Но безработных служащих в городе было и без него немало. Иногда ее спрашивали: кто звонит?
— Из отделения общества «Финляндия — СССР»,— говорила она как можно вежливее, но скоро перестала отвечать так, потому что после этих слов на другом конце нередко вешали трубку.
— Знакомая ищущего работу,— коротко стала говорить она. Иногда ее просили позвонить через несколько дней. Мирья записывала номера и звонила снова, но безуспешно.
Лучше всего, конечно, было бы обратиться к госпоже Халонен, у которой такие обширные связи и авторитет, но Мирье не хотелось этого. Госпожа и так много сделала для нее; кроме того, девушка стеснялась признаться ей, что так обеспокоена судьбой Нийло.
Настал день, когда советские туристы должны были проехать мимо их города. В отделении общества к встрече особо не готовились, поскольку туристы пробудут на их станции каких-нибудь десять минут. Сегодня Мирья позавидовала госпоже и господину Халоненам — они сопровождали двух туристов, приехавших ранее. Халонены уехали с ними в лес, где руководимая Арно акционерная компания вела заготовки. Оттуда они должны были приехать прямо на вокзал.
Мирья решила во что бы то ни стало повидать туристов и вручить им кое-какие подарки. Она купила деревянную статуэтку, изображающую старого финна, куклу в национальной одежде и кожаный бумажник, украшенный финским пейзажем.
День выдался горячий. Мирье поручили продать билеты на советский фильм «Судьба человека», который .должен был демонстрироваться в 6 часов.
В полдень приехал Нийло. Он постеснялся зайти к Мирье, и ей пришлось бежать в парк, где они договорились встретиться.
То ли оттого, что сегодня было так много дел, то ли оттого, что так ярко светило солнце, настроение у Мирьи было приподнятое, радостное. Светлые волосы ее развевались, когда она, перебежав улицу, влетела в парк. Именно такой Нийло хранил ее в своей памяти. Он обрадовался, увидев девушку, и по ее радостному лицу решил, что она принесла добрые вести.
— Хорошо, что ты приехал,— Мирья бросилась к нему.— Но мне сейчас ужасно некогда, Нийло, ужасно... Надо идти продавать билеты, вечером — советская картина, а потом надо мчаться на вокзал к туристам. А потом... потом я свободна весь вечер.
— А куда мне сейчас идти? — растерялся Нийло.
— Пойдем со мной продавать билеты, а затем в кино.
— А тебе обязательно нужно смотреть этот фильм? — спросил Нийло.— Продай билеты, и пусть другие наслаждаются. Там ведь одна политика и пропаганда.
— Слушай, давай не будем сейчас препираться,— серьезно сказала Мирья.— Я не могу не идти и хотела бы, чтобы и ты был вместе со мной. Иначе...
— Ну что ж, давай...— смутился Нийло.— Я только думал, что...
— Значит, договорились. А теперь — пошли.
Отделение общества «Финляндия — СССР» помещалось
в старом каменном здании. Войдя со двора через низкую дверь, Мирья и Нийло поднялись по крутым ступенькам узкой лестницы на второй этаж. Узкий темный коридор, двери — точно в купированном вагоне. На одной из них вывеска: «Отделение общества «Финляндия — СССР».
Нийло остался в коридоре. В ожидании Мирьи он разглядывал массивные стены здания: «Наверно, дом из самых старых в городе».
Отделение общества помещалось в двух комнатушках. Книги, подшивки газет, советские фотоальбомы, подарки гостей из Советского Союза — все это занимало так много места, что в две комнаты с трудом втиснулось три небольших стола.
Секретарь отделения Танттунен, уже немолодой, сухопарый и седой, продавал билеты. Покупателей было четверо, больше в комнату и не вошло бы.
— Пожалуй, лучше отнести билеты прямо на предприятия,— сказал Танттунен, обращаясь к Мирье.— Вот адреса
Адреса Мирье были знакомы. Она взяла пачку билетов и вышла.
— Так быстро? — удивился Нийло.
Но Мирья потянула его за рукав.
— Пойдем в город. За мной!
Сначала зашли в городской магистрат. Здесь Мирья была впервые. Оставив Нийло во дворе, она поднялась по широкой лестнице мимо важного швейцара. Побродив по гулким просторным коридорам, Мирья нашла нужную комнату. Высокая худощавая госпожа в роговых очках уставилась на вошедшую девушку.
— Что ж, попытаюсь продать,— сухо ответила госпожа,— раз ваши так просят. Конечно, десять билетов много, самое большее — пять. Надеюсь, вы понимаете, что люди
1 ГА
не очень охотно идут на такие фильмы, разве только из любопытства.
Вся робость слетела с Мирьи, и она решительно заявила:
— Дело ваше. Мы только не хотели оставлять магистрат без билетов. Значит, пять?
Госпожа заулыбалась.
— А вы, оказывается, не из робких... Давайте пятнадцать.
Мирья лукаво улыбнулась. Госпожа пояснила:
— У нас в магистрате больше пяти в самом деле не возьмут, но у меня есть знакомые...
Затем Мирья и Нийло поехали на вокзал. Среди живописного соснового бора поднимались окруженные строительными лесами стены нового здания, которые собирали из блоков при помощи крана. Наверху воздвигали стены, а внизу уже отделывали помещения изнутри.
По зданию гулял холодный влажный ветер. Лавируя между кучами кирпича и глины, Мирья и Нийло выбрались на светлую площадку. Здесь Мирья чуть было не сбила с ног светловолосого мужчину, в котором она узнала жильца того дома, где они жили с госпожой Халонен. По утрам, ровно в восемь, в любую погоду — и в дождь, и в зной — этот господин прогуливался по двору с огромной, свирепой на вид овчаркой. Мирья привыкла видеть его всегда в изящном костюме, важным и неторопливым. Сейчас на нем был чистый комбинезон.
— Каким ветром вас сюда занесло? — мужчина изучающе оглядел ее.
— Я продаю билеты на советский фильм «Судьба человека». Может быть, желаете?
— Нет, избавьте. Я сам знаю, на какой фильм мне идти, и не имею обыкновения покупать билеты с рук — на то есть касса.
Он повернулся с важным видом и пошел. Мирья показала ему вслед язык. Нийло рассмеялся: такого он не ожидал от нее.
На втором этаже в большой светлой комнате настилали пол. Мирья уже на пороге поздоровалась с рабочими и, стараясь не мешать, прошла к широкоплечему высокому мужчине, подгонявшему доски. Видимо, что-то было не так, потому что он снял доску и стал подбирать другую.
— А, Мирья! — произнес он вместо приветствия.
Рабочие не прервали своих дел, только приветливо заулыбались.
— Это и есть дочурка Матикайнена? — спросил незнакомый Мирье рабочий с рябым от оспы лицом.
— Она самая.
— Когда-то мы сидели в одной тюрьме. С Матикайненом, конечно. Ну, как он поживает?
— Хорошо.— Мирья с любопытством рассматривала рябого рабочего. Отец много рассказывал о тех, с кем он сидел в тюрьме. И Мирья знала их всех по фамилиям. Интересно, кто же этот рабочий? Мирья видела только старого коммуниста Нуутинена, который часто заходил к отцу.
— Ишь какой красавицей стала! Молодец!—говорил рабочий, нажимая на рубанок.
— Ну, что хорошего скажешь, Мирья? — спросил широкоплечий рабочий.
— Вот принесла билеты в кино. Начало в шесть... «Судьба человека».
— Это по рассказу Шолохова, что ли?
— Да, по Шолохову.
— Ну тогда пойдем. Сколько билетов принесла?
— Берите хоть тридцать.
— Мы пойдем туда все. Оставь штук семьдесят.
Мирья растерялась.
— Как же быть? Надо же и другим...
— Не один день будут фильм крутить. Ты не жадничай, слышишь?
Мирья оставила семьдесят билетов и решила сразу же позвонить Танттунену.
К четырем часам билеты были проданы. Только теперь она почувствовала усталость. С Нийло пот бежал ручьями.
Мирья на минутку забежала в отделение общества и быстро вернулась.
— Билетов больше нет,— огорченно сообщила она Нийло.— Но для тебя удалось достать. А я пройду так.
На улице она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Мы проголодались и зайдем в ресторан. И не смей спорить со мной — платить буду я. Ты сегодня мой гость.
Зал, арендованный обществом «Финляндия — СССР» на этот вечер, вмещал человек двести. У входа собралось немало желающих попасть в кино. Поставили дополнительный ряд стульев, но все равно всех вместить не удалось.
Нийло был удивлен. Ему не раз твердили, что на советские фильмы никто не ходит, что это сплошная пропаганда. Поведение господина, которому Мирья показала язык, выглядело естественным, но рабочих, потребовавших такое
количество билетов, он уж не понимал. Ведь на другие фильмы билетов сколько угодно. И что их так тянет на советский фильм? Ну конечно же там будет праздничная демонстрация, лозунги, станки в цветах, главный герой держит речь перед большой аудиторией и, наконец, свадьба опять демонстрация. Такое представление о советских фильмах сложилось у него по рассказам других.
Свет погас. Но на экране был не парад и не праздничная демонстрация. Ранняя весна, голая равнина, два человека в ватниках и маленький мальчик. В зале стало тихо. Слышится только степенный разговор двух мужчин на непонятном языке и приглушенное стрекотание киноаппарата. За разговором можно было следить по финским титрам. Один из русских, человек с лицом, изборожденным глубокими морщинами и с усталыми глазами, в которых оставили свой след пережитые им страдания, рассказывал о своей судьбе.
В зале более двухсот человек, более двухсот людских судеб. У одних за плечами долгий и сложный жизненный путь, другие только в самом его начале, когда еще не считают километровых столбов и ноги не сбиты в кровь. Есть тут и люди, которые в бурном восемнадцатом году сражались с оружием в руках, а потом прошли через тюрьмы и лагеря. Они знали и победы, и поражения, знали, что такое работать в поте лица и что такое быть без работы. Были и такие, кто видел эти же события, развертывающиеся на экране в другом свете. На войну каждый из сидевших в зале уходил по-своему: большинство — неохотно, по принуждению, но находились и такие, кто надеялся поживиться на войне. А общим было кровавое отступление желание поскорее покончить с войной. Кое-кто знал о минувшей войне только то, что читал и слышал о ней. Разные люди и разные книги рассказывали по-разному.
Сейчас двести человек объединяло одно стремление — узнать, какой была война для той стороны и что это за народ, которого не могла сломить никакая сила. Многие из зрителей восхищались этим народом, сочувствовали ему. Некоторые пришли на фильм из любопытства, а были и такие, в которых могущество этого народа побуждало страх.
Затаив дыхание, Мирья жадно следила за тем, что происходило на экране. Это — ее народ! Народ, который вынес такие страдания, вот такими жертвами отстоял свою свободу и теперь занят мирным трудом. Она видела его только
на экране, читала о нем только в газетах, слушала о нем только по радио. Когда Андрей Соколов сказал чужому ребенку, что он — его отец, и мальчик вне себя от радости бросился на шею этому обросшему бородой человеку в телогрейке, Мирья не могла сдержать слез.
Сирота, у которого война отняла отца и мать... Судьба мальчика так похожа на ее судьбу. Ведь и ей было в годы войны столько же. Разница только в том, что между ней и родиной навсегда пролегла граница и что приемный отец ее — гражданин другого государства. Но Мирье он так же дорог, как Андрей Соколов этому мальчику.
Нийло громко засопел и полез за платком, Мирья уголком глаза взглянула на него: юноша был растроган, хотя и не хотел показывать этого. В конце фильма он наклонился к ней и с деланным спокойствием спросил:
— Этот Соколов безработный, что ли? Почему он скитается?
— Как так безработный? — удивилась Мирья.— Разве ты не видел, как много у них разрушено и сколько надо строить. Он только без дома и без семьи...
Зажегся свет. Люди остались на местах, словно ожидая продолжения, потом стали не спеша вставать и продвигаться к выходу.
Картина взволновала Мирью, но она не забыла и о другом— до прихода поезда оставалось всего пять минут. До вокзала она доберется в лучшем случае за десять минут.
Нийло думал о своем:
— Да, немало досталось и этому народу.
Выбравшись на улицу, Мирья беспомощно развела руками: такси, как назло, не оказалось поблизости. Тогда она, не тратя времени, побежала на вокзал. Нийло с трудом поспевал за ней.
Они пробежали несколько кварталов. Перед самым вокзалом позади вдруг засигналила машина. Лимузин госпожи Халонен притормозил у тротуара. Мирья обрадовалась, привычно рванула заднюю дверцу и, вскочив в машину, чуть было не села на колени полной женщины. Рядом с женщиной сидел незнакомый черноволосый мужчина. Мирья сразу же сообразила, что это и были советские туристы, первые советские люди, которых ей довелось увидеть.
Дверца захлопнулась, и машина поехала. Госпожа Халонен по-фински сказала гостье:
— Это — сотрудница общества Мирья Матикайнен.
— Рада познакомиться,—ответила женщина тоже пофински и подвинулась, освобождая место.— Я Айно Андреевна Лампиева. А это Павел Иванович.
Мирья буквально пожирала гостей глазами. У женщины были темно-каштановые пышные волосы и круглое лицо, которому очень шла сердечная улыбка. Потом Мирья спохватилась: «А Нийло? Ну ничего. До вокзала рукой подать. Дойдет».
— Останьтесь с нами хотя бы на сутки,— умоляюще попросила Мирья.
Айно Андреевна показала на часы. До поезда оставались минуты. Другие советские туристы ждут их на перроне. Говоря это, Айно пристально глядела на Мирью.
— Что вы так... смотрите на меня? — растерялась Мирья.
— Ваше лицо мне удивительно знакомо,— ответила Айно.
— Вряд ли вы когда-нибудь встречались, уж поверьте мне,— усмехнулась Импи Халонен.— Вот и приехали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После очередного столкновения между Еленой Петровной и Вороновым установились чисто деловые отношения. Правда, Воронов стал чаще, чем раньше, советоваться о делах с прорабом, но она почувствовала даже в этом особую подчеркнутость: вот, мол, смотри, какой я стал коллегиальный! Она высказывала соображения деловито, как и должен отвечать прораб начальнику.
В Петрозаводске они остановились в гостинице, «Северная».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37