— Войдите!
— Я пришел по поводу очередного заседания «Траурного общества», которое должно состояться сегодня вечером... — перед директором, вытянувшись, стоял начальник общего отдела Комацу. — Я хотел бы посоветоваться относительно расходов по устройству...
«Траурное общество» возникло в начале октября, вскоре после того, как завод начал работать, и было организовано с целью отмечать дату капитуляции Японии. Основное ядро общества составили служащие заводоуправления, главным образом демобилизованные. По их инициативе оно и было создано. Сегодня должно было состояться второе заседание общества.
— Ну, что касается спиртного, это я беру на себя,— с коротким смешком произнес директор. — Но только... видите ли... как бы это сказать... нынче ведь наступила эра демократии... Следов ал о, бы, пожалуй, изменить название общества. Иначе можно попасть в неловкое положение, а? — Усаживаясь поудобнее, директор указал рукой на стул. — Да вы садитесь.
Комацу не ответил на это приглашение. Директор, отодвинув лежавшие на столе бумаги, некоторое время молчал, поглаживая усы, и вдруг, неизвестно по какой ассоциации, спросил:
— Кстати, эта барышня, сестра Торидзава-кун, это что же — ваша невеста?
— Никак нет, — без улыбки отвечал Комацу.
— Она... хорошенькая... можно сказать, красавица, а?
— Так точно.
Директор, не совсем поняв выражение лица своего собеседника, некоторое время продолжал улыбаться. Потом заговорил о другом.
— Да, между прочим, я слышал от Такэноути, будто Торидзава-кун собирается начать какое-то дело, открыть завод, что ли. Это правда?
— Совершенно верно. Он думает открыть деревообделочную фабрику.
— Гм, гм... — директор склонил голову набок. — Надо же всё-таки иметь хоть какой-нибудь опыт... А так ведь это рискованно... — Выражение его лица говорило о том, что он никак не может взять в толк, зачем понадобилось помещику, избалованному барину, затевать подобное дело. Однако ответ Комацу заставил его удивленно поднять глаза на молодого человека.
— Видите ли, в настоящее время, если только помещик не хочет сам стать крестьянином, ему не остается ничего другого, как переключиться на промышленность.
— Это справедливо, — директор вспомнил газетную статью, которую читал несколько дней тому назад. В статье говорилось, что главный штаб оккупационных войск в ближайшее время сделает парламенту напоминание относительно проведения земельной реформы. Как ни далек был Сагара от того, чтобы интересоваться чужой судьбой или сочувствовать кому-либо, но всё-таки, когда он вспомнил об этом, ему стало не по себе.
— У меня есть просьба к господину директору,— заговорил Комацу. — Нельзя ли устроить Рэн Торидзава на службу в заводоуправление?
Директор удивился:
Что такое? По зачем же это? Ведь если, допустим, даже у них отберут землю, так ведь лесные-то участки должны сохраниться... Не может быть, чтобы они так уж сразу попали в тяжелое положение.
— Нет, дело совсем не в этом,— Комацу исподлобья пристально смотрел на директора. — Это ее собственное желание.
— Собственное желание? Ну, поскольку это сестра Торидзава-кун... — директор на мгновенье задумался. С тех пор как завод возобновил работу, он принимал только таких людей, которых сам считал подходящими.
— Это, конечно, блажь. Ну, да ладно... пусть работает.— Взглянув на собеседника, он засмеялся: — Это, верно, и по вашему желанию тоже?
Комацу встал и поклонился.
— Благодарю вас.
Директор проводил его глазами. Комацу оставался невозмутимым, даже когда с ним шутили. «Мудреная пошла нынче молодежь», — подумал Сагара. Но не успел Комацу выйти из кабинета, как в дверь просунулась голова Такзноути:
— Господин директор, пришли рабочие, просят принять их... Говорят, что хотят видеть господина директора.
Такэноути с несколько обеспокоенным видом придерживал дверь, поглядывая своими маленькими глазками то в коридор, то в кабинет.
— Что такое?
Из-за спины Такэноути уже показался смущенно улыбающийся старший мастер сборочного цеха Касавара; рядом с ним, едва доставая ему до плеча, выглядывал Оноки, дальше виднелось серьезное и сосредоточенное лицо Икэнобэ и за ним несколько девушек-работниц.
— В рабочее время? Что это значит? — в голосе директора послышались грозные нотки.
— Нет, сейчас уже обеденный перерыв. Мы хотели застать господина директора, пока он не ушел. — Стоявший впереди всех Касавара слегка поклонился.
В самом деле, завыл гудок на обед.
Такэноути продолжал придерживать дверь с таким видом, что непонятно было — не то он рекомендует рабочих, не то предостерегает от них. Директор мрачно смотрел, как рабочие теснятся у порога.
— В чем дело? Это что еще за заговор?
— Нет, мы никакого заговора не устраиваем, — на лице Касавара появилась дружелюбная улыбка. — Вчера на собрании рабочие высказали несколько предложений... Как говорил в своей речи господин председатель комитета, всё без утайки, с полной искренностью... И вот мы хотели просить...
— Ну, и дальше что? Конечно, директор уже знал от Такэноути о том, что
произошло вчера на собрании. Пока Касавара излагал
просьбы: поставить печи в женских общежитиях, принять меры против замерзания водопроводных труб,— Сагара с угрюмым видом поворачивал голову то вправо, то влево и вдруг, прервав мастера на полуслове, рявкнул, обращаясь к рабочим, всё еще стоявшим в дверях:
— Входите сюда! Сюда, говорю!
Когда рабочие робко вошли в кабинет, он пристально оглядел всех.
— Ты, кажется, из экспериментального? Фамилия?
— Синъити Икэнобэ. — Икэнобэ, чуть побледнев, поклонился.
— А твоя? Яманака? Так, что ли?
Хацуэ, стоявшая позади всех у стенки, поклонилась, заливаясь краской до самой шеи.
— А ты из токарного?
— Так точно, Оноки Кумао, — сердито ответил маленький человек в очках.
— Та-ак. — Директор еще раз обвел внимательным взглядом растерявшихся, сбившихся в кучу людей и фыркнул.
— Что, верно, Араки-кун подбил вас на это?
— Что такое? — Касавара вспыхнул и поднял голову.— Вовсе нет. Это решено голосованием.
— Ведь вы, господин директор, сами говорили, что нужно действовать чистосердечно, при взаимном доверии...— кусая от волнения губы, сказал Икэнобэ, и директор сердито посмотрел на него.
В эту минуту маленький человек в очках проговорил неожиданно громко:
— В таком холодном общежитии, как у работниц, и круглый год без отопления... Это, как хотите, чересчур...
Голос Оноки звучал просто и непринужденно. В нем чувствовалась решительность, и это придало мужества остальным, но директор, подняв голову, громко заявил:
— Это мне известно. — Он сделал паузу и еще раз обвел всех взглядом. — Я прекрасно знаю всё это и без ваших напоминаний. Такие мероприятия осуществляются только с разрешения компании. В женских общежитиях нет отопления еще со времен Кадокура, это не новость. Разумеется, компания думает об этом, но в настоящий момент, когда страна капитулировала, когда
еще не решена судьба самой компании, есть дела и поважнее...
Под свирепым взглядом директора даже стоявшие впереди рабочие-мужчины опустили глаза. Они не ожидали, что директор займет такую непримиримую позицию.
Такэноути, который стоял у стола, словно собирался вмешаться, увидев, что дело приняло такой оборот, незаметно выскользнул из комнаты.
— Убирайтесь отсюда! Если будет какая-нибудь просьба, так приходите по одному, а не такой шайкой!
Директор мрачно смотрел вслед рабочим, наблюдая, как они выходят из кабинета. Первыми вышли стоявшие у самых дверей работницы и последним уныло сгорбившийся Оноки. Когда за ними закрылась дверь, Сагара сердито сунул окурок в пепельницу.
Выпроводив делегацию, директор до самого вечера усиленно занимался делами. Без устали сновал он из цеха в цех, по комнатам заводоуправления, до тех пор пока не прозвучал гудок, извещавший об окончании рабочего дня, и за директором не пришли распорядители из «Траурного общества».
Сагара ничуть не сожалел, что так грубо прогнал рабочих. С точки зрения директора, все эти их предложения были просто каким-то недоразумением. Конечно, он говорил, что «Комитет дружбы» должен действовать в духе взаимного доверия, на тех же началах, на которых строятся отношения между родителями и детьми. Но вместе с тем дети должны были оставаться детьми, а руководить ими надлежало родителям. Но вот подобные выходки, как приход этой делегации, — это было нечто неслыханное, возмутительное. Время от времени он вспоминал об Араки.
— Всё это его рук дело!
Из доклада начальника отдела личного состава, который был раньше на заводе начальником «отдела по контролю над мыслями», Сагара давно уже было известно, что в семье Араки имелись политические «преступники». Но прежде Араки вел себя спокойно, и, кроме того, он в течение целых десяти лет непрерывно работал на предприятиях компании. Однако за последнее время поведение мастера изменилось. Из сообщений
Такэноути Сагара знал, что пресловутый сбор предложений начался по инициативе токарного цеха, в котором работал Араки. Ему было также известно, что к Араки частенько захаживал секретарь деревенской управы Бунъя, слывший «красным».
Заседание «Траурного общества» происходило в помещении учебной комнаты. Ниша в комнате была украшена цветами—над этим потрудилось несколько работниц, обученных декоративному цветоводству. Вдоль стен разместилось человек тридцать. Хотя основное ядро общества составляли служащие заводоуправления, но здесь были и рабочие из цехов, так называемые «младшие служащие компании». Старик главный бухгалтер, имевший звание майора запаса, отсутствовал, и, согласно уставу общества, обязанности главного распорядителя выполнял следующий за ним по званию — поручик Нобуёси Комацу.
— Господа, прежде чем открыть собрание, я хотел бы вынести на ваше рассмотрение вопрос относительно перемены названия нашего общества... — начал Нобуёси Комацу, оглядывая собравшихся, когда все расселись по своим местам и перед каждым появился стаканчик с рисовой водкой. Он сообщил о предложении директора переименовать «Траурное общество» в «Общество Тэнрю».— Разумеется, это название заимствовано от нашей реки Тэнрю, иначе говоря, реки «Небесного дракона». Это — предложение нашего председателя, и я надеюсь, что все будут с ним согласны...
Затем Комацу объявил, что слово для приветствия предоставляется председателю общества. Раздались аплодисменты. Директор Сагара заговорил:
— Э-э... Меня чрезвычайно радует, господа, то обстоятельство, что вы одобрили предложенное мною ножи название нашего общества. Но, разумеется, новое название отнюдь не означает, что дух нашего общества в какой-то мере изменится. Мы по-прежнему будем стремиться к возрождению Японии. Терпение и выдержка— по-прежнему наш девиз. Однако сейчас наступила эра демократии... Как же мы должны воспринимать этот новый дух демократии, в каком смысле следует его понимать? — Он вытащил из кармана носовой платок и принялся вытирать нос Подняв глаза к потолку, директор наморщил лоб. — Разумеется, мы при-
ветствуем демократию. Нужно отметать старое и утверждать новое. Однако, хотя речь идет об одной и той же демократии, между Японией и Америкой существует разница. Да, вот именно, большая разница. В чем же заключается эта разница?
Говоря это, Сагара не чувствовал ни малейшего противоречия между своими словами и тем обстоятельством, что именно наличие американцев среди союзников давало ему ощущение спокойствия.
— А разница эта заключается в том, что государственный строй нашей страны —это строй совсем особый. Да, вот именно, в этом и кроется основное различие. У нас имеется его величество император...
Теперь, когда он дошел в своей речи до этого места, остальное было уже совсем легко и просто. Засунув пальцы в проймы жилета, директор продолжал:
— С этим обстоятельством вынуждены считаться даже иностранные державы...
Раздались дружные аплодисменты, кто-то закричал: «Да здравствует его величество император!»
Директор был очень доволен. Окидывая взглядом собрание, наблюдая, как из рук в руки передаются бутылки сакэ, как алкоголь уже начинает оказывать свое действие на людей, он был твердо уверен, что сказанное им полностью проникло в сознание присутствующих и воодушевило их. Хотя старшие служащие заводоуправления — начальник производственного отдела и управляющий делами — отсутствовали, Сагара было приятно думать, что вот на этих сидящих здесь служащих он может положиться.
— Араки-кун! Эй, Араки-кун! —кричал Сагара, поднимая стакан вина каждый раз, когда в поле его зрения попадал сидевший в самом дальнем конце комнаты Араки. Но голоса директора не было слышно. Быстро захмелевшие люди шумели. Старший мастер инструментального цеха Сима, человек лет тридцати пяти, всё время пытался произнести речь о государственном строе Японии. В комнате стоял неумолкающий гул голосов. Араки, разумеется, всё же заметил, что Сагара зовет его.
— Эй, Араки-кун! Подойди-ка сюда на минутку! — опять громко крикнул директор.
Араки переглянулся с Накатани, кртррый не прикасался к вину и спокойно покуривал папироску. Нелепо было явиться на это собрание, а не остаться — тоже было неловко, и они ждали только удобного момента, чтобы уйти. Но директор не отставал.
— Ладно, подойди к нему, — улыбаясь, шепнул На-катани. Они не предполагали, что Сагара настроен враждебно, и считали это просто причудой любившего выпить директора.
Когда Араки, шагая через тарелки и бутылки, подошел к директору, тот, отстранив мастера, сам налил ему вина. Полная рука директора, державшая бутылку, дрожала, а желтоватые глазки так и сверкали за стеклами очков, как будто хотели просверлить мастера насквозь.
— Выпей! Ты что же, никак собрался переметнуться к нашим врагам?
Араки молча держал в руке стакан.
— Это ты подослал ко мне сегодня шайку головорезов, а? —продолжал Сагара, прислонясь спиной к столбу, подпиравшему потолок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46