https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/golubye/
Пойдем, мы вас оформим.
Они вернулись в контору — она впереди, он за ней. На ходу он говорил:
- Конечно, у меня нет дипломов или как там. Есть Только опыт. Вернее, был когда-то. Не хотелось бы снова ходить в учениках. Семья у меня — трое детей, жена.
— Вашей фамилии я так и не знаю, хотя мы встречались.
- Петриков моя фамилия. Николай Карлович Петриков. Не слышали?
— Кажется, нет.
— Что ж, бывает,— вздохнул мужчина.— Словом, Петриков Николай Карлович.
В отделе кадров быстро договорились. Петриков сел писать заявление. Елена Петровна пожелала ему успеха и вышла.
Деревянные сабли, пистолеты, винтовки лежали на земле у сарая. Сами вояки, наверное, уже забыли о них. С берега доносились крики, веселый галдеж. Вечерело, но стояла такая жара, что Елена Петровна тоже была не прочь выкупаться. Жаль только, что ей уже было не совсем удобно купаться среди деревни, как это делают дети.
Кто в детстве не играл в войну? Какая это была увлекательная, полная романтики игра. А потом, когда, повзрослев, узнаешь, что такое настоящая война, смотришь на такие же игры своих детей с щемящей болью в душе. Тот, кто испытал войну и имеет детей, как-то инстинктивно, даже подсознательно чувствует неприязнь к увлечению их этой игрой.
Елена Петровна не была на фронте, но хорошо знала, что такое война, и не могла пройти равнодушно мимо такой забавы.
Она шла домой, где ее никто не ждал, одинокая, замкнутая, задумчивая. У других кто-то есть дома, о ком-то надо заботиться, кто-то готовит тепло и уют, у нее же никого не было.
Война.
Прошло полтора десятка лет, но она знала, что это такое.
Строитель — мирная профессия, но нет ее беспокойнее. Люди справляют новоселье в только что законченном доме, а строители, будто недовольные своим созданием, опять роют котлованы под новые здания, сносят старые дома или едут куда-то в необжитые края, чтобы начать все сначала.
Елене Петровне было как-то странно получать ордер на отдельную комнату и прописываться на постоянное местожительство в поселке. Двенадцатиметровая комната показалась ей слишком большой: все ее имущество — два чемодана и рюкзак — умещалось в одном углу. Завхоз притащил железную койку, стол и стул. Ей стало даже смешно: неужели ей все-таки придется перейти на оседлый образ жизни. И надолго ли? Ну а если уж оседать, так оседать. Дом не дом, если в нем нет топора, пилы и ложки. Она их приобрела, а сегодня купила комод, этажерку и целую кучу посуды. Добра набралось больше, чем нужно человеку,
привыкшему кочевать с места на место,— и ей пришлось вызвать машину, чтобы привезти покупки домой.
Когда машина остановилась у дома, Елена Петровна обхватила комод руками, подтащила к краю кузова, и не успел шофер выскочить ей на помощь, как комод оказался на крыльце.
— Ну и дал бог бабе силушки! — пробормотал шофер, неся вслед за ней легкую этажерку.
— Спасибо, не надо. Я сама...— поблагодарила Елена Петровна, когда шофер хотел было помочь ей устанавливать мебель.
Он растерянно потоптался на месте, потом незаметно
ушел.
Кое-как расставив мебель, Елена Петровна присела и задумалась. Вот и начинается жизнь в новой комнате. Надо Он обтереть новую мебель. Но в ее хозяйстве не оказалось даже тряпки, и она решила использовать что-нибудь из старого белья. В чемодане ей попали в руки занавески, и она повесила их на окно. Ветерок заколыхал легкий тюль.
Был конец июня. Июнь... Который же это июнь проходит г тех пор, когда Елена Петровна имела свой домик и семьи»? Тогда был сорок первый год. Она мысленно сосчитала и удивилась: «Семнадцатый? Уже семнадцатый июнь! Как летит время!..»
Вспомнив, что время идет, а она до сих пор не привела комнату в порядок, Елена Петровна стала раскладывать книги и тетради с конспектами на этажерке. Иные папки она развязывала и просматривала хранившиеся там старые чертежи. В них — вся ее послевоенная биография. Мысленно Елена Петровна перенеслась во времена этих строек — к удачам и мучительным трудностям. В жизни не всегда получается так гладко и стройно, как на бумаге и в расчетах. Практика вносит свои коррективы. Иногда находится лучине решение, а в другой раз приходится отступать — не натает времени или стройматериалов, чтобы соблюдать расчеты и чертежи.
Не раз Елена Петровна останавливалась у давно построенного ею здания и критически осматривала плоды своего труда. Видела недоделки и ошибки, приходила к таковым мыслям и решениям.
Сейчас она держала в руках чертежи клуба, построено года четыре назад на одном лесопункте. На бумаге он оглядел чуть ли не дворцом. А неделю назад Елена Петровна поехала в командировку на лесопункт. Она была потрясена, когда увидела, в каком состоянии находился клуб теперь. Краска местами осыпалась, перила на крыльце сорваны, дверь держалась на одной петле. Она обошла здание, осмотрев его со всех сторон. Потом решительными шагами вошла в кабинет заведующего клубом. Там шло какое-то заседание. Когда в комнату ворвалась полная и раскрасневшаяся женщина, все удивленно переглянулись, а она оглядывала присутствующих, стараясь угадать, кто из них завклубом. Угадать было нелегко, потому что мужчина, восседавший на месте, где обычно сидит заведующий, показался ей слишком взлохмаченным, сонливым и обрюзгшим. И женщина спросила:
— А кто здесь заведующий?
— Чего вам? — спросил мужчина, моргая глазами.— У нас заседание. Если вы по делу, зайдите попозднее.
— Я по делу, которое следует обсудить на заседании,— Елена Петровна искала взглядом, куда бы ей сесть, но свободных стульев не было.— Значит, это вы превратили клуб в сарай?
— Садитесь, пожалуйста,— завклубом провел пятерней по взъерошенным волосам.— Вы, наверно, из райкома? Или из Петрозаводска? — Он протянул руку, то ли для того чтобы поздороваться, то ли за командировочным удостоверением.
Елена Петровна сделала вид, что не заметила его жеста, и продолжала говорить все напористее:
— Вы хоть раз в жизни поднимались на строительные леса? Вот там бы вы научились уважать труд людей.
— Позвольте. Кто вы такая? — завклубом уже немного оправился.— Я имею право спросить...
— Я строитель. Прораб. Я строила и этот дом.
Завклубом облегченно вздохнул.
— Послушайте, вы пришли не вовремя и по делу, которое вас не касается. Мы не обязаны отчитываться перед вами...
— Как это меня не касается?! — Елена Петровна даже вскочила, но потом взяла себя в руки. Она обвела взглядом окружающих. Что они скажут?
Девушка, уступившая ей свой стул, горячо поддержала Елену Петровну.
— Как тебе не стыдно! — обрушилась она на завклубом.— Товарищ права. Сколько раз тебе говорили...
— Над нашим клубом даже сороки смеются,— поддержали другие.
— Ладно, ладно, достанем средства и сделаем.— За клубом отмахивался от неприятного разговора.
Ему, по-видимому, в голову не приходило, что многое можно сделать своими силами, не доставая на это особых средств.
То ли он завалил работу клуба и его выгнали, то ли он наконец понял, что хороший каменщик полезнее, чем плохой заведующий клубом, и сам ушел. Так или иначе он теперь оказался в Туулилахти. «А может, он и в самом деле неплохой каменщик»,— подумала Елена Петровна о Петри кове.
Елену Петровну обычно считали замкнутой, даже неприветливой, но всегда и во всем справедливой и прямой. Иногда над ней даже подшучивали: «В этой юбке больше мужчины, чем в иных брюках». Елена Петровна была из тех людей, о существовании которых забывают с субботы до понедельника. Правда, иногда ее приглашали на свадьбы и новоселья, но лишь с целью придать им несколько официальный характер. Человек, о котором нельзя даже посплетничать, казался многим неполноценным.
Со станции донесся шум приближающегося поезда. Петровна взглянула на часы. Прибыл пассажирский поезд.
Дорога со станции проходила мимо дома. Вскоре под окном томись знакомые шаги. Елена Петровна выгляну- м на улицу. Да, это шел Михаил Матвеевич Воронов, бывший начальник сплавного рейда, а теперь начальник строй Туулилахти. Он шагал, погрузившись в свои мысли, и никого не замечал.
«Как и я — один на белом свете. И ничего, шагает Елена Петровна с теплой улыбкой посмотрела вслед Воронову. Этих слов она никогда не скажет вслух. Наоборот, для Воронова у нее припасены совсем иные слова. Она имеется за него и потребует объяснить, почему пилорама сих пор в двух километрах от стройки? Да и та работает перебоями. Ей так захотелось крупно поговорить с пиком, что она с усмешкой подумала про себя: «Нельзя же так сразу идти ругаться с человеком: пусть хоть с дороги отдохнет». И она решила пойти в магазин и закупить что для новоселья. Надо же отметить, посидеть, поговорим, с друзьями по работе. Тем более завтра суббота.
Нагрузившись продуктами, она вышла из магазина и на пороге столкнулась с пожилой полной блондинкой.
Ты?! — вырвалось у блондинки.
— Ирья? — Елена Петровна не поверила глазам.
Они застыли в дверях магазина и, лишь когда их попросили дать дорогу, перешли на крыльцо.
— Сколько лет, сколько зим? — спросила Ирья и только теперь догадалась взять за руку Елену Петровну.
— Сколько? — она переспросила и мысленно подсчитывала.— Да больше двадцати. И как ты изменилась.
— Я бы тоже не сказала, что ты помолодела.
Обе засмеялись. Потом Елена Петровна спохватилась:
— Что же мы тут стоим! Пойдем ко мне. Я тут — рядом.
— Да мне ведь... Муж пошел в контору. На работу оформляется. Должен вот-вот прийти.
— Ах вот оно что! Петриков, да? Подумать только! Ну, пошли.
По дороге Елена Петровна извинялась, что дома у нее все еще в беспорядке — она только что получила комнатушку.
— А у нас еще ничего нет. Даже детей не взяли с собой. В доме приезжих остановились,— сообщила Ирья.
— Ничего, все уладится. Тем более что у вас дети. Я поговорю с начальником,— пообещала Елена Петровна.
Пока Елена Петровна растопила плиту, Ирья внимательно осматривала комнату. Взгляд ее задержался на кипе папок и груде сваленных на полу книг.
— Ну рассказывай,— просила Елена Петровна.
— Что мне рассказывать? Мы теперь цыгане, одним словом. Всё проездили, всё проели. А жили когда-то очень хорошо. Мой-то работал даже председателем райисполкома. Потом пошли завистники, начали подкапываться. А у тебя как? О Николае так и не слышно ничего?
— А что слыхать-то? Погиб. Похоронен под Масельской.
От вопроса Ирьи о Николае Елене Петровне уже не стало ни больно, ни тревожно. А лет двадцать назад, еще до замужества, Елена Петровна не могла бы спокойно даже слышать об Ирье.
— А я ведь любила твоего Николая, ты знаешь? — призналась Ирья.
— Знаю. Потом я любила. Теперь поздно разбираться, кто больше.
Они сидели задумчивые, погруженные в свои воспоминания... Был когда-то традиционный треугольник, с ревностью, переживаниями, взаимной неприязнью и любовью, слезами и клятвами. Потом солдатская могила примирила
бывших соперниц. Елена Петровна наливала Ире чай и, вспоминая прошлое, промолвила то, что не могла бы признать лет двадцать назад:
— А ты была интереснее меня. И пела очень хорошо. Помнишь?
Не живут цветы в морозы, Только ранят душу мне. Пышно ледяные розы Расцветают на окне.
— Забыла я, Елена, все песни. Не до песен. Все, все пошло кувырком — жизнь, любовь, песни, работа. Дети ходят в залатанном старье, как у нищих.
— А ты не работаешь?
— Какая тут работа? Трое детей. И кто меня возьмет учительницей? Теперь все по-новому, да и старое-то я все позабыла.
— Не обязательно учительницей.
— Л ты кем работаешь?
— Прорабом. Заочно учусь в строительном институте. - Смотри-ка! И зарплата хорошая? Живешь одна? Ты
счастливая, Елена!
Не жалуюсь, Ирья. А вам будет тяжело с такой семы и на зарплате одного. Подумай, мы тут мигом найдем ему. Наоборот, людей не хватает.
Теперь я верю, что ты прораб. Вербовкой рабочем силы занимаешься в свободное от службы время?
— Ты что, язвишь?
— Да нет, в шутку. Завидую я тебе, Елена. А мне, пожалуй, пора. А то он, наверно, уже ждет, Николай мой. 11 подобрала же я мужа по имени. Только после свадьбы мне пришло в голову, что он тоже Николай. Только не тот. 11гудачник он, мой Николай. Всю жизнь. А твой был скромный, тихий, все читал и читал. Ну, всего, надо идти.
— Ты заходи.
— Спасибо. Буду заглядывать. Ты бы помогла моему... А то его всегда обижают. Такой он у меня невезучий.
Елена Петровна долго смотрела в окно, как Ирья медленно, устало шла по тротуару. Как она изменилась, Ирья! Елена Петровна помнила ее настоящей красавицей —тройной блондинкой с большими серыми глазами, с лицом изумительно чистым и белым, шаловливо вьющимися волосами. Ирья умела одеваться со вкусом и следить за собой она знала себе цену. Надменная красавица казалась недоступной простым деревенским парням. Только Николаю она разрешала провожать себя домой после вечеринок, только с ним она танцевала. Николай, конечно, был польщен и, по-видимому, неравнодушен к ней. Однажды, когда Ирья уехала на районное совещание учителей, Николай тоже помчался в райцентр. Он поехал почти прямо с работы. Но как выяснилось потом, Ирья сделала вид, что они совсем не знакомы: ей было стыдно идти танцевать или гулять с парнем в простых сапогах и без галстука. Как-никак районный центр. И кругом знакомые учителя. Николай очень обиделся. Может быть, размолвка между ними началась уже раньше, только эта их встреча была последней. До этого Елена только издалека любовалась скромным, тихим парнем, а тот даже не подозревал об этом. Елена любила его таким, каким он был,— в простых сапогах и без галстука. Но даже после свадьбы она все еще ревновала Николая к Ирье, хотя уже не было никаких оснований. А Ирья тоже возненавидела Елену, отзывалась о ней высокомерно и язвительно. Потом Ирья уехала и, как говорили, вышла замуж за какого-то ответственного работника. Значит, тоже за Николая.
Все это — в прошлом, остались только воспоминания, от которых уже на душе не больно, которые уже стерлись, заслонились другими переживаниями, новой болью, новыми тревогами, со слезами и без слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Они вернулись в контору — она впереди, он за ней. На ходу он говорил:
- Конечно, у меня нет дипломов или как там. Есть Только опыт. Вернее, был когда-то. Не хотелось бы снова ходить в учениках. Семья у меня — трое детей, жена.
— Вашей фамилии я так и не знаю, хотя мы встречались.
- Петриков моя фамилия. Николай Карлович Петриков. Не слышали?
— Кажется, нет.
— Что ж, бывает,— вздохнул мужчина.— Словом, Петриков Николай Карлович.
В отделе кадров быстро договорились. Петриков сел писать заявление. Елена Петровна пожелала ему успеха и вышла.
Деревянные сабли, пистолеты, винтовки лежали на земле у сарая. Сами вояки, наверное, уже забыли о них. С берега доносились крики, веселый галдеж. Вечерело, но стояла такая жара, что Елена Петровна тоже была не прочь выкупаться. Жаль только, что ей уже было не совсем удобно купаться среди деревни, как это делают дети.
Кто в детстве не играл в войну? Какая это была увлекательная, полная романтики игра. А потом, когда, повзрослев, узнаешь, что такое настоящая война, смотришь на такие же игры своих детей с щемящей болью в душе. Тот, кто испытал войну и имеет детей, как-то инстинктивно, даже подсознательно чувствует неприязнь к увлечению их этой игрой.
Елена Петровна не была на фронте, но хорошо знала, что такое война, и не могла пройти равнодушно мимо такой забавы.
Она шла домой, где ее никто не ждал, одинокая, замкнутая, задумчивая. У других кто-то есть дома, о ком-то надо заботиться, кто-то готовит тепло и уют, у нее же никого не было.
Война.
Прошло полтора десятка лет, но она знала, что это такое.
Строитель — мирная профессия, но нет ее беспокойнее. Люди справляют новоселье в только что законченном доме, а строители, будто недовольные своим созданием, опять роют котлованы под новые здания, сносят старые дома или едут куда-то в необжитые края, чтобы начать все сначала.
Елене Петровне было как-то странно получать ордер на отдельную комнату и прописываться на постоянное местожительство в поселке. Двенадцатиметровая комната показалась ей слишком большой: все ее имущество — два чемодана и рюкзак — умещалось в одном углу. Завхоз притащил железную койку, стол и стул. Ей стало даже смешно: неужели ей все-таки придется перейти на оседлый образ жизни. И надолго ли? Ну а если уж оседать, так оседать. Дом не дом, если в нем нет топора, пилы и ложки. Она их приобрела, а сегодня купила комод, этажерку и целую кучу посуды. Добра набралось больше, чем нужно человеку,
привыкшему кочевать с места на место,— и ей пришлось вызвать машину, чтобы привезти покупки домой.
Когда машина остановилась у дома, Елена Петровна обхватила комод руками, подтащила к краю кузова, и не успел шофер выскочить ей на помощь, как комод оказался на крыльце.
— Ну и дал бог бабе силушки! — пробормотал шофер, неся вслед за ней легкую этажерку.
— Спасибо, не надо. Я сама...— поблагодарила Елена Петровна, когда шофер хотел было помочь ей устанавливать мебель.
Он растерянно потоптался на месте, потом незаметно
ушел.
Кое-как расставив мебель, Елена Петровна присела и задумалась. Вот и начинается жизнь в новой комнате. Надо Он обтереть новую мебель. Но в ее хозяйстве не оказалось даже тряпки, и она решила использовать что-нибудь из старого белья. В чемодане ей попали в руки занавески, и она повесила их на окно. Ветерок заколыхал легкий тюль.
Был конец июня. Июнь... Который же это июнь проходит г тех пор, когда Елена Петровна имела свой домик и семьи»? Тогда был сорок первый год. Она мысленно сосчитала и удивилась: «Семнадцатый? Уже семнадцатый июнь! Как летит время!..»
Вспомнив, что время идет, а она до сих пор не привела комнату в порядок, Елена Петровна стала раскладывать книги и тетради с конспектами на этажерке. Иные папки она развязывала и просматривала хранившиеся там старые чертежи. В них — вся ее послевоенная биография. Мысленно Елена Петровна перенеслась во времена этих строек — к удачам и мучительным трудностям. В жизни не всегда получается так гладко и стройно, как на бумаге и в расчетах. Практика вносит свои коррективы. Иногда находится лучине решение, а в другой раз приходится отступать — не натает времени или стройматериалов, чтобы соблюдать расчеты и чертежи.
Не раз Елена Петровна останавливалась у давно построенного ею здания и критически осматривала плоды своего труда. Видела недоделки и ошибки, приходила к таковым мыслям и решениям.
Сейчас она держала в руках чертежи клуба, построено года четыре назад на одном лесопункте. На бумаге он оглядел чуть ли не дворцом. А неделю назад Елена Петровна поехала в командировку на лесопункт. Она была потрясена, когда увидела, в каком состоянии находился клуб теперь. Краска местами осыпалась, перила на крыльце сорваны, дверь держалась на одной петле. Она обошла здание, осмотрев его со всех сторон. Потом решительными шагами вошла в кабинет заведующего клубом. Там шло какое-то заседание. Когда в комнату ворвалась полная и раскрасневшаяся женщина, все удивленно переглянулись, а она оглядывала присутствующих, стараясь угадать, кто из них завклубом. Угадать было нелегко, потому что мужчина, восседавший на месте, где обычно сидит заведующий, показался ей слишком взлохмаченным, сонливым и обрюзгшим. И женщина спросила:
— А кто здесь заведующий?
— Чего вам? — спросил мужчина, моргая глазами.— У нас заседание. Если вы по делу, зайдите попозднее.
— Я по делу, которое следует обсудить на заседании,— Елена Петровна искала взглядом, куда бы ей сесть, но свободных стульев не было.— Значит, это вы превратили клуб в сарай?
— Садитесь, пожалуйста,— завклубом провел пятерней по взъерошенным волосам.— Вы, наверно, из райкома? Или из Петрозаводска? — Он протянул руку, то ли для того чтобы поздороваться, то ли за командировочным удостоверением.
Елена Петровна сделала вид, что не заметила его жеста, и продолжала говорить все напористее:
— Вы хоть раз в жизни поднимались на строительные леса? Вот там бы вы научились уважать труд людей.
— Позвольте. Кто вы такая? — завклубом уже немного оправился.— Я имею право спросить...
— Я строитель. Прораб. Я строила и этот дом.
Завклубом облегченно вздохнул.
— Послушайте, вы пришли не вовремя и по делу, которое вас не касается. Мы не обязаны отчитываться перед вами...
— Как это меня не касается?! — Елена Петровна даже вскочила, но потом взяла себя в руки. Она обвела взглядом окружающих. Что они скажут?
Девушка, уступившая ей свой стул, горячо поддержала Елену Петровну.
— Как тебе не стыдно! — обрушилась она на завклубом.— Товарищ права. Сколько раз тебе говорили...
— Над нашим клубом даже сороки смеются,— поддержали другие.
— Ладно, ладно, достанем средства и сделаем.— За клубом отмахивался от неприятного разговора.
Ему, по-видимому, в голову не приходило, что многое можно сделать своими силами, не доставая на это особых средств.
То ли он завалил работу клуба и его выгнали, то ли он наконец понял, что хороший каменщик полезнее, чем плохой заведующий клубом, и сам ушел. Так или иначе он теперь оказался в Туулилахти. «А может, он и в самом деле неплохой каменщик»,— подумала Елена Петровна о Петри кове.
Елену Петровну обычно считали замкнутой, даже неприветливой, но всегда и во всем справедливой и прямой. Иногда над ней даже подшучивали: «В этой юбке больше мужчины, чем в иных брюках». Елена Петровна была из тех людей, о существовании которых забывают с субботы до понедельника. Правда, иногда ее приглашали на свадьбы и новоселья, но лишь с целью придать им несколько официальный характер. Человек, о котором нельзя даже посплетничать, казался многим неполноценным.
Со станции донесся шум приближающегося поезда. Петровна взглянула на часы. Прибыл пассажирский поезд.
Дорога со станции проходила мимо дома. Вскоре под окном томись знакомые шаги. Елена Петровна выгляну- м на улицу. Да, это шел Михаил Матвеевич Воронов, бывший начальник сплавного рейда, а теперь начальник строй Туулилахти. Он шагал, погрузившись в свои мысли, и никого не замечал.
«Как и я — один на белом свете. И ничего, шагает Елена Петровна с теплой улыбкой посмотрела вслед Воронову. Этих слов она никогда не скажет вслух. Наоборот, для Воронова у нее припасены совсем иные слова. Она имеется за него и потребует объяснить, почему пилорама сих пор в двух километрах от стройки? Да и та работает перебоями. Ей так захотелось крупно поговорить с пиком, что она с усмешкой подумала про себя: «Нельзя же так сразу идти ругаться с человеком: пусть хоть с дороги отдохнет». И она решила пойти в магазин и закупить что для новоселья. Надо же отметить, посидеть, поговорим, с друзьями по работе. Тем более завтра суббота.
Нагрузившись продуктами, она вышла из магазина и на пороге столкнулась с пожилой полной блондинкой.
Ты?! — вырвалось у блондинки.
— Ирья? — Елена Петровна не поверила глазам.
Они застыли в дверях магазина и, лишь когда их попросили дать дорогу, перешли на крыльцо.
— Сколько лет, сколько зим? — спросила Ирья и только теперь догадалась взять за руку Елену Петровну.
— Сколько? — она переспросила и мысленно подсчитывала.— Да больше двадцати. И как ты изменилась.
— Я бы тоже не сказала, что ты помолодела.
Обе засмеялись. Потом Елена Петровна спохватилась:
— Что же мы тут стоим! Пойдем ко мне. Я тут — рядом.
— Да мне ведь... Муж пошел в контору. На работу оформляется. Должен вот-вот прийти.
— Ах вот оно что! Петриков, да? Подумать только! Ну, пошли.
По дороге Елена Петровна извинялась, что дома у нее все еще в беспорядке — она только что получила комнатушку.
— А у нас еще ничего нет. Даже детей не взяли с собой. В доме приезжих остановились,— сообщила Ирья.
— Ничего, все уладится. Тем более что у вас дети. Я поговорю с начальником,— пообещала Елена Петровна.
Пока Елена Петровна растопила плиту, Ирья внимательно осматривала комнату. Взгляд ее задержался на кипе папок и груде сваленных на полу книг.
— Ну рассказывай,— просила Елена Петровна.
— Что мне рассказывать? Мы теперь цыгане, одним словом. Всё проездили, всё проели. А жили когда-то очень хорошо. Мой-то работал даже председателем райисполкома. Потом пошли завистники, начали подкапываться. А у тебя как? О Николае так и не слышно ничего?
— А что слыхать-то? Погиб. Похоронен под Масельской.
От вопроса Ирьи о Николае Елене Петровне уже не стало ни больно, ни тревожно. А лет двадцать назад, еще до замужества, Елена Петровна не могла бы спокойно даже слышать об Ирье.
— А я ведь любила твоего Николая, ты знаешь? — призналась Ирья.
— Знаю. Потом я любила. Теперь поздно разбираться, кто больше.
Они сидели задумчивые, погруженные в свои воспоминания... Был когда-то традиционный треугольник, с ревностью, переживаниями, взаимной неприязнью и любовью, слезами и клятвами. Потом солдатская могила примирила
бывших соперниц. Елена Петровна наливала Ире чай и, вспоминая прошлое, промолвила то, что не могла бы признать лет двадцать назад:
— А ты была интереснее меня. И пела очень хорошо. Помнишь?
Не живут цветы в морозы, Только ранят душу мне. Пышно ледяные розы Расцветают на окне.
— Забыла я, Елена, все песни. Не до песен. Все, все пошло кувырком — жизнь, любовь, песни, работа. Дети ходят в залатанном старье, как у нищих.
— А ты не работаешь?
— Какая тут работа? Трое детей. И кто меня возьмет учительницей? Теперь все по-новому, да и старое-то я все позабыла.
— Не обязательно учительницей.
— Л ты кем работаешь?
— Прорабом. Заочно учусь в строительном институте. - Смотри-ка! И зарплата хорошая? Живешь одна? Ты
счастливая, Елена!
Не жалуюсь, Ирья. А вам будет тяжело с такой семы и на зарплате одного. Подумай, мы тут мигом найдем ему. Наоборот, людей не хватает.
Теперь я верю, что ты прораб. Вербовкой рабочем силы занимаешься в свободное от службы время?
— Ты что, язвишь?
— Да нет, в шутку. Завидую я тебе, Елена. А мне, пожалуй, пора. А то он, наверно, уже ждет, Николай мой. 11 подобрала же я мужа по имени. Только после свадьбы мне пришло в голову, что он тоже Николай. Только не тот. 11гудачник он, мой Николай. Всю жизнь. А твой был скромный, тихий, все читал и читал. Ну, всего, надо идти.
— Ты заходи.
— Спасибо. Буду заглядывать. Ты бы помогла моему... А то его всегда обижают. Такой он у меня невезучий.
Елена Петровна долго смотрела в окно, как Ирья медленно, устало шла по тротуару. Как она изменилась, Ирья! Елена Петровна помнила ее настоящей красавицей —тройной блондинкой с большими серыми глазами, с лицом изумительно чистым и белым, шаловливо вьющимися волосами. Ирья умела одеваться со вкусом и следить за собой она знала себе цену. Надменная красавица казалась недоступной простым деревенским парням. Только Николаю она разрешала провожать себя домой после вечеринок, только с ним она танцевала. Николай, конечно, был польщен и, по-видимому, неравнодушен к ней. Однажды, когда Ирья уехала на районное совещание учителей, Николай тоже помчался в райцентр. Он поехал почти прямо с работы. Но как выяснилось потом, Ирья сделала вид, что они совсем не знакомы: ей было стыдно идти танцевать или гулять с парнем в простых сапогах и без галстука. Как-никак районный центр. И кругом знакомые учителя. Николай очень обиделся. Может быть, размолвка между ними началась уже раньше, только эта их встреча была последней. До этого Елена только издалека любовалась скромным, тихим парнем, а тот даже не подозревал об этом. Елена любила его таким, каким он был,— в простых сапогах и без галстука. Но даже после свадьбы она все еще ревновала Николая к Ирье, хотя уже не было никаких оснований. А Ирья тоже возненавидела Елену, отзывалась о ней высокомерно и язвительно. Потом Ирья уехала и, как говорили, вышла замуж за какого-то ответственного работника. Значит, тоже за Николая.
Все это — в прошлом, остались только воспоминания, от которых уже на душе не больно, которые уже стерлись, заслонились другими переживаниями, новой болью, новыми тревогами, со слезами и без слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37