Были бульдозеры, экскаваторы, буровые машины, автомобили, грейдеры, краны, прожекторы, передвижные электростанции. Туулилахти строился более десяти лет. Новый поселок, которому еще не успели дать имя, а называли пока по километровому столбу, будет больше, чем Туулилахти. Здесь предстоит возвести деревообрабатывающий комбинат и химическую фабрику. Но никто не даст им на строительство десяти лет — надо все сделать быстрее.
— Давайте, друзья, с самого начала договоримся, что все наши дела будем решать сообща. Я назначен начальником, но я такой же исполнитель, как и все другие,— исполнитель вашей воли, воли вышестоящих органов...
Воронов осекся, уловив одобрительную улыбку на губах Елены Петровны.
— Вопросы есть, или перейдем к конкретным заданиям каждой бригаде на ближайшие дни? — заключил начальник.
Вечером были танцы. Нельзя же без них — строители в основном народ молодой. Правда, танцевать приходилось небольшими группами, по очереди, потому что помещение
столовой, служившее заодно и клубом, было очень невелико. Обедать тоже ходили по очереди. Но и те, кому приходилось ожидать на морозе, не обижались. Парочки гуляли по глубоким тропинкам, таким узким, что поневоле приходилось идти, прижавшись друг к другу. «Скоро потребуется много квартир,— улыбнулась Елена Петровна, глядя на них.— А там и садики, и ясли».
Когда Елене Петровне хотелось поговорить о Мирке, она шла к Айно Андреевне. Она уже все продумала. Весной она поедет за Миркой, а потом вместе — па Черное море. С недельку проведут в Москве, походят по музеям, театрам, потом в Ленинград... В Петрозаводске тоже побудут, заедут на пару дней в Туулилахти. И потом — сюда. Здесь Мирка привыкнет к новой обстановке, научится говорить по-русски и потом поедет учиться. Мирка должна учиться— так хочет она, мать. Она все-все продумала.
Айно Андреевна немного засомневалась:
— Я, конечно, не успела узнать, в каких условиях выросла Мирка, но, может быть, ей тяжело будет привыкнуть к такому...— она показала на окно, за которым стояла тайга, освещенная прожекторами, вся в дыму и искрах.
— Но она ведь моя дочь! — возразила Елена Петровна.
Вернувшись в палатку, она опять села за письмо. Мирка
должна заранее знать, куда она едет. Мать хотела рассказать дочери о ее родине суровую, но прекрасную правду.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Моя родная доченька Мирка...»
Длинное письмо, написанное незнакомым почерком. Фотокарточка какой-то женщины. Ома сидит в кресле, дородная, важная, точно хозяйка богатого поместья. А за ее спиной возвышается белоснежный дворец с колоннами, окруженный пышными пальмами.
Мирья не сразу поняла, от кого это письмо и чей это снимок. Но подпись: «твоя мама». Эта женщина — мама? Нет, ей в тысячу раз дороже полуразвалившаяся избушка на Алинанниеми и Алина, сгорбленная, старая.
Мирья прочитала начало письма и снова взяла фотографию. Теперь женщина на снимке уже не казалась ей надменной. А этот дворец, оказывается, не ее, а просто дом отдыха на берегу Черного моря. Она там отдыхает.
Письмо написано по-фински, правда с некоторыми непривычными оборотами, но Мирья этого не замечала.
...Отца уже нет. А мама жива, хотя Мирья считала ее умершей почти семнадцать лет назад. Да она и была тогда на волосок от смерти. Ее подобрали без сознания, много месяцев она лежала в госпитале.
На фотографии — женщина, много испытавшая и вынесшая... Она никогда не плакала, а вот теперь плачет... И руки ее дрожат... Мирья видела это по письму.
— Мама!..
Мирья дочитала письмо до середины, и только здесь то, что она вначале сознавала рассудком, дошло до сердца. Мама, ее настоящая, родившая ее мать,— жива!
Это глаза ее матери. Ее волосы... Ее лицо! Такой, именно такой Мирья ее и представляла.
У девушки вырвался сдавленный крик, а глаза сияли.
Мирья была одна в отделении общества. Она металась из комнаты в комнату, подбежала к зеркалу, посмеялась, увидев свое отражение, и опять кружилась в поисках хоть кого-нибудь, чтобы поделиться новостью. По характеру она все-таки оставалась карелкой — темпераментной и непосредственной, не умеющей скрывать свои чувства. Схватив с вешалки пальто, она заперла дверь и чуть ли не кубарем скатилась по лестнице на улицу.
Крупные белые хлопья тихо кружились в воздухе, словно подыскивая место, где можно было бы лежать нетронутыми. Но разве найти им такой укромный уголок на городском тротуаре и на улицах, по которым сновали люди и неслись машины. И никому не приходило в голову, что они топчут красоту, которую способна создать только природа.
Мирье было обидно, что она не могла поделиться новостью с Нийло. Он целыми днями носился по городу в поисках работы и ночевал где-то у знакомого. Телефона у него не было, да и адреса Мирья тоже толком не знала. Мирья была уверена, что Нийло тоже обрадуется, узнав ее новость.
Она решила зайти на стройку. К тому же туда было и поручение. Знакомые ей строители работали на другом месте— на берегу озера высилось огромное здание нового магазина и ресторана.
Кряжистый рабочий настилал пол. По-видимому, он был мастером по этой части, потому что на всех стройках Мирья заставала его за одной и той же работой. И неизменно он приветствовал девушку словами:
— Ну, что хорошего Мирья нам сегодня скажет?
— А я получила письмо из Советского Союза. Моя мама жива и зовет меня к себе. Вот.
— Да что ты!
Кряжистый рабочий взял письмо, чтобы своими глазами удостовериться в таком чуде.
— Надо будет потом прочитать.
Потом? Только теперь Мирья сообразила, что никто не может читать такое длинное письмо в рабочее время, пусть даже в нем новости будут и того важнее. И она сказала:
— Папа, мой папа — карел, погиб на войне.
— Да... Война, она...— вздохнул кто-то.
— А мама жива. Она—прораб-строитель.— Мирья взяла письмо и, бережно сложив его, спрятала.— Вот ее фотография.
— Значит, она как Иокивирта у нас? — спросил рябой рабочий, который как-то сказал, что сидел с отцом в одной камере.
Это сравнение показалось девушке даже оскорбительным. А рабочий удивлялся:
— Гляди-ка ты, в Советском Союзе женщины такие посты занимают...
Вдруг появился Иокивирта. При виде Мирьи его пухлое лицо начало наливаться кровью.
— Нейти 1 опять сюда занесло? Здесь не общество «Финляндия — СССР», здесь люди заняты делом!
Он сердито направился к Мирье, но перед ним вырос огромного роста рабочий и, заслонив своими саженными плечами хрупкую девушку, необыкновенно спокойно сказал:
— Смотри, прораб, не споткнись. Пол-то здесь недоделан.
— Да, тут недолго споткнуться,— подтвердил рябой рабочий, тоже оказавшийся перед инженером.
— Тут надо ходить поосторожнее,— посоветовал еще кто-то.
Мирья тихо сообщила широкоплечему рабочему, когда будет собрание общества. Потом он проводил ее до дверей и стал опять как ни в чем не бывало подгонять доску. Кто- то учтиво объяснял инженеру:
— Этой девчонке пришло письмо из Советского Союза. Мать, оказывается, жива. Наверно, уедет она теперь от нас.
— Скатертью дорога,— сердито буркнул прораб.— Одной красной меньше...
Вернувшись в отделение, Мирья еще не могла приняться за работу. Она снова стала перечитывать письмо. Читала и всхлипывала, а глаза блестели.
Широко распахнулась дверь, и в комнату ввалился Танттунен, весь в снегу. Вошел, но тут же вышел и долго чистил пальто у входа. Едва он успел повесить пальто, как пришел коммерции советник, фамилию которого так и не запомнила. И появился он совсем некстати — Мирья уже приготовилась показать Танттунену письмо. А теперь сиди жди.
Коммерции советник учтиво поздоровался, неторопливо снял пальто и изложил свою просьбу: он хотел бы купить или взять на время какой-нибудь словарь — финско-русский, шведско-русский или, на худой конец, немецко-русский. Кроме того, он просил какой-либо самоучитель русского языка. Танттунен пригласил гостя сесть и открыл книжный шкаф:
— Что-нибудь найдется, но маловато... Дома у меня побольше таких книг.— Танттунен подал гостю стопку книг, говоря: — Есть у нас и кружок русского языка, но господину коммерции советнику, наверно, неудобно...
— Да, кружок — не совсем то... Годы уже не те,— ответил коммерции советник.— Вот если бы вы могли порекомендовать частного учителя.
— Хорошо. Подумаем.
Коммерции советник не спеша листал книги. Танттунен взглянул на Мирью и вдруг подошел к ней, озабоченно спросил:
— Что с тобой, Мирья?
Мирья молча протянула ему письмо и карточку. Танттунен начал читать, впившись глазами в письмо. Читал долго. Коммерции советник успел подобрать себе книги и ждал.
— Ну и дела! — воскликнул Танттунен, возвращая письмо. Потом он вспомнил о госте: — Ах, простите! Это необыкновенное письмо.
— Да? — не столько удивленно, сколько из вежливости спросил коммерции советник.
Танттунен объяснил:
— Видите ли, эту нейти Матикайнен маленькой девочкой привезли из Восточной Карелии. А теперь, оказывается, ее мать жива. Прошло почти семнадцать лет...
— Неужели? Чего только не бывает! — с неподдельным удивлением воскликнул гость.
— И мать зовет дочку к себе.
— Да, да, конечно. Это естественно.— Подумав, коммерции советник сказал: — А нейти, наверно, будет трудно там.
— Почему? — спросила Мирья.
— Или, может, вы знаете русский?
— Там, в Восточной Карелии, говорят и по-фински,— пояснил Танттунен.— Мать-то написала письмо на финском.
— Нет,— не соглашался коммерции советник,— в Советском Союзе надо знать русский, если нейти думает учиться. А там есть где и на кого учиться, особенно в таком возрасте, как нейти. Во всяком случае, я рад за вас, нейти. Поздравляю.
Когда гость ушел, Танттунен долго ходил по комнате, повторяя:
— Хорошо, очень хорошо.— Потом остановился перед Мирьей и спросил: — А ты сама что думаешь, ехать или... Нет, сейчас ничего не отвечай. У тебя решения возникают иногда слишком быстро, но теперь нужно все обдумать.— Глядя в окно, он добавил: — Как бы ты там ни решила, но Матикайненов ты не должна никогда забывать...
— Что ты! — девушка растерянно посмотрела на секретаря.— А я еще ничего и не решила.
На улице тихо падали снежинки. Танттунен следил за ними.
— Ты, Мирья, связана с нашим народом. Каждый должен быть связан с каким-нибудь народом... Даже короли. Народы носят своих королей на руках, иных до самого конца—до эшафота. А нам надо крепко стоять на ногах и не давать ослабнуть нашим рукам.
Танттунен был Танттунен.
Мирье стало обидно, что как-то очень равнодушно отнесся к ее новости. А что касается приглашения матери приехать к ней, так об этом она еще не думала и не могла сейчас думать. Оставить Алину, отца, Нийло? Оставить Алинанниеми? Пусть мыс опять стал Каллиониеми, но он по-прежнему дорог Мирье! А потом она спросила как бы мимоходом:
— Значит, по-твоему, мне не следует уезжать? Но надо же мне повидать маму.— Мирья держала в руке фотокарточку.— И Карелию. Представь себя на моем месте.
— Ага, на твоем месте! Если бы я мог с тобой поменяться возрастом. Подожди, а если...— Секретарь задумался.— Если бы я был в твоих годах и получил бы такое письмо? Как-то ты спрашивала, что нужно иметь в Советском Союзе, чтобы учиться? Голову на плечах и желание — и больше ничего. Я, пожалуй, этак лет на пять-шесть махнул бы туда учиться! Вот это — идея!
Глаза Мирьи раскрылись от удивления. Над этим стоит подумать! Не слишком ли много на один раз пищи для размышлений? Танттунен посоветовал:
— Но ты не спеши, обдумай все хорошенько, а потом решай. И сперва спроси у Матикайнена, что он думает.
Зазвонил телефон. Мирья схватила трубку:
— Нийло? Иди сюда! Немедленно.
Не прошло и двух минут, как запыхавшийся Нийло влетел в комнату.
— Ну что? У тебя хорошие новости?
— Да, хорошие. Снимай пальто, садись, читай.
Пока Нийло читал письмо, Мирья и Танттунен не спускали с него глаз. Сначала он выглядел недоумевающим, потом растерянным, потом, взглянув в конец письма, вздрогнул, побледнел и стал читать письмо с начала. Потом долго разглядывал карточку. Он вернул письмо, к удивлению Мирьи, ничуть не обрадованный. Он сидел белый как полотно, и губы его дрожали.
— Что скажешь?
— Ты поедешь... туда? — наконец выдавил парень.
— Давай пока не будем говорить об этом.— Мирья выглядела обиженной.— Неужели ты только это и скажешь?
— Конечно, все это хорошо,— бормотал юноша.— Но нельзя так вдруг... Все это так неожиданно.
Чтобы отвлечь парня, Танттунен вмешался в разговор:
— Послушай, молодой человек. А ты много читал или слышал о той стране, о Советском Союзе то есть?
— Это великая держава,— ответил Нийло.
— Ну что ж, для начала неплохо,— улыбнулся Танттунен.— Да, это великая страна. Кроме того, это — наш сосед. А о соседе обычно знают больше.
— Там советская власть,— уточнил парень.
— Ага, советская, говоришь? А что это значит?
— Это... Точно не могу сказать. Ну, что-то вроде этого...
— Так, так, конечно, вроде этого.— Танттунен осуждающе посмотрел на Мирью. Это был уже упрек сотруднице общества «Финляндия — СССР».
Девушка покраснела и стала как бы оправдываться:
— Да пет. Нийло-то знает... Мы в кино бывали, на лекциях...
— Да, да, конечно,— протянул Танттунен.— У тебя есть что-нибудь неотложное? Нет? Ну, можешь поехать к Матикайненам. Посоветуйтесь обо всем. Приедешь, когда найдешь нужным...
На улице Нийло немного пришел в себя и заговорил:
— Там... все тебе чуждо, непривычно. Даже язык. Язык твоей матери тоже не совсем финский. И ты ее не помнишь. Твои родители — Матикайнены. И госпожа Халонен.
— Нийло, не говори мне ничего. Знаешь, поедем вместе. Сходишь домой, к своим. На восьмичасовом. Хорошо? Встретимся на остановке.
Мирья по-прежнему жила у госпожи Халонен и не собиралась никуда переезжать. Если только к Нийло. Но у Нийло дела не пошли дальше приобретения участка. Прежде чем строить дом, нужно было найти работу.
У госпожи Халонен сидел ее муж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37