылаясь на то, что цены в префектуре Нагано еще выше, нежели в районах Токио—Осака, настаиваете на увеличении заработной платы в тех же размерах, в каких это имело место в вышепоименованных районах.
Настоящим ставим вас в известность, что правление компании считает возможным увеличение заработной платы при условии, что к... числу... месяца вами будет представлен подробно разработанный проект, могущий лечь в основу...»
Раздались аплодисменты и восторженные возгласы. Люди испытывали простую человеческую радость при мысли, что мечта о повышении заработной платы наконец осуществляется и тем самым хоть немного облегчится их тяжелое существование.
Директор раздраженно косился на окружающих. Такэноути, давно уже стоявший рядом с подушечкой для печати в руках, поднес ее директору, проговорив: «Пожалуйста!» Сагара дрожащей рукой вытащил печать. Приложив ее к документу, он еще раз злобно оглядел присутствующих.
Но теперь многие избегали взгляда директора. Как бы там ни было — их требования были приняты, и люди на радостях испытывали чуть ли не благодарность.
— Нет, не нужно!.. — Сагара отказался от чашки чая, которую подала ему Хана Токи. Он направился к выходу. Рабочие расступились, давая ему дорогу. Внезапно, точно споткнувшись, Сагара остановился.
У самой стенки, в группе работниц, он заметил Хацуэ. Девушка стояла позади всех, так что видна была только ее голова. Она спокойно встретила устремленный на нее взгляд директора и не отвела глаз. Сердито натягивая перчатки, Сагара отвернулся первым и прошел вперед.
Хацуэ почувствовала, как всю ее словно жаром охватило.
Руки девушки сами собой сжались в кулаки.
Глава шестая
ДЖИПЫ НА ЗАВОДЕ
Теплые лучи утреннего солнца освещают широкую террасу и сквозь раздвинутые сёдзи проникают в комнату.
Нобуёси Комацу, обложившись газетами, лежит на животе, подперев подбородок руками. Глаза его, с чуть покрасневшими белками, бездумно устремлены в пространство. Дорогое золотисто-коричневое хаори — семейная реликвия — распахнуто на груди. Вся ленивая поза Комацу свидетельствует о том, что этот молодой человек с детства ни в чем не знал отказа.
Сейчас даже здесь, в Синсю, где весна всегда наступает поздно, несколько старых слив в саду перед домом покрылись цветами. Далеко, до самого холма, поросшего лесом, раскинулся этот сад с прудом, с повалившимся, покрытым плесенью каменным фонарем. Владельцы усадьбы, связанные родственными узами с Кадокура, до первой мировой войны считались самой богатой помещичьей семьей в этом районе, и сейчас еще их усадьба, хотя и запущенная, не имела себе равных в Самбом-мацу.
Широко зевнув и нахмурив брови, Нобуёси продолжал смотреть вдаль. Вид у него был рассеянный, как всегда, когда он думал о чем-нибудь важном для себя. Приближался срок выборов; газеты под крупными заголовками печатали сведения о местных кандидатах, публиковали программы политических партий. Нобуёси неотступно преследовала мысль о лозунге, выдвинутом коммунистической партией: «Долой монархию! За создание народного правительства!» Кроме того, он был обеспокоен деятельностью «комитета по контролю над производством», созданного на заводе после недавнего конфликта. Эти мысли то всплывали в его сознании, то исчезали. Вот так же там за холмом, на который он сейчас смотрел, в колеблющейся весенней дымке то вырисовывался, то пропадал пик Ягатакэ, и всё же нельзя было сомневаться в том, что он действительно существует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46